У кладезя бездны. Псы господни - Александр Афанасьев

Командир группы посмотрел на часы. По местному — час ночи…

Пора…

Он похлопал по плечу снайпера — и тот понял, начал в темноте, на ощупь монтировать на прицел термооптическую насадку. Дорогущая вещь, фирмы Texas Instruments, за нее он отдал ни много ни мало одиннадцать тысяч рейхсмарок, причем за подержанный, новый стоил бы не меньше восемнадцати. Это было три цены хорошего ночного прицела, но это стоило того. Снайпер с винтовкой калибра 12,7 и хорошим термооптическим прицелом на поле боя все равно что Бог. Термооптика выделяет белым любую цель, температура которой отличается от температуры окружающей среды, если днем в Африке это бессмысленно, то в горах, с холодными даже летом африканскими ночами — самое то. Местные повстанцы, бандиты, контрабандисты, которых он уничтожал по контракту, просто не знали, что такое термооптика, это тебе не Россия и не Восток. Они гибли десятками, даже не понимая, что их убивает, однажды ночью они вчетвером обезвредили четыре крупнокалиберных пулемета и взяли деревню, перед которой за несколько дней до этого сожгли и разграбили целый конвой. Пуля калибра 12,7 могла поразить любую цель, которая здесь встречалась: человека в любом бронежилете и на любой разумной дальности, крупнокалиберный пулемет, миномет, легкую автомашину-пикап, на которой любят перемещаться боевики, даже бронетранспортер. Можно было проломить кирпичную или бетонную стену, за которой скрывался стрелок, и убить его наповал. Он потратил на эту винтовку столько, сколько стоит неплохая машина, но деньги, которые он потратил, давно уже окупились. То, что он зарабатывал здесь, он вкладывал в виноградники на юге, покупая все новые и новые делянки с лозой, его родственники в его отсутствие ухаживали за виноградом, за плату беря урожай и делая из него вино. Осталось еще немного — пара лет, и он уйдет на покой, покинет навсегда эту клоаку, продаст винтовку, на вырученные деньги построит домик и навсегда и обо всем забудет.

— Готово… — доложил он, когда глянул в прицел и был вознагражден за его правильную установку идеально четкой картинкой. Не было ни жары, ни костра, искажающего изображение… как в учебнике, в общем.

Командир хлопнул его по плечу, подтверждая приказ действовать.

В термооптическом прицеле мир предстает перед снайпером либо черным, либо серым различных оттенков, все предметы, излучающие тепло, были ярко-белыми или серыми в зависимости от интенсивности теплового излучения. Таких предметов было несколько — козы со спутанными ногами либо лежали, либо медленно перемещались в поисках пищи. Человек лежал в углу площадки, он накрылся одеялом с головой, и правильно, ночи холодные — но тепловое излучение было, пусть и слабое. К тому же одеяло едва заметно шевелилось — человек дышал.

Снайпер навел тонкое красное перекрестье на цель; куда попадет пуля — это неважно, калибр 12,7 убивал сразу и наверняка. Он навел прицел по геометрическому центру цели, задержал дыхание и выстрелил. Винтовка дернулась, привычно отдала в плечо, звук выстрела был достаточно громким. Одеяло вздыбилось от удара пули, полохнулись испуганные козы…

— Есть… — негромко сказал он. Он слишком часто делал такое, чтобы испытывать хоть какие-то эмоции, они для него были просто целями. Девять из десяти целей, по которым он работал, даже не подозревали о его присутствии, пока пуля в палец толщиной не вышибала из них жизнь.

Как сейчас.

Командир группы встал, перекинул автомат за спину. Он уже не нужен. Включил фонарик — опасаться уже нечего, дело сделано. Надо было сфотографировать труп и принести его голову — таково было требование заказчика. Командиру группы такое требование показалось омерзительным, и особенно омерзительным оно было в устах того человека, который делал заказ, но клиент всегда прав. Тем более тот, который заплатил три цены за срочность заказа.

За спиной Доменико зашуршал полиэтиленовым пакетом, который они взяли с собой, чтобы положить туда голову.

Снайпер почувствовал, что невдалеке кто-то есть, когда было уже поздно. Он встал на колено, на ощупь раскрыл чехол для винтовки, сложил сошки и собирался убрать инструмент своего труда в чехол, как вдруг звериным чутьем, отработанным за несколько лет участия в кровавом локальном конфликте, почувствовал — справа кто-то есть, совсем рядом. Потом — мир как бы выключился для него, а когда он снова осознал себя, он почувствовал, что лежит на земле. Последней осознанной мыслью было, что у него очень сильно болит голова — как будто в нее вбили гвоздь. И еще он подумал — как жаль, что он так ни разу и не побывал на своих виноградниках, не выпил ни глотка вина с них. Потом — исчезли и мысли.

