Корабль ночи - Роберт МакКаммон

– Схватив констебля за руку, он начал куда-то тянуть его.

– Что с вами? – спросил Кип. – Что случилось?

– У меня дома… – выдавил Кейл, который никак не мог отдышаться. – О Господи… у меня дома…

У Кипа закаменела спина.

– Садитесь в машину. – Он помог Кейлу забраться в джип.

– Мы… с мистером Лэнгстри только что вернулись… из Стил-Кэй… а у меня дома… я не смог войти… не знаю… не знаю-у… – проскулил Кейл.

Кип свернул на дорогу, которая вела к дому Кейла. Он остановил джип у гаревых ступенек крыльца, и Кейл с трудом выбрался из машины.

– Пойдемте, Кип! – едва слышно прошептал он. – Прошу вас!

Кип уставился на дом. Входная дверь была сорвана с петель и лежала на перилах крыльца. Весь двор усеивали осколки стекла из разбитых окон. За останками оконных рам еще висели цветастые занавески, располосованные в бахрому. Кейл вцепился ему в руку.

– Прошу вас…

Едва Кип переступил порог дома, он почувствовал резкий запах крови, к которому примешивался другой, такой же неприятный. Смрад гниющей плоти.

Кейл протиснулся мимо Кипа в коридор, сделал несколько шагов вглубь и застыл как изваяние в дверном проеме. «Нора!» – вдруг вскрикнул он дрожащим голосом. Но не шелохнулся, даже когда Кип положил руку ему на плечо.

– Там, – выговорил Кейл, тыча пальцем.

Кип посмотрел, куда он показывает, – и окаменел от ужаса.

На полу среди обломков дерева и осколков стекла лежало то, что когда-то было человеком.

Поблескивали переломанные кости. От головы мало что осталось, глаза были вырваны, нос тоже, и только странно белели ровные зубы. На груди, руках и ногах виднелись бесчисленные серповидные раны – там мясо сдирали до кости, целыми ломтями. «Укусы, – вдруг подумал Кип. – Крысиные укусы». От горла не осталось ничего; плоть была содрана до позвонков, сосуды безжалостно порваны. Тело лежало в загустевшей винно-красной липкой луже. Кейл поперхнулся и, спотыкаясь, кинулся к двери, но не смог побороть рвоту. Кипу пришлось напрячь все силы, чтобы совладать с волной тошноты, стремительно подкатившей к горлу, но голова у него кружилась и на ногах он держался нетвердо.

Когда дурнота прошла, он заставил себя войти в спальню. Окно было выбито, в углу валялась заскорузлая от крови простыня, матрац тоже был забрызган кровью. Кип собрался с духом, нагнулся, пошарил у покойника в заднем кармане и обнаружил бумажник. Он раскрыл его и поискал что-нибудь, что удостоверяло бы личность убитого.

Джонни Мейджорс. Господи Иисусе!

– Где моя жена? – спросил Кейл, утирая губы. Глаза у него припухли, веки отяжелели. – Где она?

– Н-не знаю… – ответил Кип и удивился тому, как глухо звучит его голос. Возле головы мертвеца лежала кисть руки, то ли отгрызенная, то ли отломанная от запястья. Кости в месте перелома были обсосаны дочиста.

– КТО ЭТО СДЕЛАЛ? – внезапно взвизгнул Кейл и попятился от Кипа, цепляясь руками за стену коридора.

Кип нагнулся к полу, отгоняя мух, круживших над телом. В лужах ясно отпечатались следы башмаков. Констебль подавил внезапно зародившуюся паническую дрожь. Закрыв труп простыней и изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, он торопливо вышел из дома и оперся на капот джипа. На крыльце показался Кейл – остекленелые глаза, потерянный взгляд.

– Где Нора? – едва слышным хриплым голосом спросил Кейл. – Что с ней стало?

Но Кип не слышал. Он неподвижно смотрел на джунгли, плохо понимая, что перед ним. Наконец в голове у него прояснилось, и он сообразил, что в зеленой стене зарослей пробит коридор, уводящий от дома. Приблизившись, он увидел в еще сырой мягкой земле у границы джунглей след башмака. Потом еще три. Кейл снова выкрикнул рыдающим голосом: «Где моя жена?» – но его вопрос не достиг ушей констебля: тот уже шел по тропинке, недавно проторенной кем-то в перевитых лианами колючих кустах.

Через каждые несколько футов попадались капли крови, а впереди тропа сворачивала в гниющую мертвую рощу. Минут двадцать Кип шел по ней, сознавая, что, должно быть, рехнулся, раз отправился в путь один и без оружия, а потом, продравшись сквозь высокую заросль колючек, увидел, что вышел к большому, старому, медленно разрушающемуся плантаторскому дому – квадратному, массивному, под сводом переплетенных мертвых ветвей иссохших деревьев. Крыша дома давно провалилась, засыпав третий этаж, из пустых глазниц окон торчали черные балки. Балкон третьего этажа просел, опоры рухнули, по дряхлым, серым дощатым стенам расползлись вьющиеся растения.

Следы башмаков здесь обрывались.

Где-то вдалеке пронзительно крикнула птица – и умолкла. Кип огляделся, нашел сук, который при необходимости можно было использовать как дубинку, и пошел к бетонным ступенькам, поднимавшимся к массивному входу. Здесь он снова увидел засохшие капли крови; Кип остановился перед самой дверью и прислушался, но ничего не услышал. Он покрепче ухватил дубинку и пинком распахнул дверь. Она сорвалась с петель и с гулким грохотом рухнула на голый пол. Кип ступил в холодную сырость дома – и весь покрылся гусиной кожей, увидав лужи крови и кровавый след там, где по полу что-то протащили – что? Труп женщины? Он стоял в огромной комнате с высоким потолком, во все стороны расходились коридоры; широкая лестница со сломанными перилами поднималась на третий этаж и круто ныряла во тьму. В прорехи над головой Кип видел ветви деревьев.

Держа перед собой занесенную дубинку, он медленно двинулся по одному из коридоров, свободной рукой нащупывая дорогу. Он прошел несколько футов, и что-то мазнуло его по пальцам: ящерица, спешившая спастись в норе. Подавив крик, он отдернул руку, подождал, пока выровняется пульс, и тогда пошел дальше. Ящерица стремительно прошуршала по коридору. У себя под ногами Кип снова увидел капли и мазки крови, они вели в другую комнату. "Уходи отсюда, – сказал он себе. – Ты вернешься с оружием и подмогой, а сейчас уходи, уходи, пока не поздно!" Но тут он оказался в комнате и едва не задохнулся от невыносимой тухлой вони. Потолочные балки здесь обвалились и лежали на полу, а через выбитые квадратные окна высотой во всю стену в комнату вдвигались массивные колонны серого света.

В углу кто-то лежал навзничь.

Глаза у Кипа округлились, и, стискивая зубы из-за зловония, он медленно двинулся вперед.

Это был труп – но не Норы Кейл. Почти вся его плоть давно рассыпалась в прах; скелет облекали лохмотья военной формы – бурые, грязные, заплесневелые, точь-в-точь клочок ткани, зажатый в мертвых пальцах Турка, – а его простертые руки молили то ли о смерти, то ли о пощаде… или, возможно, и о том и о другом. Кип заглянул в пустые глазницы и почувствовал, как улетучивается его трезвая, долгие годы формировавшаяся решимость.