Завет воды - Вергезе Абрахам

— Всего две стены и не так уж много крыши, — хмыкает Руни.

— Лучше, чем в открытом поле, где нападают дикие собаки, — вступает Бхава, при каждом вдохе она издает свистящий звук. Ее гортань поражена инфильтратами проказы, догадывается Руни. — Люди не подпускают нас даже к своим хлевам.

— Ты же не прокаженный, — замечает Шанкар. — Зачем ты здесь?

— Колодец забит илом, — говорит Руни. — Сперва надо его очистить. Потом починим остальное, потихоньку. — Он обводит рукой запущенный участок, кучи кирпича, которые прежде были зданиями.

— Ты и кто еще? — интересуется Шанкар.

Руни указывает пальцем в мерцающее звездами небо.

На рассвете двое прокаженных желают Руни удачи и ковыляют прочь по утреннему холодку. Свисающие с их шей помятые жестянки, предназначенные для еды или монет, наполнены кофе, который сварил для них Руни.

Но через час, когда Руни вытаскивает из кучи мусора уцелевшие кирпичи, он видит, как они возвращаются.

— Мы решили, что тебе не помешает помощь, — объявляет Шанкар. Он со смехом показывает Руни свои руки: — Когда-то я был плотником.

На правой руке у него не хватает двух пальцев, а остальные скрючены. Мягкие ткани ладони атрофировались, от чего рука похожа на обезьянью. Пальцы левой руки сохранились, но указательный и средний торчат неподвижно в жесте папского благословления. Но он все равно подгребает с земли кирпич и прижимает к себе. Бхава, чьи руки выглядят лишь немногим лучше, следует его примеру. Эти двое, понимает Руни, ангелы, посланные ему на пути.

Так совершены небо и земля и все воинство их[120].

К вечеру Руни варит рис и чечевицу и слушает их рассказы. Шанкар был молодым отцом, когда заметил рубец у себя на лице, а в следующие месяцы появилось еще несколько. Руки у него стали неметь.

— Не мог удержать плотницкий карандаш. Брат жены прогнал меня. Вся деревня швыряла в меня камнями. А жена смотрела. — Чувства в голосе Шанкара не отражаются на лице, навеки застывшем в уродливой бугристой львиной маске.

Кожа на лице Бхавы постепенно уплотнялась, становилась неестественно гладкой, у нее выпали брови. Муж запер ее в доме.

— «От тебя даже собаки разбегаются», — сказал муж. Аах, это не мешало ему взбираться на меня по ночам. «В темноте ты по-прежнему хорошенькая», — говорил.

Когда же пальцы ее свернулись крючком и вонзились в ладонь, муж выгнал ее, не дав попрощаться с детьми. При этом воспоминании Бхава хихикает, единственный зуб торчит у нее во рту, как одинокое дерево на кладбище. Шанкар вторит ей.

Руни озадачен их странным смехом. Должно быть, разум несчастных поврежден горем — от того, что их отвергли столь жестоко. Эти двое умерли для своих любимых и для общества, и это ранило страшнее, чем провалившийся нос, отвратительное лицо или утрата пальцев. Проказа убивает нервы, и потому больной не чувствует боли; но подлинная травма, единственная боль, которую они ощущают, это боль отверженности.

Вот для чего нужен лазарет, думает Руни. Дом на краю мира. Место, где мертвые могут жить с себе подобными и где дух может воспарить. Он уставился на свои ладони в мозолях. Один лишь большой палец может служить доказательством существования Бога. Рабочая рука — это чудо; его собственные руки способны удалить почку или сложить кирпичи. Господи, что, если я потеряю возможность ими пользоваться? Руни учили, что проказой редко заражаются. Болезнетворная бактерия живет в окружающей среде, по большей части в условиях антисанитарии, но заболевают исключительно те, кто обладает особой восприимчивостью. Он вспоминает, как профессор Мерр в Мальмё перевязывал раны прокаженных, приговаривая: «Опасайтесь других болезней, которые вы можете подцепить от ваших пациентов, только не проказы». И в самом деле, один из однокурсников Руни умер от туберкулеза, а другой — от сепсиса после пореза скальпелем. Мысленно Руни сейчас спорит с профессором Мерром. А как же отец Дамиен, годами работавший с прокаженными в Молокаи? Он заразился и умер от проказы! И мысленно слышит ответ Мерра: Но вспомните сестру Марианну, которая ухаживала за отцом Дамиеном. Вспомните всех остальных сестер, которые работали в Молокаи, — они все здоровы.

