Новый Михаил - Владимир Викторович Бабкин

Вот и все. Впереди долгий тысячекилометровый переход сквозь охваченную паникой и пожарами страну. Туда. На юг. В Палестину. На соединение с германскими частями.

Но для этого необходимо так или иначе переправиться на азиатский берег. Пока же единственная остающаяся в их распоряжении лазейка – двигаться вдоль европейского побережья Босфора на юго-запад, стремясь достичь Текирдага до входа туда русских, которые застряли на подступах к Мраморному морю. Если, конечно, его подчиненным не удастся раздобыть какую-то посудину, чтобы переправить на ней четыре грузовика. Или хотя бы людей.

И одному Богу известно, удастся ли им добраться благополучно. Грузовики слишком лакомая цель для бегущих от наступающей русской армии. И если от гражданских беженцев они отобьются, благо в колонне было три пулемета и полсотни единиц прочего огнестрельного оружия, то удастся ли им отбиться от толп османских дезертиров, которые прихватили свои винтовки с собой? А такими бандами полны все дороги.

К тому же не факт, что в Текирдаге им удастся раздобыть транспорт через Мраморное море.

Фон Кюльман уже не раз жалел, что не дал распоряжение покинуть посольство еще вчера. Но как он мог покинуть посольство, когда уничтожение секретных документов еще не было завершено? Тем более что русские вдруг споткнулись об османские укрепления, давая таким образом сотрудникам посольства время завершить начатое. И что бы он тогда сказал в Берлине? Впрочем, до Фатерлянда еще нужно добраться.

Город во многих местах горел. Временами попадались руины от русских бомб, но чаще всего пожары были следствием поджога. Явные мародеры сновали там и тут среди пожарищ, таща на себе какие-то тюки. Что они будут с ними делать, если русские уже совсем рядом? Где-то запрячут и постараются переждать оккупацию? Так вряд ли она скоро завершится.

Впрочем, есть такая порода людей, которая хорошо устроится при любой власти.

Улицы Константинополя бурлили. И если в предыдущие дни это бурление скорее напоминало хаотически кипящую воду, которая часто полнилась настоящими водоворотами из голов и рук, то теперь это скорее была бурная река, которая вся текла в одну сторону – на юго-запад, прочь из города.

– Герр посол! Мы не проедем!

Вся набережная перед Галатским мостом через бухту Золотой Рог была запружена людьми, которые так или иначе пытались попасть на мост. Однако его двадцатипятиметровая ширина не позволяла пропустить всех желающих, причем было очевидно, что толпа прибывает намного быстрее, чем могла пройти.

– Двигай вперед потихоньку.

Шофер с отчаянием бросил взгляд на посла и вновь посмотрел вперед, оценивая бесконечное море голов впереди.

Четыре грузовика медленно двинулись, и тут же кто-то угодил под колеса передней машины. Поднялись крики, десятки рук ухватились за дверцы и борта грузовиков. Кто-то из посольских не выдержал и дал предостерегающую очередь из пулемета в воздух.

И тут начался ад. Огромная масса людей колыхнулась испуганно и двинулась подальше от места стрельбы, давя упавших. Кто-то из толпы выстрелил в пулеметчика, и пуля размозжила тому голову. В кузове все тут же начали стрелять, причем кто куда, кто в небо, а кто туда, откуда прозвучал выстрел. Попадали убитые и раненые, но это лишь спровоцировало остальных, и на машины полезли со всех сторон, вырывая оружие, закалывая немцев ножами, обрушивая на их головы свои дубинки, камни и все, чем постарались вооружиться добрые жители в столь трудный час.

Последнее, что увидел фон Кюльман, был окровавленный приклад от германского карабина, который летел ему прямо в лицо…

Османская империя. Константинополь.

8 (21) августа 1917 года

Пропеллер мерно молотил воздух. Гидроплан слегка завалился на крыло, делая вираж.

– Глядите, вашброть, что у моста-то деется!

Лейтенант Вавилов взглянул туда, куда указывал унтер Лошкарев. У Галатского моста творилось светопреставление. Людское море бушевало вокруг каких-то четырех грузовиков.

Пилот развернул машину и пошел на снижение, желая понять, что же там происходит. Явно кого-то в грузовиках, что называется, разрывали на куски.

– Затейливо у них тут, вашброть!

Вавилов кивнул, продолжая снижение…

Османская империя. Константинополь.

У Галатского моста. 8 (21) августа 1917 года

Внезапный рокот с неба заставил десятки тысяч голов в испуге посмотреть в небо. Сверху на них падал русский аэроплан.

– Бомба! Сейчас сбросят бомбу!

И толпа побежала, толкаясь, падая, давя упавших, хрустя своими и чужими костями, давясь предсмертными хрипами и стонами раненых. Паника охватила не только набережную, но и тех, кто уже был на мосту. Толпа хлынула, кого-то просто сбрасывали с моста в воду, кого-то…

Османская империя. Константинополь.

8 (21) августа 1917 года

– Может, бомбу на них сбросим, а, вашброть?

Лейтенант усмехнулся.

– Не любишь ты их, Лошкарев.

Тот согласно кивнул.

– Не люблю, вашброть. Еще с Кавказского фронта. Повидал всякого от них, но ничего хорошего не видел. За что мне их любить-то? Звери они. Видел, как они с нашими поступают-то.

– Ладно, Лошкарев, отставить разговорчики! В полетном задании обозначено четко – казармы у султанского дворца. Вон они уже видны. Там и отбомбимся. А пока сбрасываем листовки.

Распахнулся люк, и тысячи бумажек полетели на головы беснующейся толпе. Одну из листовок потоком воздуха прилепило к лобовому стеклу, и на ней можно было прочитать короткую надпись, продублированную на всех языках Константинополя:

«Армянский стрелковый корпус входит в город.

Пришел час расплаты за резню армян.

Сегодня!»