Повседневная жизнь России под звон колоколов - Владислав Горохов

Убийство звонарей на Пасху красную

Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II направил 18 апреля 1993 года телеграмму наместнику Оптиной пустыни архимандриту Венедикту:

«Христос Воскресе!

Разделяю с Вами и с братией обители пасхальную радость!

Вместе с вами разделяю и скорбь по поводу трагической гибели трех насельников Оптиной пустыни.

Молюсь о упокоении их душ.

Верю, что Господь, призвавший их в первый день Святого Христова Воскресения через мученическую кончину, соделает их участниками вечной Пасхи в невечернем дни Царствия Своего.

Душой с вами и с братией.

Патриарх Алексий II».

В тот день лучшие звонари обители отец Трофим и отец Ферапонт радостно встали к колоколам, и по всей округе полился праздничный пасхальный звон, славя Воскресение Христово.

Чуть раньше, около шести часов утра, игумен Александр встретил отца Трофима (он последний видел его живым). Игумен Александр вспоминает:

«Очень радостный был инок Трофим. "Батюшка, — говорит, — благословите, иду звонить". Я благословил и спросил, глядя на пустую звонницу:

— Да как же ты один будешь звонить?

— Ничего, сейчас кто-нибудь подойдет.

Как же меня тянуло пойти с ним на звонницу! Но звонить я не умел — что с меня толку? И надо было идти служить в скит».

Многие местные жители уже встали и радовались этому светлому утреннему звону. И вдруг… тишина на какое-то мгновение, а затем — страшный тревожный набат; он прозвучал как гром среди ясного неба и так же неожиданно смолк. Это инок Трофим, уже смертельно раненный, бил тревогу, сообщая православным о беде, постигшей Оптину пустынь. Он умер, защищая свою обитель на посту, веревки из его рук уходили к колоколам, струйкой бежала алая кровь, растекаясь по настилу звонницы. За несколько секунд до этого был убит ударом ножа в спину, точно в сердце, инок Ферапонт. Услышав тревожный звон, первым у звонницы оказался иеромонах Василий. Он столкнулся с убийцей, и вновь профессиональный удар в спину снизу вверх, в сердце. Инокам-богатырям и в голову не приходила мысль, что этот тщедушный, невысокого роста «паломник», одетый, как и многие другие трудники, в благотворительную флотскую черную шинель, — убийца, а на его «финке» вырезаны сатанинские три шестерки.

…Трое иноков пришли в возрождавшуюся Оптину пустынь разными путями и, дав обет служить Богу, пытались дозвониться до сердец православных паломников. Они вместе звонили в чудом сохранившиеся старинные колокола, собранные и привезенные из монастырей и храмов, разрушенных в ходе революционной «перестройки» 20–30-х годов и хрущевской «оттепели» на стыке 50–60-х годов XX века.

Самый заслуженный колокол — из московского Страстного монастыря; он звучал на главной магистрали древней столицы, идущей из Кремля в Северную столицу. Он видел многое и рассказывал об этом людям. Видимо, за его долголетнюю и безупречную службу ему была дарована жизнь, и теперь он вновь в почете — звонит в обители. В набор входят и висящие рядом колокола из разрушенных храмов Ярославля и Костромы, и им есть что рассказать о гонениях православных на древнем Русском Севере. Теперь они вместе, в будни, в праздничные дни и в дни скорби, звонят в Оптиной пустыни.

Введенская Оптина пустынь — один из древнейших и наиболее чтимых монастырей. Она расположена близ Козельска, в лесистой местности. «Начало свое она получила в половине XV века, — сообщает нам книга «Православные русские обители» 1910 года. — Основателем ее, по преданию, был гроза прежних дремучих лесов Опта…

Не величественные соборы вспоминаются богомольцу, бывавшему в Оптиной пустыни, не высочайшие колокольни, не крепостные стены монастыря, не драгоценности ризницы… Всего этого нет в скромном по своему внешнему облику Введенском Козельском монастыре. Одна выдающаяся сторона Оптиной пустыни, резко отличающая ее от многих наших обителей, — это внутренний строй, единство духа иноческого жития, благотворное влияние старцев на массу богомольцев и издание назидательных книг для благочестивых читателей… Оптина пустынь, в древности не отличавшаяся ни строгостью устава, ни численностью братии, в наш век оскудения веры и иноческих подвигов вышла из неизвестности, расцвела, окрепла и стала в числе первых обителей по строгости иноческой жизни, по обилию добродетельных подвигов братии…»

Обитель стала понемногу набирать силу после вклада царя Михаила Феодоровича. В самом конце XVII века среди вкладчиков, внесших щедрые дары, были правительница Софья Алексеевна, ее братья — цари Иоанн и Петр, царица Прасковья Феодоровна. Но уже очень скоро реформы Петра I привели обитель к полному упадку. Восстановлена она была при Екатерине I.

