Диармайд: Черное Солнце (СИ) - Зиненко Сергей

Диармайд опустил взгляд на нетронутый кусок оленины, свежеприготовленное мясо уже успело остыть. Мысли отгоняли аппетит, сейчас его организм жаждал пищи иного сорта и тело, словно внимая потребностям мозга — повиновалось. Диармайд отложил тарелку с едой.

— Тогда у многих кланов были свои уникальные способы тренировок, теперь же эти знания или погребены в подвалах Ватикана или навсегда утрачены. Может человечество с тех пор и сделало громадный шаг вперёд, но маги только сейчас начали восстанавливать свою силу. Орден Тамплиеров тому ярчайший пример. Часть предавших магистров заняла свои места в верхушке ордена, сделав из самой могущественной организации марионетку. Ещё года три назад сделать то, что собираемся мы — было бы просто невозможно. Сейчас же, когда самые могущественные маги Ватикана мертвы или исполняют поручения великого Магистра, у нас есть хотя бы шанс.

— Забавно… — Диармайд горько улыбнулся, а обнаружив на себе вопросительные взгляды остальных — объяснился, — свою сознательную жизнь я начинал, считая магов слугами людей, а сейчас…

— Ты о чём? — тыкнула в парня обглоданной косточкой Элизабет.

Вместо ответа Диармайд показал запястье с татуировкой, закатав рукав рубашки. Покрытая шрамами и ожогами кожа была бугристой и неровной, а поверх неё ровные чёрные полоски с номером под каждым штрихом.

— Ага… похоже ты домоклов меч, чья верёвка наконец оборвалась. Вижу ты пытался избавиться от татуировки, тебе помочь? — буднично спросила Элизабет.

Диармайд горько улыбнулся и зажмурил глаза. Он застыл, надавив большим пальцем на татуировку, а потом, словно безумный, начал хохотать: самозабвенно, громко, не сдерживаясь.

— «Хочешь избавиться?», — повторил её слова парень, блеснув синевой глаз. — Было время, когда я готов был сделать что угодно, чтобы избавиться от неё, даже отдать жизнь. А теперь — нет, татуировка останется, это напоминание… символ моей ненависти, — зрачки Диармайда сузились, превратившись в вертикальные полоски. Скажи, почему она постоянно восстанавливается?

… — «он не в себе» — , Элизабет без труда это определила. На краткий миг в глазах мальчика показалось безумие, которого она не видела уже несколько сотен лет. Она вообще не была уверена, что когда-либо видела такое лицо у человека. — «Почему тогда они идут за ним? Диармайд явный лидер в группе. Он обладает непререкаемым авторитетом, в этом нет никаких сомнений. Не важно… пока что я им подыграю, по крайней мере, пока не получу зелье, если оно вообще способно мне помочь.» — Прошло столько лет, с тех пор как девушка потеряла надежду. Неужели безумный мальчишка сможет сделать то, на что была неспособна она на протяжении своей долгой, слишком долгой жизни. А ей так хотелось ещё раз взглянуть на солнце, почувствовать его тёплые лучи на своей коже, ощутить запах испаряющейся росы ранним утром. Это будет её последняя попытка. «Ещё раз… последний раз.» — говорила она себе постоянно, но всегда, когда выпадал хотя бы призрачный шанс заполучить лекарство, Элизабет де Пейн делала всё, чтобы добиться желаемого.

— «Нужно просто заполучить лекарство… а потом, потом я буду делать, что захочу» — безумие в глазах парня погасло, а костёр снова окрасил комнату в оранжевые тона, сменив потустороннее синее пламя ненависти, горевшее в глазах двадцатилетнего паренька.

— Чтобы татуировка восстанавливалась — в кость, хирургическим путём, вживляют артефакт-пластину из изменённого серебра, она сохраняет в себе память татуировки, и восстанавливает её, что бы не случилось, — после ответа Диармайд погрузился в раздумья, он продолжал с силой давить на татуировку, словно пытался почувствовать эту пластину под кожей.

— Там, в подземелье, ты сказала, что мой… учитель наставлял и твоего отца… Ты знакома с ним? — Нико заметил взгляд девушки и решил сменить тему.

— Нет… не думаю, что его вообще кто-либо знает, — придавшись воспоминаниям ответила она, — я, как и все, не помню его лица… ничего не помню. Хотя… нет, не так, помню голос старика, вибрирующий, полный силы, помню чёрные глаза… Это было в детстве, но я не уверена, что это не игры моего разума. Прошло уже слишком много времени с тех пор.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Чёрные? — переспросил Нико, — ты уверенна? Разве он не маг разума?