Командир группы подсветил фонарем то место, где должен был лежать человек, которого они убили, подсветил метров с двадцати — и с ужасом понял, что то, что они подстрелили, не слишком-то похоже на человека. Он раскрыл рот, чтобы крикнуть, предупредить остальных об опасности, но тут со спины раздался звук, от которого кровь буквально застыла в жилах. Зловещий растянутый хлопок… Он столько раз слышал его, что сбился со счета, но никогда в жизни он не был по другую сторону ствола…

И тут же, почти одновременно с этим звуком — хлесткий, мокрый шлепок, как большой кусок мяса повар бросает на разделочную доску, и почти сразу же — падение на землю чего-то тяжелого, без стона, без крика, без всего.

Бросив фонарь, даже не попытавшись схватиться за висящий за спиной автомат, вопя от ужаса, командир группы бросился бежать, сердце бухало прямо в ушах оглушительным крещендо, ноги не чувствовали земли. Он знал, что совсем рядом обрыв, можно добежать и броситься туда, хоть какой-то шанс остаться в живых… пусть переломаться, но остаться в живых… живых…

Не добежал.

Паломник отключил термооптический прицел — незачем зря палить батарейку, еще пригодится. Аккуратно снял со снайпера, убитого им, разгрузочный жилет и обнаружил, что стал собственником еще пяти снаряженных магазинов к этому чудовищному оружию, которое лежало перед ним, шести гранат, пистолета «Беретта-92» с глушителем и четырех магазинов к нему, хорошего ножа-скелетника, саперной лопатки, провизии дня на три в пайках и воды… литра четыре, настоящее богатство по местным меркам. Обшмонал карманы и нашел складной нож, сотовый телефон, который он немедленно отключил, дешевый бумажник, в нем — немного быров, старых колониальных лир, которые хорошо шли в расчетах с племенами, и тонкая пачка обычных итальянских лир. Зажигалка бензиновая, без каких-либо надписей; сигарет, документов, как и следовало ожидать, — нет. Ботинки — почти новые, хорошо пойдут на любом рынке, обувь в Африке ценится намного больше, чем одежда. По прикидкам — ценностей только деньгами примерно на пару сотен рейхсмарок. Это хорошо, и надо еще обыскать остальных.

К рассвету Паломнику удалось собрать почти всех коз, кроме одной, пропавшей непонятно куда. Убитую пулей пятидесятого калибра связанную козу — больше всего было жаль именно ее, в отличие от этих коза ни в чем не была виновата — он разделал. Часть приготовил на огне и тут же съел, набив брюхо жестким, как подошва, мясом, часть нарезал тонкими полосками, посолил, нанизал на веревку, которую повесил себе на пояс — пусть вялится. Шкуру бросил — просто не смог придумать ей применения, к тому же у него не было достаточно соли, чтобы засолить ее. Как смог, накормил и напоил коз.

Пересчитал то, что у него получилось в результате обыска наемников, которых он убил. Два автомата, пистолет-пулемет с глушителем, крупнокалиберная снайперская винтовка в такой комплектации, что ее можно продать за сумму, за которую в Могадишо можно купить стометровой площади квартиру в центре. Патроны ко всему, двадцать гранат. Это не считая того, что у него уже есть пистолет-пулемет и снайперская винтовка. Прибор ночного видения, который можно носить на голове. Пайки, вода, которую даже не унесешь всю с собой, часть он споил козам, часть выпил сам, еще часть — в рюкзак. Деньги самой разной валютой и разным достоинством, если переводить на самую ценную здесь валюту, рейхсмарки, — никак не меньше тысячи. Спутниковый телефон, если найдется понимающий покупатель, удастся продать — еще пятьсот. Еще четыре пары крепких армейских ботинок в хорошем состоянии — не меньше тридцати марок.

Конечно же, никаких документов. Он прекрасно понимал, с кем столкнулся. Наемники, которых отправили конкретно за ним. Границу пересекли за взятку или по заранее подготовленному коридору. Или оставили документы в машине, которую где-то бросили до поры — на дело такие документов не берут. Все четверо белые, итальянцы — либо из местных фермеров-переселенцев, которые взялись за оружие и устроили шабашку на крови, либо из отставных военных или карабинеров, либо и то и другое разом. Такие работали на разведку, на наркомафию, на любого, кто больше заплатит, брали самые грязные и кровавые подряды. Одного из них он, кажется, уже видел где-то в штабе.