В 1799 году московский митрополит Платон (Левшин; 1737–1812) решил устроить в пустыни общежительный монастырь. Посетив Оптину пустынь, митрополит был восхищен красотой природы и нашел это уединенное место «весьма удобным» для пустынножительства. Настоятелем в Оптину был назначен известный иеромонах Песношского монастыря Авраамий — последовательный сторонник старца Паисия Величковского, возродившего представление о монашеском пути как о непрерывном подвиге самоотречения и жертвенной любви к Богу и людям, созданным по Его образу и подобию.

Расцветом своим Оптина обязана архимандриту Моисею, ставшему ее настоятелем в 1825 году.

Хозяйственные успехи обители объяснялись тем, что Оптина пустынь к этому времени прославилась во всех концах земли Русской. А той благодатной силой, которая освящала жизнь насельников монастыря, были знаменитые оптинские старцы — живые преемники русской святости, цвет русского монашества.

Старчество в Оптиной пустыни пошло от схиархимандрита Паисия Величковского, возродителя духовного делания в монашестве, когда его последователи — иеромонах Леонид с шестью учениками — по приглашению игумена Моисея в 1829 году переселились в Иоанно-Предтеченский скит обители из Площанской пустыни Орловской губернии.

Иеромонах Климент в «Жизнеописании отца Леонида» отмечал: «Мудрость свою он прикрывал крайней простотой слова и простотой обращения и часто растворял наставления своей шутливостью». Отец Леонид и стал основателем традиций оптинского старчества.

Старчество — это особое служение, сходное с пророческим: как апостолы утешали страждущих, обладали прозорливостью, даром исцеления, так и первые оптинские старцы — Лев (Леонид) и Макарий — своей высокой духовной мудростью благотворно влияли на людей, приходящих к ним за утешением, советом, духовным окормлением. Когда калужский епископ запретил иеросхимонаху Леониду принимать народ и пригрозил ссылкой, тот сказал: «Хоть в Сибирь меня пошлите, хоть костер разведите, хоть на огонь поставьте, я буду все тот же Леонид. Пою Богу моему, дондеже есмь»; «И в Соловках буду тот же Леонид».

Самый прославленный из старцев — отец Амвросий, ученик отца Льва и отца Макария. Ему принадлежат эти слова: «Я зажег фитиль — теперь ваше дело — поддерживать огонь». К нему шли и монашествующие, и миряне. «Яко к целебному источнику, притекаем к тебе, Амвросие, отче наш» — ежедневно звучит тропарь перед цельбоносными мощами Святого Амвросия, находящимися во Введенском храме под высокой резной сенью.

Святой Амвросий Оптинский оставил учеников и последователей. Это старец отец Анатолий (Зерцалов), старцы Иосиф, Варсонофий, Феодосий, Анатолий (Потапов), Нектарий. К оптинским старцам шли со всех концов земли Русской простые люди и знатные, к ним приезжали за духовной помощью писатели и философы. Подолгу живал в Оптиной И. В. Киреевский, приезжали сюда Ф. М. Достоевский, К. Леонтьев, пять раз приезжал в Оптину Л. Н. Толстой.

Н. В. Гоголь дважды побывал в пустыни у отца Макария. «Нигде я не видал таких монахов, — писал он. — С каждым из них, мне казалось, беседует все небесное… Самые служки меня поразили светлой ласковостью ангелов, лучезарной простотой обхождения… За несколько верст, подъезжая к обители, уже слышим ее благоухание: все становится приветливее, поклоны ниже и участия к человеку больше». Мир и покой, дружелюбие и внимательная забота о страждущих людях — вот дух Оптиной пустыни.

С. А. Нилус в своей книге о Свято-Введенской пустыни с восторгом воспел ее: «О, красота моя Оптинская — велика и несравненно-прекрасна река Божия — святая Оптина! Течет река эта из источников жизни временной в море вечно-радостного бесконечного жития в Царствие Незаходимого Света и несет на себе она ладии и своих пустынножителей и многих других многоскорбных, измученных страдальческих душ, обретших правду жизни у ног великих Оптинских старцев.

Каких чудес, каких знамений милости Божией, а также и праведного Его гнева, не таят в себе прозрачно-глубокие, живительные воды этой величаво-прекрасной, таинственно-чудной реки!»