— Не знаю. Если судить по известным мне особенностям, то он, конечно, маг разума. Но почему-то тот вибрирующий голос, первый, который я услышала в раннем детстве, всегда ассоциировался у меня с чёрными глазами.

— Странно… — тихо сказал Нико.

— Да… — так же ответила ему Элизабет.

* * *

Элизабет чувствовала, как кто-то смотрит на неё. Неприятное ощущение чужого внимания ощущалось даже во сне. Её с трудом открывшиеся глаза излучали красный свет. Девушка была раздражена, за столетия, проведённые в глубинах парижских катакомб — она не привыкла обходится без сна, хоть и могла, при желании.

— Я хочу узнать, на что ты способна, — сказал Диармайд, как только заметил красный свет её глаз.

Миг, и Диармайд оказался на полу. Элизабет сидела на парне сверху и сжимала его шею. Она крепко прижала его руки своими коленями, не давая возможности сопротивляться.

— Неужели ты меня совсем не боишься? Твои компаньоны хотя бы ведут себя сдержанно. Где твоё уважение? Где благоговение и преклонение? Где страх перед превосходящей силой? — томно сказал девушка.

Лицо Диармайда не дрогнуло, даже когда он внезапно оказался на земле, а его самого оседлал могущественный маг крови. Тембр его сердца не ускорился, словно он совершал свою ежедневную рутину.

— А я должен бояться? — спросил он, без страха посмотрев в полные силы глаза Элизабет. Нико и Мелисса быстро выскочили из подземелья, опасаясь снова попасть под воздействие дурного глаза.

— Ты не боишься, совсем, и дело даже не в иммунитете к внушению, который ты заполучил благодаря своим необычным глазам, ты просто не боишься смерти. Я видела подобных тебе только среди норвежских берсеркеров, много лет назад. Но их, в отличии от тебя, тренировали особым образом. Как ты таким получился? — Элизабет наклонилась ниже, она вблизи смотрела в безмятежные глаза парня.

— Когда у тебя остаётся только ненависть и жажда мести — страх не проходит… он изменяет свою форму. Я боюсь, очень боюсь… того, что я просто умру, исчезну, так и не воплотив своё желание. Из-за этого страха, я даже взял под контроль приступы ярости. Раньше, когда я только видел символику Ватикана или Тамплиеров — я терял рассудок, набрасываясь на них как дикий зверь, — Диармайд вспомнил расчленённые тела тамплиерских дюжин и улыбнулся. Элизабет дёрнулась и отстранилась от парня.

— Это ты, — провела она конусообразным ногтём по его скуле, нанося неглубокий порез. По белой, мертвенно бледной коже Диармайда, потекла кровь, — ты убивал дюжины ордена, рисуя их кровью знак солнца… Магия превыше всего… — одними губами сказала она.

— Чёрный рассвет, — не громко произнёс Диармайд, — так я назвал людей, собравшихся вокруг меня.

— И чего ты хочешь добиться? Чего жаждешь?

— Изменить мир.

Элизабет захохотала, она выпрямилась, всё ещё сидя на Диармайде верхом. Наклонившись, она слизала капли крови, они, поддавшись земному тяготению, медленно стекали по его щеке.

— Мир так просто не изменить, — наконец сказала она.

— Тогда я умру пытаясь, — спокойно, уверенно произнёс он. Элизабет поверила парню, она видела решимость в его жестоких глазах.

— Как же мало ты ценишь собственную жизнь, удивительно… мы так сильно отличаемся друг от друга, словно противоположности. Мою жизнь, в последнее время, и жизнью то назвать нельзя, а я всё продолжаю цепляться за неё…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Как же сильно ты похож на Диармайда… Когда я встретила его, он был вымотан, уставший от погони, а Грайне уже носила его ребёнка. Но даже при тех обстоятельствах он мог искренне улыбаться. У тебя должно быть его лицо, но ни теплоты, ни человечности, украшавшей его, у тебя нет.

— Слезь с меня, мне надоело лежать.

Элизабет заёрзала, ещё сильнее сдавив своими бёдрами тело Диармайда, её ягодицы находились как раз над пахом парня, почувствовав соответствующую реакцию тела девушка победно улыбнулась.