Руни решает, что он просто не будет бояться заразиться. Не полагайся на разум твой[121]. Доверься Богу.

Через месяц на парадных воротах появляется табличка на двух языках: ЛЕПРОЗОРИЙ СВЯТОЙ БРИГИТТЫ. «Сент-Бриджет» по-английски. Название в честь его любимой сестры Бригитты из приюта в Мальмё. Так вышло, что одновременно и в честь святой — покровительницы Швеции, и, возможно, это поможет получить поддержку от шведской миссии. Они восстановили два здания и вычистили колодец. Продукты Руни покупает в деревне в магазине у Мудалали. Матхачен, тот самый сборщик кокосов, который подсказал лодочнику дорогу, — толковый посредник, он оставляет прочие покупки — солому, доски, инструменты, койру — перед воротами или на ступеньках со стороны канала. Если у жителей деревни имеются сомнения по поводу трудов Руни, против его денег у них нет возражений. Вскоре в придачу к лодке у него появляется и велосипед. К первым двум ангелам присоединяются Тамби, Эсау, Мохан, Рахель, Ахмед, Намбьяр, Наир и Патрос. Подобно тиковому лесу с подземными корнями, прокаженные имеют свою скрытую сеть; слух о возрождении лазарета быстро распространяется.

В полумиле по дороге от «Сент-Бриджет» находился обнесенный стеной участок, где традиционное крытое соломой жилище с резными фронтонами и деревянными стенами было со вкусом объединено с большим современным домом: беленые стены, красная черепичная крыша, высокие окна, широкая круговая веранда, большой навес над центральным входом, где стоял автомобиль, а к дому вела гравийная дорожка, обложенная по сторонам кирпичом. Вмурованная в каменную колонну ворот табличка гласила: ТЕТАНАТТ-ХАУС, это личное имя дома, и пониже имя владельца — Т. ЧАНДИ. Однажды, проезжая мимо на велосипеде, Руни мельком увидел, как обрюзгший мужчина курит на скамейке-качелях на веранде, на руке его поблескивали золотые часы. В другой раз этот же мужчина проезжал в автомобиле мимо ворот «Сент-Бриджет», а рядом с ним сидела женщина. Руни как раз выходил и приветственно махнул им рукой, пара заулыбалась и помахала в ответ. Каждый раз, проезжая мимо их дома, Руни хотел заглянуть в гости, но впервые в его карьере врачебная деятельность, которой он занимался, могла вызвать у людей неловкость. Матхачен, сборщик кокосов, рассказал, что Чанди служил в Британской армии в Адене — «ковал деньги». По возвращении Чанди приобрел поместье в несколько тысяч акров, расположенное далеко в горах, которые видно из «Сент-Бриджет». На неделе Чанди остается в бунгало в поместье, присматривая за посадками и сбором урожая, по выходным едет в долину, три часа пути, в родительский дом, где живут его жена и престарелая мать.

Прошло уже три месяца, как Руни появился в лазарете. Сегодня у ворот возникает какая-то суматоха — кто-то зовет: «Доктор-ой! Доктор-ой!» Взволнованный слуга из Тетанатт-хаус стоит в десяти футах от ворот, у него сообщение: жена Чанди очень просит прийти срочно, потому что мистера Чанди хватил удар. Руни помчался на велосипеде на помощь. На веранде валялись мужские шлепанцы. Над пепельницей рядом с коробкой сигар «Стейт Экспресс 555» лениво струился дымок.

Из дома доносится стук падающей мебели. Чанди бьется на полу, его мунду съехало набок, крупные ноги подергиваются. Напуганная жена склонилась над лежащим телом. Она в сари, блестящих серьгах, с браслетами на обеих руках — супруги одеты для выхода в свет.

Руни опустился на колени, проверил, свободны ли дыхательные пути Чанди, пощупал пульс, сильный и частый.

— Что произошло? Расскажите.