Левентик - Виктор Титов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но мыслями я был не в холле, а рядом с Лизой. В душе я прыгал и кричал от радости, разговаривал с ней и слушал, слушал, слушал… Лиза моя вторая любовь. Это не любовь между мужчиной и женщиной, какая была между мной и Таней, это тяга разумов, магнитная и непоколебимая. И если первая любовь разбивает сердца, то вторая испепеляет разум. Общение с другими людьми не доставляет удовольствия, они кажутся глупыми и безвольными. Они не двигают разум вперёд, они стопорят развитие, будто блуждающие якоря. И только друг, словно мотор тянет вперёд, вырывает на просторы, на которых никто не был.
К моему удивлению, Лизы в эскорте не оказалось. Охранник запер меня внутри салона и сел рядом. На немые протесты он покачал головой. Всё-то вам знать, господин всезнайка, сидите лучше, да молчите. Внутри вспыхнул гнев. Я готов был выпрыгнуть из окна машины и со сломанными руками вцепиться в горло старика. Но джипы тронулись в путь, а старик остался на крыльце.
Прибыли мы на место часов через пять. Уютный скромный особняк вписывался в общую картину природы. Внешняя отделка его походила на рассыпанную мозаику, узор переходил на тротуар и стопорился у небольшого бассейна. Кованные ворота были шедевром искусства. Грациозные узоры, будто смазанные маслом, блестели на солнце, ангелочки на столбах принимали гостей с распростёртыми объятиями.
Охранник проводил меня в просторную гостиную и заварил два кофе. Наверное, я выглядел настоящей тряпкой, если он спустился до такой услужливости. Моё раскисшее лицо и растаявшее тело не привёл бы в форму даже электрошок. Какой там кофе.
Но охранник прошёл с кружкой мимо меня и поставил кофе на стеклянный столик. Со второго этажа раздался детский голос…
Меня так и подбросило в воздух. Я выбежал на середину залы и позвал Лизу. Она откликнулась и лёгкие шаги её зазвучали на лестнице. Радость пронзила нервы. Пустой дом превратился в родной. Будто меня вырастили в нём и воспитали.
Когда мы обнимались с Лизой посреди светлой комнаты, стоя на огромном расписном ковре, раздался другой женский голос. Это оказалась Оля. Она стояла на балконе несколько повзрослевшая, но такая же прекрасная, как и раньше. У меня дар речи пропал. Никогда ранее ничего подобного не случалось.
Глава 47
Теперь и не помню, как уснул в тот вечер. Мы разговаривали до поздней ночи.
Оля рассказала, что произошло после нападения Миши. Поздним вечером её разбудил телефонный звонок. После дня изнурительных репетиций, она закрылась подушками. Но телефон трезвонил, и нервы Оли не выдержали. Ранее поздними звонками доставали только поклонники, неизвестно откуда бравшие её номера. Признавались в любви, назначали встречи… Оля чуть не нагрубила, но её опередил голос отца. Он говорил шёпотом и боялся. Сон у Оли выдуло начисто.
Отец поведал историю с нападением, сказал, что благодаря мне Лиза осталась цела и невредима (вот уж чего не ожидал от старика). Затем рассказал план, по которому Лиза переедет в другой особняк.
Маниакальный страх Елены Аркадьевны потерять последнюю дочь вылился в истерику. Она твердила, что убьёт всех, кто притронется к дочке. В глубине души мать любила дочь и желала ей счастья. Почти всю ночь Александр Викторович уговаривал жену перевести дочку в другое место. Но Елена Аркадьевна слышать ничего не хотела, пока муж не заикнулся о старшей дочери. Пусть Лиза хотя бы некоторое время погостит за границей. После ожесточённых споров и угроз Елена Аркадьевна согласилась.
Но старик знал, что этим не избавит дочь от опасности. Из сотни похищений одно обязательно сработает. Похищение Лизы предотвратила случайность.
Ради младшей сестры спецрейсом Оля вылетела на родину. Её отвезли в особняк, затем доставили Лизу. Елене Аркадьевне сказали, что она улетела во Францию на полгода.
Всё это хорошо, но мне даже думать не хочется, что стало с нашими охранниками и водителями. Однажды, спустя годы, я побывал в особняке, навестил Марту (Эльза к тому времени ушла на другую работу), но ни одного лица, участвовавшего в нашей перевозке, не увидел.
А тогда, во время пребывания в особняке, мы радовались и наслаждались жизнью. Оля приехала всего на неделю, и мы использовали каждый день по максимуму. Она рассказывала о выступлениях, о поклонниках, о яркой жизни. Благодарила за роль в «Алой розе».
В разговоре я как-то упомянул, что Лиза обладает не меньшим, а может и большим талантом, нежели её сестра. Оля усмехнулась и согласилась. В жизни она много играла.
Между тем, девочка расцвела и превратилась в другого человека. Её рассуждения из области угнетения и боли перешли в область радости и счастья. Неприязнь к родителям незаметно улетучилась.
— Непрерывный вред, как и радость, — говорила она, — одинаково нежелательны для человека. Душа нуждается в подъёмах и падениях так же, как сердце нуждается в ритмичных колебаниях. Мы не боги, чтобы указывать сердцу ритмику биения, так почему же плачем и радуемся в угоду ситуации. Мы смеёмся, когда нам хочется плакать, и плачем, когда нас сжигает корыстное пламя счастья. Я получала удовольствие от лицемерия, не в силах получить положительный заряд откуда-либо ещё.
Слова эти вызвали у меня внутренний протест и восхищение одновременно. С одной стороны, девочка намеренно доставляла боль родителям и прислуге, играла с психологами в кошки мышки, с другой же, Лиза предстала идеалом движения против обстоятельств. Против их бурного течения. Идеалом, которого я так и не достиг.
Вскоре Оля уехала. Она обещала вернуться через три месяца, когда пройдут гастроли. Мы остались с Лизой вдвоём.
Лиза не ходила в местную школу и получала образование по книжкам. Оно и понятно, в местной школе ей пришлось бы тяжело. Среди местной молодёжи, большинству из которой в жизни ничего не надо, вундеркиндам делать нечего. Лиза сама составляла программу и сама её выполняла.
Учёба не была для неё тягостной. Она занималась ей добровольно и получала от свободы выбора удовольствие.
Однажды девочка спросила, почему я не пишу. На ответ, что вдохновение больше не приходит, она издевательски усмехнулась и передала листок с небольшим стихотворением.
— И это без вдохновения, — добавила Лиза, увидев мои удивлённые глаза.
Пуля пронзила моё самолюбие. Это открытый вызов. Лиза видела во мне соперника, произведения которого знал весь мир, а её творчества не знал никто.
Стихотворение Лизы переполняли глубокие чувства. Читать его можно было бесконечно. Десятилетний ребёнок