ЖИЗНЕОПИСАНИЯ НАИБОЛЕЕ ЗНАМЕНИТЫХ ЖИВОПИСЦЕВ, ВАЯТЕЛЕЙ И ЗОДЧИХ - ДЖОРДЖО ВАЗАРИ

Один из его сыновей, по имени Помпео, находящийся ныне на службе у короля Филиппа Испанского, нисколько не уступает своему отцу в резьбе стальных штампов для медалей и в литье чудесных фигур, поэтому-то он при этом дворе и был соперником флорентинца Джовампаоло Поджини, который точно так же состоит на службе у этого короля и делает великолепнейшие медали. Однако Помпео, прослужив уже много лет, предполагает вернуться в Милан, дабы наслаждаться своим аврелианским домом и прочими плодами трудов своего отца в обществе любимых им талантливых людей.

Скажу теперь несколько слов о медалях и о стальных штампах, при помощи которых их чеканят. Можно, как мне кажется, с уверенностью утверждать, что в отношении качества изображаемых на них фигур современные нам изобретатели достигли всего того, что было в свое время сделано древними римлянами, которых мы превзошли как в литературе, так и в других областях. Это ясно видно (не говоря о многих других) по двенадцати оборотным сторонам, которые недавно были сделаны Пьетро Паоло Галеотти на медалях герцога Козимо, таковы: Пиза, только что вернувшаяся в свое прежнее состояние благодаря стараниям герцога, осушившего ее окрестные болота и обеспечившего ее другими крупными усовершенствованиями – водопровод, проведенный во Флоренцию из самых различных мест; нарядное и великолепное здание государственных учреждений, построенное им для общественной пользы; объединение флорентийского и сиенского государств; сооружение города и двух крепостей на острове Эльбе; колонна, вывезенная им из Рима и установленная во Флоренции на площади Санта Тринита; сохранение, завершение и расширение здания библиотеки Сан Лоренцо на пользу общества; учреждение рыцарского ордена св. Стефана; отказ государства от своей власти в пользу герцога; создание милиции или государственных отрядов; столь великолепное и царственное завершение дворца Питти с его садами, фонтанами и постройками. Говоря об этих оборотных сторонах медалей, я не упоминаю здесь ни о литерах, окружающих изображения, ни о пояснительных надписях, поскольку мне предстоит поговорить об этом в другом месте. Все эти двенадцать оборотов действительно очень хороши и выполнены с большим изяществом и старанием, какова, впрочем, и голова самого герцога, прекрасная во всех отношениях.

Равным образом с большим совершенством, как я уже говорил, выполняются в наши дни лепнина вообще и, в частности, стуковые медали. Так, за последнее время Марио Капокачча из Анконы сделал из цветного стука заключенные в коробочки поистине прекраснейшие портреты и головы, как, например, портрет папы Пия IV, который я недавно видел, и портрет кардинала Алессандрино. Видел я также подобного же рода великолепнейшие портреты работы сыновей перуджинского ювелира Полидоро.

Вернемся, однако, в Милан. Когда я год тому назад снова увидел произведения скульптора Гоббо, ничего из ряда вон выходящего я в них не усмотрел, за исключением разве расставленных вокруг собора мраморных статуй Адама и Евы, статуи Юдифи и статуи св. Елены, а также статуй покойных Лодовико, прозванного Моро, и его супруги Беатриче, которые предназначались для гробницы работы Джован Джакомо делла Порта, скульптора и архитектора Миланского собора, выполнившего в своей молодости много работ под руководством названного Гоббо. Вышеупомянутые же фигуры, предназначавшиеся для этой гробницы, отделаны весьма тщательно. Тот же Джован Джакомо сделал много хороших вещей в павийской Чертозе, в частности на гробнице «Доблестного графа» и на фасаде тамошней церкви.

Искусству от него научился его племянник Гульельмо, который в Милане в 1530 году делал весьма старательные копии с произведений Леонардо да Винчи, принесшие ему величайшую пользу. Действительно, когда он в 1531 году отправился в Геную вместе с Джован Джакомо, который был вызван в этот город для создания гробницы св. Иоанна Крестителя, он с превеликим рвением занялся рисованием под руководством Перино дель Ваги и, не бросая ради этого скульптуры, сделал один из шестнадцати пьедесталов в этой гробнице, после чего, когда увидели, насколько он хорошо с этим справился, ему были поручены и все остальные. Засим он высек двух мраморных ангелов, находящихся в сообществе св. Иоанна, а для епископа Сервега – два мраморных портрета и колоссальную фигуру Моисея, которая была установлена в церкви Сан Лоренцо. Далее, изваяв мраморную Цереру, которую поставили над дверью дома Ансальдо Гримане, он сделал в натуральную величину статую св. Екатерины над воротами Порта делла Каццуола и, наконец, мраморных трех граций с четырьмя амурами, которые были посланы во Фландрию главному оруженосцу при особе императора Карла V вместе с другой Церерой размером в натуральную величину.

