Пепел (СИ) - Сью Ники

К себе домой поднималась без особого желания, и опять не было никакого страха. Видимо, я переступила ту черту, когда границы любви и страха стерлись, заполняя сосуд внутри грудной клетки равнодушием.

Каково же было мое удивление, когда месть отца свершилась не так, как я ожидала: через закрытую дверь он сказал, что сегодня не готов видеть дочь дома. Я слышала мольбы матери, но буквально через минут пять голоса стихли.

Что ж… хотела ночевать не в квартире, Рита? Мечта сбылась.

Усевшись на ступеньки в подъезде, словно побитая собачонка, я облокотилась о стенку, опершись о нее макушкой. Скрестила руки на груди, подтянула к себе ноги и сжалась от прохлады подъезда.

Я не знала, что делать в сложившейся ситуации, не знала, к кому бежать и где искать утешения. Казалось, рядом присела тень одиночества, коснулась моего плеча и устало вздохнула. Из глаз снова покатились слезы. А одиночество продолжало шептать непонятные слова, напоминать, что в целом мире никому нет дела до глупой девушки Риты.

Надежда – это все-таки орудие убийства.

Интересно, Витя сейчас счастлив? Интересно, для чего мы встретились в выпускном классе? Смогу ли я объясниться с ним? Должна ли попробовать доказать свои искренние мотивы? Или… все это не имеет никакого смысла?

Уткнувшись в колени, я уже, наверное, раз четвертый за вечер разрыдалась. Давно мне не было настолько мучительно больно.

* * *

Не знаю, как уснула, а проснулась, потому что мать разбудила. Она тихонько провела меня в комнату и, уходя, затравленно глянула, качая головой. Плевать, мне было плевать на ее чувства. Я и без мамы покрывалась трещинами, теряя себя настоящую.

Утром дома был скандал, отцу не понравилось, что ему начали перечить. Мотя плакал за стенкой, мать искала аргументы. Не знаю уж, о чем они оба договорились, но меня больше не выставляли за дверь. Даже еду принесли в спальню, видимо, сжалились. Правда, аппетита не было, я смотрела с апатией на салат, хлеб и курицу.

Ужасные запахи. Ужасно серое небо. Ужасно печальные глаза.

А через час мать вернула мне телефон, якобы тайно вытащила у отца из ящика. Сказала, что у меня есть десять минут, потом надо бы обратно спрятать. Честно, я не ожидала от нее подобного, но отказываться не стала, конечно. Взяла сотовый, поблагодарила и подключила к зарядному устройству.

Как только экран загорелся, я увидела количество пропущенных тридцать первого декабря и многочисленные сообщения от Вити.

Он ждал! Он ждал меня!

Сердце свернулось в тугой комочек, я прикрыла ладонью рот, стараясь не разреветься то ли от счастья, то ли от горя. Поборов волну эмоций, поспешила скорей набрать номер Шестакова. Пусть и мучилась ревностью, пусть и практически потеряла надежду на нас.

Все бывает. Он поймет. Я объясню, и он поймет. Это же Витя. Мой Витя.

Когда пошли гудки, я не дышала. Когда они резко оборвались, я набрала снова. Ладошки сделались влажными, трубка едва не выскочила из рук на пол от волнения. Но вызов снова сбросили. Намеренно сбросили после второго гудка.

Он не хочет со мной говорить? Обиделся?

Третий раз набрать не получилось. Мать вернулась. Недолго думая, я написала смс: “Вить, прости, что не позвонила и не предупредила. Отец забрал у меня телефон и посадил под домашний арест до конца каникул. Мне очень жаль, пожалуйста, не обижайся”.

Затем с тяжелым грузом на душе отдала мобильный. Не хотелось подставлять мать, вроде как теперь она на моей стороне. Да и Витя прочитает сообщение и поймет. Наверняка поймет.

Мысленно я была готова ко всему, любым испытаниям. Однако в реальности получилось иначе: к реальности я была не готова.

Домашний арест пришлось отсидеть вплоть до окончания каникул. Утром первого учебного дня отец вернул телефон и строго заявил, что они с матерью заботятся обо мне, нужно не забывать об этом. В ответ я кивнула, развернулась и пошла в школу, утешая себя очередным «орудием убийства», которое до сих пор жило где-то на задворках разума.

