Сансара. Оборот третий. Яйца Нимиры - Василий Анатольевич Криптонов

— Ему нужен был мой дом, — донеслось до меня сквозь рыдания. — Он всё это устроил специально!

— А подробнее можно? Что устроил?

Робин выпрямилась и вытерла слёзы. Подобравшись на кресле, грустно объяснила:

— Сеприт следил за мной с самого начала. С той, самой первой, встречи в клубе. Незаметно пошёл за мной и узнал, где я живу. Ему приглянулось это место и мой дом — позже я поняла, что более всего — отсутствием внимания к нашим трущобам со стороны властей. К тому же, я ещё и учительница Сеприта — а значит, меня можно было заставить не обращать внимание на то, что ученик иногда пропускает уроки. Не отмечать в журнале прогулы своих уроков… и даже уроков коллег.

— Ух ты, — восхитился я, — то есть, ваши уроки — понятно, а коллег-то как?

— Не все мои коллеги заполняют классный журнал сразу, — объяснила Робин, — не успевают. После очередной идиотской реформы образования нам запретили проводить перед уроком перекличку — кто из учеников присутствует, а кто нет, на это якобы тратится слишком много времени. Мы обязаны выдать детям задание, а потом, глядя на класс, заполнить журнал. Это крайне неудобная система, и обычно учителя отмечают у себя в блокноте тех, кого нет, а классный журнал заполняют потом, после уроков. Иногда мои коллеги заносят кого-то в список ошибочно, и потом вычёркивают фамилии… Блокноты лежат в учительской прямо на столах, мы их не прячем.

— Ясно, — сказал я. — И заглянуть в чей-то блокнот для того, чтобы вычеркнуть из него фамилию Сеприта — как не фиг делать, верно? Поэтому, если верить классному журналу, Сеприт присутствовал на всех уроках без исключения. Об этом было, кому позаботиться.

Щёки Робин запылали:

— Сеприт не оставил мне выбора!

— Да это я понял, что не оставил, — покивал я. — Только не понял, как? Хоум-видео втихаря снимал, что ли?

Робин непонимающе нахмурилась:

— Видео?..

— Ну, каким-то образом этот негодяй заставил вас следовать своему гнусному плану? — прибавил пафоса я.

— Сеприт — не негодяй! — Робин всплеснула руками и разрыдалась. — Я люблю его!

Ну, зашибись приплыли. То «не оставил выбора», то «люблю». Вот, поди пойми этих баб — сволочь Сеприт по её понятиям, или наоборот. Уж, казалось бы, чего проще? Любишь — так раздевайся. Не любишь — ну, тут возможны варианты. Подождать, пока полюбишь, например. Минут двадцать. Но — нет, куда там! Обязательно усложнять надо.

Я встал, прошёлся по помещению. Робин с упоением рыдала.

— Робин Генриховна, — позвал я. — Понимаю ваши чувства, но тем не менее. Комнату вы Сеприту, в итоге, сдали?

Робин кивнула.

— А зачем ему нужна была комната? Он тоже вас полюбил и хотел оказаться поближе к вам?

Робин грустно помотала головой:

— Говорю же, нет. Иногда мне вообще кажется, что этот человек напрочь лишён способности любить. Ему просто нужно было помещение — под лабораторию, как я теперь понимаю, или что-то в этом роде. Сам он живет в многоквартирном доме, с якобы тёткой — хотя лично я понятия не имею, кем на самом деле приходится ему эта женщина. Да, честно говоря, и знать не хочу.

— Что, красивая? — понимающе спросил я.

Робин вспыхнула.

— Только не думайте, пожалуйста, что я ревную!

— Нет-нет, ну что вы, — успокоил я, — и в мыслях не было. Значит, Сеприту понадобилось помещение под лабораторию?

— Да. Он давно его присматривал и никак не мог выбрать. Нужно было, чтобы и место находилось на отшибе, и хозяева нелюбопытные, которые без лишних вопросов сдали бы комнату шестнадцатилетнему мальчишке, и возможность незаметно приходить и уходить — а у моего дома, как вы, очевидно, уже знаете, есть чёрный ход… В общем, я подходила Сеприту идеально. Белая полоса моей жизни, как выяснилось в то утро, была вовсе не цепью счастливых случайностей. Сеприт просто решил таким образом, как он выразился, избавить меня от проблем. Он заплатил коммунальщикам, чтобы починили крышу, нашёл кредитора моего отца и погасил долги, побеседовал с хозяином клуба — в общем, все радостные события моей жизни происходили, оказывается, благодаря Сеприту.

— Который, в свою очередь, рассчитывал на вашу благодарность, — закончил я. — А если бы ему не повезло и выяснилось, что вы — неблагодарная скотина, то старый добрый шантаж тоже никто не отменял.

— Вероятно, — неохотно признала Робин. — Об этом я не думала, но, скорее всего, вы правы.

— Итак, — подвёл итог я. — В вашем доме — лаборатория Сеприта. И поэтому вы не хотели меня пускать?

Робин кивнула.

— А что там, в лаборатории?

— Понятия не имею. Никогда туда не заглядывала. — Робин встряхнула головой так категорически, что я сразу понял: заглядывала, но фиг признается.

— А Сеприт не рассказывал, что там? — решил зайти с другой масти я. — Сколько он уже у вас квартирует?

— Почти полгода.

— И что, вы ни разу не обсуждали, чем он занимается?

— Сеприт избегал меня, — грустно сказала Робин. — Приходил в лабораторию, когда я была в клубе. Говорил, что ему удобен такой режим, но я догадывалась, что дело не в этом. Однажды спросила напрямую: «Почему ты стараешься не встречаться со мной? Я тебе настолько неприятна?» А Сеприт улыбнулся и сказал: «В том-то и дело, что исключительно приятны, Робин Генриховна. И мне бы очень не хотелось, чтобы из-за моей деятельности у вас были неприятности, извините за каламбур. Как говорят в одном не самом благополучном мире — меньше знаешь, дольше проживёшь. Врать вы не умеете, поэтому для вас единственный надёжный способ не проболтаться — ничего не знать».

— Ясно, — сказал я. — А… — но не договорил. До меня вдруг дошло.

Обычно Сеприт приходит к Робин, когда она в клубе. Нынешнюю ситуацию обычной не назовёшь — поэтому сегодня он пытался оказаться в лаборатории в неурочное время. Но не получилось, потому что его спугнули мы с Дианой. А значит, что? Значит, скорее всего, тот, кого мы ищем — там, где мы знаем! А я тут с влюблённой училкой посиделки рассиживаю. Ладно бы ещё, если бы в меня влюблённой…

— Спасибо, Робин Генриховна, — я вскочил, — вы мне очень помогли, удачи вам в творчестве и личной жизни! Берегите себя,