Нужно просто остаться в живых - Игорь Шелег

— О том, что я здесь, знают очень немногие. А это уже показатель того, что у нас непростые гости. Давай, ты больше не будешь нас позорить, а сделаешь все что надо.

— А если…

— Закрой рот, — от голоса Седого у меня мурашки пошли по спине. — Я вожусь с тобой только из‑за Совета и пытаюсь раскрыть тебе глаза, но если ты будешь их закрывать постоянно, я так и скажу: 'Не готов!' Делай, что говорят, живо!

В ту же секунду шторка была закрыта. А после этого под потолком загорелся слабый огонек. Седой снял капюшон. Это оказался старик. Лицо простое, без дефектов, шрамов и родинок на пол–лица. Полностью седой, настолько, что его седина сияла, наверно это и была его особенность. Еще выделялись глаза, они были живыми, одновременно с интересом и с холодностью смотрели на нас.

— Снимите капюшоны, не хочу разговаривать непонятно с кем, — мы подчинились, а что оставалось делать. — Ну и что вы хотите? — вдоволь насмотревшись, спросил он. — Я убийствами дворян не занимаюсь. Это ваша кухня, делайте друг с другом, что хотите.

Что? Откуда он знает? Или угадал? Если бы не Лекс, я бы точно попытался у него что‑нибудь спросить. Но нет, Лекс сидел, как ни в чем не бывало.

— Очень хорошо. Нам такое тоже не по нраву. Пусть благородных убивают благородные. Это не наше дело. Дело в том, что нам нужна информация, у нас кое‑что отняли, и мы хотим это вернуть, — Лекс молчал, Седой тоже. Выждав небольшую паузу, он провел рукой по столу, и там материализовался мешочек с золотом. Как он это сделал?! Я ничего не заметил! Хочу также! — Нас интересует некий Эйвери Губс — купец.

— Эйвери Губс — купец? Да, лучшей шутки я давно не слышал, — с ухмылкой сказал Седой.

— Не знаю, мы не в курсе всей информации о нем. Времени у нас немного. Поэтому мы решили прийти к тому, кто поможет нам во всем разобраться, — на столе появился еще один мешочек.

— Я надеюсь, там не медь? — с улыбкой сказал Седой.

— В одном даже не серебро, — с такой же улыбкой ответил Лекс. Это он что, у воришек столько накрал? Не верю! Невзначай опустил руку к телу, где должен был лежать мешочек с монетами. Там его не было. Ах, ты ж, Лекс. Мог бы и предупредить! Да за такие деньги и убить могут.

— Ваш друг против этого? — кивнул он на меня головой. Да, показали деньги и серьезное отношение, тон сразу поменялся.

— Нет, что вы. Он за. Просто я не поставил его в известность по этому поводу.

— Ха–ха, — засмеялся Седой. — Пожалуй, если вы мне обрисуете конкретней, я возьмусь за это дело.

— Не поймите неправильно, но нам всего лишь надо забрать обычную пару обуви. Ничего особенного в ней нет. Это просто память о доме и том, что от него осталось. И вы что, лично пойдете с нами? — с недоумением спросил Лекс.

— Ага, буду я своими старыми костьми греметь по городу ради Глиста, — с презрением ответил тот. — Что конкретно надо. Он платит мне за свою работу, это хороший специалист по сбыту краденого, — наконец‑то этот вопрос ко мне, Лекс не знал, что мне нужно, поэтому настал мой черед.

— Кожаная обувь, черная, твердая. Подошва твердая и немного гибкая, примерно вот такая, если перевернуть, будут по центру идти крестики, — показал я пальцами. Так, что еще? А, две части соединяются черной верёвкой, которая проходит в маленькие металлические кружочки. Такой здесь нет ни у кого, это я гарантирую. Одежду он продал мастеру Бонгу — портному.

— Бык! Зайди! — повысил Седой голос.

— Да, я тут, — с вольготностью сказал тот. По появившемуся напряжению я понял, что кого‑то точно поменяют.

— Сейчас найдешь Глиста и узнаешь у него кое–какую информацию. Расскажи ему то же самое, что и мне, — а что я? Мне не трудно, повторил.

— А если у него этого нет? — все также вальяжно продолжил Бык. Ба! Да он пьяный, когда только успел, мы тут недолго сидим.

— Будет отпираться, надави, а если и потом не признается, сюда его. И еды сюда поднесите, мы с гостями откушаем.

— Ага, сча сделаем, — и ушел, у Седого хороший самоконтроль. Жажду убийства видно только по глазам.

Трактирщик принес еды. Запеченную курицу и еще кувшин вина. Когда он ушел и задвинул шторку, Седой достал какой‑то камешек на верёвочке и поводил им над едой. Кинув на меня взгляд, усмехнулся:

— Доверяй, но проверяй. Бездна, как же точно ты выразился. Хе–хе, — наверно проверял еду на яды, другого варианта у меня нет, но то, что такие амулеты или что это там такое, есть — для меня большой сюрприз. Все больше понимаю, что я ничего про здешние не только порядки, но и про вещи первой необходимости ничего не понимаю. Мне бы самому такая штука пригодилась. На всякий случай. И не в виде кулона, а в виде перстня на палец.

— Присоединитесь? — Седой был сейчас радушным хозяином в полном понимании этого слова. Вежливая улыбка, глаза прищурил, морщины делали из него обычного доброго дедка. Прекрасная актёрская игра. Встретив такого на улице, ни за что бы про него не подумал. А может это все и была игра? Непонятно.

— Нет, спасибо. Мы не голодны.

— Ну, ваше право, молодые люди. Ждать нам все равно придется, а так хотя бы чуток времени скоротаете, — Седой пользовался столовыми приборами как профессионал. Движения были непринужденны, точны. Смотреть в открытую, как кто‑то ест, было некрасиво, да и я не любил, когда над моей душой стояли. Поэтому расфокусировал взгляд и смотрел на штору. Седой уже поел, и даже трактирщик забрал тарелки, а мы все сидели. В душу по чуть–чуть вкрадывалось сомнение. Что все это игра дедка, который получил деньги, и теперь Бык готовит силы, чтобы нас безболезненно зарезать. Или то, что сейчас опять же придет Бык, скажет, что мы ошиблись, его человек ничего не знает и не пошли бы мы в баню. И такие варианты прокручивались все быстрее и быстрее. Да, я нервничал, и в душе потихоньку нарастал страх.

Ожидание прервалось. Громко ударилась дверь, в зале вдруг кто‑то застонал, послышался где‑то смешок, где‑то просто перешептывания, маты, звук отодвигаемых стульев, удар и еще один стон, на этот раз у самой ширмы. Ее отодвинули, и перед нами предстало довольное лицо Быка, рукой за волосы он держал какого‑то мужика. Описанию он не поддавался, потому как лицо напоминало один сплошной синяк, распухло до невозможности. Короткие усы слиплись от крови. Не знаю, как он догадался, что здесь Седой, но сразу начал:

— Седой, пощади! Я исправно плачу, я ничего себе лишнего не забираю. Я ему все рассказал! Седой! Прошу! — голос у него дрожал и прерывался. Я не уверен, но, как мне кажется, только из‑за прошедшей битвы, когда эмоции не играли никакой роли, и потом, когда я перевязывал раненых, только эти события не дали мне скривиться. Нет. Не от презрения к этому человеку. А от того, что в таких ситуациях я никогда не бывал, и нахождение в такой компании вызывало холодок и презрение к себе.