Создав за шесть лет все эти произведения, Гульельмо в 1537 году отправился в Рим с письмом от своего дяди Джован Джакомо, который всячески его рекомендовал своему другу венецианскому живописцу брату Бастиано с просьбой, чтобы тот, в свою очередь, его рекомендовал Микеланджело Буонарроти, что он и сделал. Микеланджело же, увидав, что Гульельмо на работу зол и весьма усидчив, стал испытывать к нему привязанность и прежде всего заставил его реставрировать кое-какие античные скульптуры, хранившиеся в доме Фарнезе, и в этом Гульельмо показал себя так, что Микеланджело определил его на службу к папе, тем более что он и раньше мог о нем судить по гробнице, которую он сделал на улице Темных лавок для епископа Де Солис почти целиком из бронзы и со множеством фигур и барельефных историй, как то: фигуры главных и прочих добродетелей, исполненные им с большим изяществом, и кроме них – фигура самого епископа, которая впоследствии ушла в Испанию, в Саламанку.

Между тем, пока Гульельмо продолжал реставрировать статуи, хранящиеся ныне во дворце Фарнезе в лоджии, что перед верхней залой, в 1547 году скончался брат Бастиано венецианец, который, как уже говорилось, выполнял обязанности хранителя печати. И вот, при поддержке Микеланджело и других, Гульельмо добился от папы того, что получил названную должность хранителя печати с обязательством сделать гробницу этого папы Павла III, которая должна была быть установлена в соборе Св. Петра. При изготовлении модели он использовал, улучшив их рисунок, те истории и те фигуры богословских и главных добродетелей, которые им в свое время были сделаны для названного епископа Де Солис, поместив в четырех угловых пролетах четырех путтов и четыре щита для надписей и ко всему этому добавив бронзовую статую сего первосвященника, восседающего и с миром отпускающего всем грехи; высота же этой статуи равняется семнадцати пальмам. Однако, опасаясь, что металл из-за огромных размеров фигуры не остынет и что от этого сорвется все литье, он погрузил металл в нижний бак, с тем чтобы он напитывался влагой снизу вверх, и таким необычным способом добился великолепнейшего отлива, чистого, как воск, так что вышедшая из огня пленка уже не нуждалась в какой-либо дополнительной шлифовке, как это и видно на самой статуе. Статуя же эта установлена под первыми арками, несущими абсиду нового собора Св. Петра. К этой гробнице, которая, согласно его проекту, предполагалась отдельно стоящей, должны были быть приставлены четыре фигуры, выполненные им из мрамора, с прекрасной выдумкой по программе, предложенной ему Аннибале Каро по поручению папы и кардинала Фарнезе. Одна из этих статуй – обнаженная фигура Правосудия, лежащая на ковре и повязанная через плечо невидимым мечом, в одной руке у нее пучки прутьев консульского правосудия, а в другой – пылающий факел, лицо его молодое, волосы покрыты повязкой, нос с горбинкой и на вид весьма чуткий. Вторая – это Умеренность в облике матроны, на вид моложавой, с зеркалом и закрытой книгой в руках, а вся она частью обнажена и частью одета. Третья – Изобилие, молодая женщина, увенчанная колосьями, с рогом изобилия в одной руке и старинной меркой для зерна в другой, одежда же ее такова, что обнаженное тело через нее просвечивает. Четвертая и последняя статуя – Мир, матрона с младенцем, закрывшая глаза и держащая в руке кадуцей Меркурия. Равным образом сделал он предназначавшуюся для этой гробницы бронзовую же историю, которая, по программе названного Каро, изображала двух речных богов, олицетворяющих один из них – озеро, а другой реку, протекающую через владения Фарнезе. И помимо всего этого, там же предполагалось изобразить гору, усаженную лилиями и увенчанную радугой. Однако все это не нашло себе места в задуманном сооружении по причинам, изложенным нами в жизнеописании Микеланджело, и можно лишь предполагать, что подобно тому, как все эти части сами по себе очень хороши и выполнены с большим толком, точно таким же получилось бы и целое. И все же только на открытом воздухе, на площади, произведение это получит настоящее освещение и позволит иметь о нем правильное суждение.