Ты задолжал мне любовь (СИ) - Эмилия Иванова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Посмотрев на Татьяну, я улыбнулась, вот только в улыбке этой сквозила боль:
— Ты только что сказала, что я ненавижу тебя, но, в тот момент, когда четыре года назад я обо всем узнала, я сделала свой выбор. И этот выбор заключался в том, чтобы покинуть всех. Разум то и делал, что твердил мне, что я не могу ненавидеть тебя, так как ты — моя мать, человек, чья кровь течет во мне.
В этот момент Сорокина замолчала. Видимо, потому что все слова казались до ужаса тяжелыми. Женщина побледнела, полусогнулась к полу, а слезы ее начали стекать на напольную плитку. Голос слышался таким легким, но в то же время необычайно громким. Я же просто повернулась и вышла из кухни. Да, внутри по-прежнему чувствовалась душераздирающая боль, но я могла терпеть.
Все-таки человеческая жизнь очень длинна. Мы все, проходя свой путь, зализываем раны, когда нам больно, а когда они заживляются, то мы опять начинаем идти по тому же кругу.
Во двор к этому времени уже вернулись Руслан с Германом, что выходили на прогулку. Увидев мой нездоровый цвет лица, Руслан подошел и притянул меня, голос мужчины казался очень нежным:
— Что такое? Что-то болит?
Я в ответ покачала головой, после чего, подняв голову к нему, улыбнулась, глаза же были пропитаны влагой. Да и какая разница, если что-то болит, ребенка больше нет, однако потом ведь можно будет родить его опять, не так ли?
Увидев слезы в уголках моих глаз, его лицо потяжелело. Притянув меня в свои объятия, его голос был низким:
— Что случилось?
Я покачала головой. Я так страдала от боли в сердце, что не хотела ни о чем говорить
Герман Леонидович, который еще не видел Татьяну, стоял рядом. Хотя мужчина и выглядел обеспокоенным, он все равно ничего не сказал и пошел в гостиную искать женщину.
Минут через десять он помог ей выйти. Все ее лицо, казалось, было цвета мела, а на лбу выступила испарина.
Вероника вдруг произнесла:
— Что такое? Ты так бледна и вспотела, быстро в больницу надо ехать.
Татьяна же, закачав головой, отмахнулась:
— Нет-нет, не нужно, я в порядке. Слегка разболелся живот, через некоторое время пройдет.
Алешин, беспокоившись, посмотрел на нее и произнес:
— Давай лучше все-таки съездим в больницу.
— Не нужно! — сжала она мужчину, а в голосе сквозила боль: — Через некоторое время будет лучше. Сегодня мы все вместе будем встречать Новый год.
Герман Леонидович нахмурился, а по всему его лицу читалась тревога.
Посмотрев на мать, я на долю секунды погрузилась в тишину, а после проговорила: — Поехали в больницу. Если вдруг это аппендицит, то тогда будет беда.
Герман, посмотрев на меня, недолго думая, поднял Татьяну и вышел из виллы, Вероника тоже последовала к выходу.
Глядя на их встревоженные силуэты, я невольным образом сжала руки, а потом ощутила, как пара больших рук обхватила меня. Подняв глаза, я увидела на себе взгляд Руслана. Взгляд смоляных глаз мужчина казался тяжелым и сдержанным, а голос глубоким:
— Не волнуйся. Больница недалеко.
Я кивнула головой, но на сердце все равно теплилась какая-то неспокойность. И по итогу я последовала за всеми на выход.
Будучи в больнице, доктор определил, что у Сорокиной оказался аппендицит и ей в срочном порядке нужна операция, поэтому Вероника вернулась на виллу, чтобы присмотреть за Любашей. Остальные же остались караулить.
В коридоре больницы повсюду сновал холодный, пронизывающий до глубины души, ветер. Надолго уставившись в какую-то одну точку, в глазах появилась боль, из-за чего я, вздохнув, перевела взгляд. «Отделение экстренной помощи» — как же резали глаза эти слова.
— Не волнуйся, все будет в порядке! — голос Демидова был мягким. Даже несколько спокойным.
Кивнув, я прислонилась к мужской груди. Будучи окоченевшей от холода, он всячески пытался отдать мне свое тепло.
«Бах!». Вдруг двери отделения экстренной помощи открылись, а главный хирург, сняв перчатки, вышел наружу.
Герман тут же бросился вперед и спросил:
— Доктор, как моя жена?
— Операция прошла успешно, можно будет выписываться после нескольких дней госпитализации, не переживайте, — договорив, мужчина ушел, так как у него была еще операция.
Я в свою очередь с облегчением выдохнула, и все мое напряжение вдруг ослабло.
Вскоре несколько медсестер вывезли Татьяну и довезли ее прямо до палаты. Алешин последовал за ними, а я же, оставшись стоять на месте, спустя время сказала:
— Все, пошли.
Увидев, что я направляюсь к лифту, Руслан спросил:
— Ты не зайдешь в палату?
Я покачала головой:
— Нет, не пойду. Люба же дома.
Руслан в свою очередь просто промолчал. Когда мы сели в машину, всю дорогу стояла гробовая тишина. Глядя в окно на мерцающие огни вечернего города, я невольно вздохнула. На улице уже стемнело.
Подумав об ужине, что я хотела передать Жанне, в тот момент начала опасаться, что, наверное, девушка уже давным-давно поела, поэтому, нащупав свой сотовый, я хотела позвонить ей, но почему-то телефон оказался выключен. Включив его, я набрала номер девушки, а та, приняв вызов, сразу же проговорила:
— Как Татьяна Валерьевна? Все в порядке?
Оцепенев, я невольно ответила:
— А ты как.
.. узнала?
Та сказала:
— Когда ты тогда положила трубку после разговора со мной, я перезвонила тебе, но твой телефон оказался выключенным, я начала переживать, что с тобой что-то могло случиться, поэтому позвонила тебе на домашний. Ответила Люба и сказала, что бабушка заболела, вот я и подумала, что это, должно быть, Татьяна Валерьевна. Вот так и узнала все.
Я кивнула и несколько виновато произнесла:
— Я ведь хотела завести тебе еду, но вдруг возникли дела, и я все на свете забыла… Ты ела?
Жанна угукнула:
— Ой, да ладно, у тебя там такое произошло, а ты еще думаешь о всяком. Я дома и у меня есть гувернантка, что