Переступать порог учебного заведения было впервые страшно: идти по коридору, выискивать в лицах прохожих того самого, подбирать в голове правильные слова для будущего диалога, стараться держать спину ровной. Прошло десять долгих дней, прошла целая вечность без Вити. Я не просто скучала, я не жила без него, в груди словно образовалась рана, которая кровоточила сильней с каждым днем разлуки.

Засыпала, представляя тяжелый разговор, просыпалась с мыслями о нем. Ну и смаковала, конечно, сладкие воспоминания: его теплые губы, мятное дыхание и жадный поцелуй, от которого поджимались коленки. Я так мечтала оказаться в объятиях Вити, вновь стать той, кого он брал за руку, кому дарил улыбку.

Моя тоска походила на невыносимое состояние, как если бы рыба тянулась к воде, а человек к суше. Я тешила себя надеждами, обещала сделать все возможное, не сдаваться, хоть и препятствия виделись невероятными.

Тревожный маячок сигнализировал, конечно, когда ответа на свое сообщение я не получила и пропущенных больше не обнаружила.

Однако когда напротив кабинета заметила Шестакова в компании Раевского, Смирновой и ее подружки Миланы, под ногами будто земля обрушилась. Они мило общались, потом Миша что-то сказал, и ребята разразились смехом. Все, кроме Вити.

Он периодически опускал взгляд на телефон, лениво кликая по экрану. Я вздохнула, не понимая, чего вообще боюсь? Мы были искренними друг с другом, пусть и ситуация довольно неоднозначная. Но не оттолкнет же Шестаков, не дав и шанса на оправдание?

И Витя будто почувствовал, что я на него смотрю: он поднял голову, мельком мазнув по мне взглядом. Равнодушно. Словно Рита Романова – пустое место. Я растерянно стояла на месте, подобно глиняной статуе, не особо понимая, как быть дальше.

Наталья Егоровна проскочила мимо, открыла кабинет, ребята попрощались и нырнули в пустое помещение. Я еще немного постояла на месте, а потом набрала побольше воздуха в легкие и тоже двинулась в сторону класса. Аленка глянула на меня, оскалившись, резко отвернулась и, подхватив подругу под руку, направилась дальше по коридору.

Где-то под ложечкой засосало, неприятное предчувствие медленно подкрадывалось к горлу. Глупость какая-то. Непонятная и крайне необоснованная паника. Я отмахнулась от тревожного маячка и переступила порог класса, сжав лямки рюкзака.

– Шестаков, – раздался голос классного руководителя. – Ты забыл, где сидишь?

Сглотнув, я перевела взгляд к парте Раевского. Витя, в самом деле, уже расположился там. Что это значит?

– Нет, я сижу здесь. Если вам не нравится, можете вызвать отца или перевести меня в другой класс.

У меня все ухнуло от его реплики. Мы встретились глазами, всего на секунду, и вновь там ничего, кроме безразличия. Выходит, Витя решил возвести стену между нами. Забрать у меня тот единственный шанс, на который я рассчитывала, которым жила все эти дни в собственной тюрьме.

Надежда – это все-таки орудие убийства. Чем больше мы надеемся на лучший исход, тем больней падать.

Я отчетливо поняла это, стоя у входа в кабинет и чувствуя, как надежда вонзает в спину осколки, поражая сердце.

Глава 42 - Рита

Разлука с Витей мне далась тяжело: весь день просидела как на иголках, боясь шелохнуться. Ну и перешептывания бесконечные, конечно, все усугубляли. Нет, пока Шестаков сидел в классе, а теперь он оставался здесь исключительно на уроках, никто и слова не говорил. Зато стоило только Вите выйти в коридор, как начинался концерт по заявкам.

– Ой, вы гляньте, экзотика пришлась не по вкусу?

– Видимо, внутри оказалось еще хуже, чем снаружи.

– Да ладно вам, может, это Шест просто сжалился?

– Или поспорил, хотя оба варианта так себе.

Мне хотелось подняться и высказать им все, но душевные раны забрали силы. Какое высказать, если я едва сдерживала рыдания. А уж вернувшись домой, прильнула к подушке и разрыдалась. Было так невыносимо больно, словно в грудь вонзили осколок и крутили им по часовой стрелке, нажимая с каждой минутой сильней.