Последнее предложение - Мария Барышева

— Эй, я уже здесь, просыпайтесь!

— Что-то вы быстро, я бы еще поспал, — он приподнялся на локте, глядя на ее лицо — ни малейшего следа слез, макияж поправлен — верно, останавливалась по дороге, потому у него и получилась такая приличная фора. Он и взаправду успел немного задремать. — Может, еще погуляете?

— У вас рабочий день, как вы недавно изволили заметить, — с холодком ответила Рита. — Так что вставайте и перемещайтесь на свое место, хватит загорать!

— Я-то думал, мы здесь надолго, — проворчал он, натягивая свитер, и Рита взглянула на него очень внимательно, чуть сузив глаза. В голове Романа вдруг мелькнула мысль — неужели заметила? Да нет, не должна была.

— А вы не думайте.

— Брать пример с вас? Ладно.

Она раздраженно дернула плечом и пошла к катеру, бросив на ходу:

— Изощряйтесь в остроумии где-нибудь в другом месте и при другой аудитории!

Голос прежний, и в осанке уже не чувствуется ни растерянности, ни беспомощности — вернулась вздорная кошка. И то ладно.

На причале, сидя за барным столиком под чуть колышущимся тентом, покуривал Анатолий, имея предельно мрачный вид, и, едва Роман ступил на доски, поманил его к себе указательным пальцем. Он сразу же понял, что к чему, и неторопливо направился к столику, доставая сигареты. Рита ушла не прощаясь — по дороге они успели разругаться в пух и прах, так что она, в конце концов, чуть не вцепилась ему в лицо. Впрочем, отчего-то у Романа не сложилось впечатления, что поездкой она недовольна, и яростные стычки для нее сегодня были чем-то сродни хорошей порции коньяку, употребленной с целью отрешения от реальности. А вот сама бутылка с коньяком на сцену так и не вышла. И на скрипке Рита больше не играла, и не омывала Савицкого недвусмысленными взглядами. И вплоть до того момента, как она, назло ему, лихо перепрыгнула с катера на причал, чуть не сломав каблуки, и прошла мимо, протащив, словно тяжелый шлейф, свое почти осязаемое бешенство, Роман чувствовал ее старательно скрываемый страх.

Роман приземлился на стул и, не вынимая изо рта сигарету, безмятежно сказал:

— Анатолий Федорович, какая неожиданная встреча! А я и не при мундире, и руки грязные. Ничего, что мы при прочих подчиненных так вольготно за столиком? Фавориты не в чести.

— Свинья ты, Ромка, — устало произнес Чернов, втыкая окурок в пепельницу. — Вот ей же ей свинья!

— Аргументируй, — предложил Роман, пододвигая к себе его стакан с пивом и отхлебывая из него. Анатолий стал еще мрачнее, хотя дальше, казалось, было уже невозможно.

— Недавно я имел неприятный телефонный разговор.

— Хочешь продемонстрирую чудеса телепатии? — Роман переместил стакан на прежнее место. — Разговор ты имел с неким Гельцером, который предложил тебе уволить меня ко всем чертям. Аплодисменты будут?

— Когда он сказал мне, что один из моих работников оскорбил его самым хамским образом, я уже понял, о ком речь — до того, как он назвал мне фамилию и приметы. К тому же, он сказал, что ты был пьян. И очень грубо разговаривал с его приятельницей, а когда он, Гельцер, хотел сделать доплату, чтобы составить своей приятельнице компанию на катере, ты ему отказал в самой некультурной форме… кстати, в какой именно?

— Ушел, не сказав ни слова, — Роман усмехнулся, краем глаза заметив, как вылетел со стоянки «мини купер». — Самая некультурная форма — это отнюдь не оскорбления, а полное пренебрежение.

— Ром, должны же быть какие-то грани…

— Толь, не надо опять лекций. Заявление писать или ты в устной форме?..

— Идиот! — буркнул Анатолий и потер затылок. — Что на самом деле-то было?

— Да ничего особенного. Активно набивался составить моей клиентке компанию на променаде, а клиентка этого дико не хотела. Вот, собственно, и все. Она, конечно, забавная особа — настолько забавная, что иногда ее хочется утопить, но клиенты, как известно, всегда правы. Особенно клиенты состоявшиеся. Горчакова хотела ехать одна, и я это хотение поддержал, только и всего. Махание конечностями и матерное обрамление отсутствовало. Пьян не был, но был с хорошего похмелья, это правда.

— Был повод? — быстро спросил Анатолий. Роман кивнул, и Чернов тотчас же сделал вывод из этого кивка.

— У тебя неприятности?

— Честно говоря, я так и не понял, — Роман задумчиво посмотрел на оконечность Аркудово, испещренную сияющими огоньками, и поддернул вверх замок «молнии» — становилось прохладно.

— А с физиономией что?

— Аллергия.

— На чей-то кулак? — Чернов насмешливо фыркнул. — Короче, я Гельцеру сказал, что, разумеется, разберусь с тобой методами морально-финансового воздействия, но с увольнением воздержусь, поскольку ты мой близкий друг, человек со сложной судьбой и кучей жизненных проблем.

— Не знал, что со мной так грустно все обстоит, — Савицкий вздохнул. — А еще сказал бы, что я обременен десятком малолетних детишек — для пущей жалости… Толь, зря ты это сделал. Спасибо, конечно, но зря.

— Тебя забыл спросить! — проворчал Анатолий. — Одно дело, когда мне жалуются на кого-то, и совсем другое, когда мне указывают, что следует делать!

— А, вот так даже?

— Пошли к черту отсюда! — вдруг решительно сказал Чернов и встал, сгребая со стола барсетку. — Я сегодня не на машине, посидим где-нибудь, попьем нормального пива, — он с отвращением покосился на недопитый стакан. — И я уж прослежу, чтобы завтра ты вышел в нормальном виде!

— Понял тебя, — удрученно отозвался Роман, поднимаясь. — Слыхивал я от тебя, Федорыч, эту фразу в студенческие годы и, как правило, на следующий день вообще никуда не выходил.

Все же, несмотря на связанные с временами студенчества нехорошие предчувствия, возвращался домой Роман практически трезвым. Вечер получился неплохим, душевным, посидели в тихом, спокойном барчике, стилизованном под английскую таверну, предаваясь обсуждению жизненных реалий и воспоминаниям, не скатываясь, впрочем, в ностальгию. Анатолий с праздным мужским интересом расспрашивал о Рите и негодовал, что Роман до сих пор не предпринял никаких шагов с целью непосредственного сближения с клиенткой, но Савицкий упорно переводил разговор на другую тему — сейчас ему не то, что говорить, даже вспоминать о Горчаковой не хотелось.

Было довольно поздно, город уже засыпал, и Роман, намеренно пренебрегший услугами транспорта и выбиравший дорогу побезлюднее, с невеселой усмешкой подумал, что у него входит в привычку бродить по Аркудинску среди тьмы, скрываясь от людей, будто он был в розыске. А может, его и вправду разыскивают — причем, прямо сейчас. Знать бы только кто и зачем?