Саламандра - Полевка

отказался от подобного. Достаточно того, что он, как взрослый человек, мучается со складками ткани, но требовать того же от подвижного ребенка — это казалось жестоким. Достаточно было и нарядной яркой туники.

Зато вместо тоги он нацепил на шею Ламилю толстую золотую цепочку с двумя перстнями, которые Ламиль в свое время отжал у Чаречаши. В этом мире дресскод допускал ношение перстней, как подвесок, а остальным людям стоило напомнить, что Ламиль не просто маленький мальчик, а жених соседнего повелителя. Ламиль недовольно скривился, ощутив на шее тяжесть золота, но легко смирился, когда увидел, как Лекс тоже застегивает на шее блестящие украшения.

Паланкин был застелен яркой тканью, и стоило Лексу с Ламилем на руках сесть на него, как носилки подхватили и, подняв на уровень плеч, вынесли со двора. На улице было много народу, люди приветствовали Сканда и Лекса. Сразу за воротами ждали монахи, и белые, и красные, а еще Лейшан. Тот вежливо поздоровался с Лексом, приподняв брови, показал, что заметил перстни Чаречаши на шее Ламиля, и занял место рядом со Скандом, сразу завязав разговор.

Народу на улице было уже полно. Люди были нарядно одеты и празднично украшены, все сразу замечали Сканда и носилки с Лексом. И сразу начинали здравицы Сканду-кормильцу! Лекс не сразу понял, о чем речь, а потом только что по лбу себя не хлопнул, ну да! От имени Сканда присылалась каша в термы, чтобы поддержать плебс во время голода, и потом, когда началась уборка, Тиро пару дней посылал казаны с кашей и лепешки. Вся еда была свежей и качественной, в отличие от другой еды, которую присылали аристократы. Там, похоже, к подобному отнеслись, как к возможности избавиться от подпорченных продуктов. Тиро пришел в последний раз и долго плевался, рассказывая, что именно присылали из других домов отцов-основателей империи.

На подходе к Колизею толпа стала плотнее, но зато задержка в пути позволила выслушать длинный текст глашатаев. Живые афишки рассказывали распорядок праздничных развлечений и места, где именно будут выставлены праздничные столы, не забывая перечислять, кто давал продукты на угощение и какие именно. Практически все городские гильдии накрывали столы на улицах и угощали народ. Каждая гильдия пыталась показать свое благополучие за счет того, насколько богатым будет угощение для плебса. Лекс только диву давался, насколько слаженно все глашатаи повторяли один и тот же текст. Как будто читали с листа и при этом делали одинаковые жесты, поднимая руки вверх или прижимая к груди и разводя в стороны. Хотя, возможно, именно эти движения срабатывали своеобразной мнемоникой для запоминания длинного и нудного текста.

Кроме этого, глашатаи рассказывали, что именно будет происходить сегодня на арене Колизея. Сегодня почтенной публике предлагалось присутствовать для начала на казни преступников. Афишки при этом с азартом начинали рассказывать о преступниках и их злодеяниях. Трагически прижимая руки к щекам и воздевая их к небу, как бы моля богов о правосудии за злодеяние. Потом рассказывали, какой именно казни будут подвергнуты злодеи.

После этого ожидались бои гладиаторов, и глашатаи опять с восторгом в голосе начинали вещать, от каких школ гладиаторов будут выставлены бойцы и в каком количестве. Здесь были свои «звезды», любимцы публики, или наоборот, «злодеи», которые тем не менее побеждали из боя в бой. У разных школ гладиаторов были свои фанаты, болеющие за тех или иных бойцов. Эти болельщики были неожиданно похожи на футбольных фанатов прежнего мира. Лекс слушал глашатаев и смотрел за народом, который торопился занять трибуны Колизея.

— Я уже могу перестать улыбаться? А то у меня лицо болит быть красивым, — пожаловался Ламиль.

Лекс посмотрел на недовольное личико ребенка. Ламиль скалил зубки, в его понимании это должно было изображать улыбку. Рыжик рассмеялся и прижал к себе малыша.

— Да, можешь уже перестать улыбаться, все уже увидели, какой ты милашка.

— Фу! Ламиль похлопал себя ладошками по щекам и очень серьёзно произнес, — это так тяжело — быть красивым! Я хочу тоже колечки на пальчики!

— Только не потеряй, — Лекс снял с себя самое маленькое по размеру колечко и надел на большой палец ребенка, — можешь попросить колечки у Лейшана, вон он, рядом со Скандом идет. Он друг твоего жениха Чаречаши, того, что тебе эти два подарил.

— У меня есть жених? — удивился малыш, — настоящий? Как у Козюля? И где он?

— Он в своей стране, но он приедет в гости и привезет тебе подарков, а пока тебе подарки будет делать Лейшан. Его специально для этого оставили.

В этот момент паланкин наконец добрался до входа в Колизей. В коридорах было холодно и пахло сыростью. По всей видимости, большое здание, открытое всем ветрам, во время штормов набрало влаги и холода, и теперь ему предстояло прогреваться и просыхать под палящим солнцем. Ламиль был в сандаликах, поэтому Лекс спокойно поставил его на пол и взял за руку, чтобы придержать на ступеньках. Сканд был в тоге, так же, как и Лекс, а вот Лейшан был в шароварах и небольшой жилетке-топике, которая, даже несмотря на то, что была расшита золотыми бляшками и цветным бисером, выглядела не игриво, как на Козюле, а наоборот, достаточно грозно. Она только подчеркивала сильное тренированное тело, с узлами мышц и с небольшой вязью шрамиков, которые сообщали всем вокруг, что человек силен и не боится крови, ни своей, ни, тем более, своих соперников.

Ламиль оценивающе рассматривал Лейшана, который шел впереди, рядом со Скандом, и, похоже, пытался придумать, что бы у него попросить. Охрана проверила, что Сканд с Лейшаном без оружия, и пропустила в императорскую ложу, едва взглянув на Лекса с ребенком. Рыжик только хмыкнул, почему все считали, что младшие не способны к нападению? Кирель стоял в глубине ложи рядом с Шарпом и с кем-то разговаривал, но, заметив движение, посмотрел на входящих, увидел, что это Сканд с Лексом, бросил разговор и, распахнув руки, сделал пару шагов к вновь прибывшим. Сканд явно растерялся. Кирель, такой недостижимый и холодный, ласково улыбается? Улыбается ему? Отважный генерал сбился с шага, не зная, что делать. Обнять Киреля? Или эти объятия не для него, а для Лекса?

Лекс понял замешательство мужа и подтолкнул вперед Ламиля, со словами, чтобы он шел к папе. Ламиль без сомнения бросился в объятия незнакомого человека с уверенностью любимого ребенка, который твердо знает, что его все любят и все будет хорошо. Кирель легко подхватил младшего сына и с интересом смотрел на малыша. Он увидел все: и сияющие глазки, и упитанные нежные