Гувернантка с секретом - Анастасия Александровна Логинова

розами. А я огляделась: небольшая комнатка выходила окнами на юг, так что здесь должно было быть солнечно и тепло – однако портьеры у Кати были опущены, из-за чего в комнате сразу поселялся полумрак, делалось как будто холоднее, а воздух становился тяжелым. Но Катюшу, похоже, это не смущало. В это время она должна была бы заниматься детьми, но без зазрения совести сидела у себя и, похоже, писала письмо – догадаться об этом можно было разве что по открытому флакону с чернилами. Самого же письма поблизости не оказалось – скорее всего, Катя оперативно спрятала его в ящик бюро. Н-да, мне такой конспирации учиться и учиться.

Комната Катюши вообще поражала своим спартанским порядком – такого, пожалуй, даже у нас в dortoir[43] Смольного не бывало, это при том, что нас наказывали за тончайшую складочку на покрывале кровати.

– Здесь написано: «Пресненский переулок, дом двадцать». Пресненский, а не Пречистенка. Адресом ошиблись, – заключила наконец Катюша, и в глазах ее читалось, пожалуй, облегчение от сделанного вывода.

Я не стала ее переубеждать, что цветы доставили не только по верному адресу, но и сделали все наилучшим образом: служащий цветочной лавки по имени Николай с лихвой отработал свои два рубля, которые я вчера заплатила ему, чтобы он, во-первых, сделал на карточке продиктованную мною надпись, во-вторых, отнес букет по «неправильному» адресу, ну и, в-третьих, позаботился, чтобы на букете не осталось никаких опознавательных отличий их лавочки.

Ну не могу же я, право, ждать вечность, пока у Катюши появится настолько хорошее настроение, что она пустила бы меня к себе в комнату просто так?! Да еще и выразила бы охоту разговаривать.

А меж тем именно у этой девушки в запертой комнате и запертом на ключ ящике нашли револьвер, из которого застрелили Балдинского. Она своими руками его туда положила, преследуя цели, которые едва ли окажутся благородными. Все больше я укреплялась в мысли, что Катя осведомлена, кто убийца, и, так как до сих пор не призналась в этом полиции, рассчитывает что-то получить за свое молчание. Увы, я слишком хорошо знала, к чему это может привести, поэтому всей душой надеялась, что смогу девушку переубедить.

– Какая у вас миленькая комната, Катюша, – сказала я и, отчаявшись дождаться приглашения, села на один из стульев.

– Благодарю, – ответила девушка, недружелюбно глядя на меня из-под бровей.

На полминуты примерно в комнате повисло молчание, в котором отчетливо слышно было, как по коридору прошел лакей, потом чуть скрипнула дверь в гостиную, и можно было даже разобрать, что он что-то спросил.

Катя возобновлять беседу и не думала.

– Как хорошо, оказывается, в вашей комнате слышно, что происходит за дверью, – обронила я.

– Да, стены в этой части дома очень тонкие, – посетовала Катя.

Я не смогла понять, искренне ли она не понимает моих намеков или делает вид. Но мне стало совершенно очевидно, что она не могла не слышать, что кто-то входит в гостевую спальню и стреляет в Балдинского! Пусть даже и через подушку.

Тогда я решилась подойти к интересующей меня теме еще ближе:

– Знаете, Катюша, мне все же было бы не по себе жить в комнате, напротив которой произошло убийство, – горестно покачала я головой. – Вот даже сейчас – едва вошла сюда, как сразу вспомнила о том страшном вечере.

– В вашей комнате вам было бы гораздо спокойнее в таком случае, – отозвалась Катюша.

Теперь уже я решила не понимать намеков.

– Ох, всей душой надеюсь, что Степан Егорович найдет убийцу несчастного господина Балдинского, – продолжила я, вздохнув. – Поистине у этого человека нет ничего святого. Не знаю, быть может, за Балдинским и правда водились грехи, но вот так хладнокровно, недрогнувшей рукой застрелить беспомощного старика… ведь этот человек, почувствовав безнаказанность, с той же легкостью лишит жизни еще кого-то. Преступлением было бы не помочь следствию!

Катя смотрела в сторону и легонько покусывала губу.

– Я каждый день корю себя, Катюша, что оказалась столь невнимательной и не увидела, кто выходил за Балдинским…

Последнюю фразу я произнесла уже искренне, а оттого чуть слышно. И не сводила взгляда с девушки, справедливо ожидая хоть какой-то реакции.

Катя же была невозмутима:

– Ну а я сидела здесь, в этой комнате, но тоже ничего не видела и не слышала.

Она сказала это с довольно резким вызовом в голосе, после чего положила букет на кровать и подошла к двери, совершенно недвусмысленно давая мне понять, что пора знать честь.

Маневр мой не удался – Катя не собиралась каяться. Заглянув в ее полные холода и решительности глаза, я отчего-то уже не была так уверена, что Кошкин не прав… у меня вовсе складывалось впечатление, что я совершила ошибку, вызывая ее на этот разговор. Нужно было сразу довериться опыту Кошкина и позволить ему допросить девушку самому!

Что касается букета, то судьба его была печальной. Аннушка позже рассказала мне, что Катя явилась с розами к ней, убеждала ее зачем-то, что посыльный ошибся адресом, долго выспрашивала, из какой лавки доставили букет, и приставала, не знает ли она – кто такой Коньяков-Бабушкин… когда же Анна, устав от нее, велела Кате оставить ее в покое, та вылетела вместе с букетом на улицу и воткнула его в первую же попавшуюся урну для мусора.

Все это должно было бы мне подсказать, что с Катей будет очень непросто. Что, если убийство и впрямь совершила она? Под любым предлогом заманила Балдинского в гостевую, хладнокровно застрелила его и вернулась к себе. А револьвер положила в фортепиано, опасаясь, что полиция обыщет дом в тот же день.

Именно эту версию выдвинул Кошкин, а когда я спросила у него, как к дочери прачки мог попасть револьвер британского дипломата, тот не без лукавства взглянул на меня и ответил:

– Ваша Катюша – дочь прачки, это так. Но кто ее батюшка ведь неизвестно?

Кажется, Кошкин намекал, что она может оказаться внебрачной дочерью Сорокина, уже давно затаившей обиду на отца. Я сочла сей вывод странным, но любопытным, и глядела на Степана Егоровича, ожидая продолжения.

– И вот могло выйти так, что Катерина застрелила Балдинского из его же табельного револьвера, – говорил Кошкин, – а мотив… я поспрашивал соседей в доме, где жили Карасёвы, и они со мной поделились, что мать вашей Катюши никогда не бывала замужем, кто отец ее дочери – неизвестно. Та рассказывала лишь, что в молодости работала горничной в дворянской семье, а как стало понятно, что она ждет ребенка, господа ее выгнали. А женщиной она,