Миры Клиффорда Саймака. Книга 1 - Клиффорд Саймак

Только зачем они ждали десять лет? Как — зачем? Чтобы он сломался и был готов с радостью согласиться на любой предложенный вариант.

Внезапная догадка остановила его. Господи, как же он раньше этого не понял?

Не этого они ждали! Они ждали того дня, когда старый Джон Генри напишет письмо. Они знали про письмо. Они наблюдали за Джоном Генри и знали, что он должен написать письмо.

Письмо — ключ ко всей истории. Письмо — приманка, которую использовали, чтобы затащить Эшера Саттона в это время.

И тут его сознание выскользнуло из него и осторожно коснулось мозга человека, что спускался с холма.

Когда он проделывал такие штуки с цыплятами, кошками, собаками, полевыми мышами, никто из них не подозревал, что нечто чужое проникло к ним в мозг, а как на это среагирует незнакомец? Вдруг почувствует неладное?

«…Эта девка ждать не будет… Меня не было слишком долго. Ее обещаниям веры нет. А я, черт побери, торчу в этом идиотском патруле! Ей, конечно, ждать надоест, и она… Я на полчаса, бывало, уходил, и то… Ну и пусть катится к чертовой матери. Получше найду. Ох, это я загнул, пожалуй. Такую не найду, будь она проклята! Вот интересно, кто был тот умник, который сказал, что с Саттоном будет легко договориться? Да я бы плюнул ему в морду! Вот я, будь я на месте этого Саттона, кинулся бы на шею первому попавшемуся из моего времени. Ну а этот что?! Да он даже не удивился! Как будто я тут десять лет болтаюсь!.. Эх, выпить бы чего-нибудь сейчас… Чертова работенка! А еще эта девка из головы не идет. Забыть про нее…»

Саттон вернул свое сознание на место.

Он чувствовал себя победителем. Десять лет они следили за ним, как проклятые, а так ничего и не поняли. Все знают про него, а вот этого — нет.

Если бы у него был мозг обычного человека, они бы не промахнулись. Тут бы они выкосили все мысли, как траву в поле, все бы отпрепарировали, проанализировали и прочитали бы, как книгу. Но его сознание говорило только то, что хотело сказать. Десять лет назад шайка Адамса пыталась поковыряться — не тут-то было! Близок локоть, да не укусишь!

Так до сих пор они и не узнали, что он способен проникать в сознание коровы, собаки, воробья и даже в сознание человека. Если бы узнали — были бы настороже, глаз бы с него не спускали. Но нет — они держали ухо востро не больше, чем глупые мыши.

Он обернулся, взглянул в сторону фермы. На мгновение ему почудилось, что он видит дом, но быстро понял, что это не более чем игра воображения. Один за другим он мысленно перебирал предметы, находящиеся в его комнате. Книги, несколько исписанных листков бумаги, бритва… — ничего, с чем было бы жаль расстаться; ничего, что могло бы вызвать подозрение, что могло бы скомпрометировать его, превратиться в оружие, направленное против него же.

Он был готов к сегодняшнему дню, он знал, что однажды Геркаймер, или Ревизионисты, или правительственный агент — кто-нибудь из них выйдет из-за дерева и пойдет по тропинке рядом.

Знал? Не совсем верно… Надеялся.

Уже много лет прошло с тех пор, как надежда написать книгу без рукописи развеялась как дым. От книги осталась кучка пепла, да и тот давно смешался с землей. Дожди размыли его, он с водой ушел в глубь почвы, там распался на минеральные вещества, впитанные затем корнями растений, и теперь его книга колышется на ветру травами и цветами.

Он готов. Собран и готов. И он, и его разум.

Он тихо сошел с дороги в поле вслед за человеком. Сознание Саттона мчалось за незнакомцем, как гончая по следам зверя.

Саттон вошел в лес, ступая осторожно, чтобы не хрустнул под ногой сучок, не зашуршали листья.

…Корабль стоял в глубоком ущелье. Входной люк был открыт. На фоне освещенного отверстия виднелась фигура мужчины.

— Это ты, Гэс? — тихо окликнул он.

— Кто же еще в такое время будет тут шляться? — буркнул, подходя, его напарник.

— А я уже стал волноваться. Думал, не пойти ли поискать.

— Ага, ты только и умеешь, что волноваться. Между нами — я сыт по горло. Пускай Тревор других кретинов поищет на такую работу. — Он поднялся по лестнице к люку. — Все, сматываем удочки. Хватит. Проваливаем отсюда.

Он повернулся, намереваясь закрыть за собой дверь, но ее уже закрывал Саттон.

Гэс отступил на два шага, наткнулся на привинченное к полу кресло и замер.

— Посмотри, кто к нам пожаловал! — воскликнул он. — Эй, Пинки, да посмотри же, кто у меня провожатый!

Саттон угрюмо улыбнулся.

— Если вы не возражаете, джентльмены, я полечу с вами.

— А если мы будем возражать? — прощебетал Пинки.

— Тогда я поведу корабль сам. С вами или без вас. Так что выбирайте.

— Это Саттон, — объяснил Гэс. — Тот самый мистер Саттон. Мистер Саттон, Тревор будет безумно рад вас видеть!

Тревор… Тревор… — вспоминал Саттон. Уже в третий раз я слышу это имя. Первый раз обстановочка была похожая. Тогда Кейз (или Прингл?) произнес это имя: «Тревор? Ну, Тревор — это шеф нашей корпорации.»

— Давно мечтаю, — язвительно произнес Саттон, — встретиться с мистером Тревором. Нам с ним есть что обсудить.

— Заводи машину, Пинки, — торопливо проговорил Гэс. — И дай весточку о нашем возвращении. Тревор почетный караул выставит для нашей встречи. Как-никак Саттона везем!

Глава 42

Тревор скатал из бумаги шарик, положил на ладонь, дунул… Шарик влетел в чернильницу.

— Ну, слава тебе, Господи! — довольно пробурчал Тревор. Семь из десяти. А раньше было наоборот.

Он оглядел Саттона изучающим взглядом.

— А вы выглядите совершенно заурядно, — сказал он. — Такое впечатление, что с вами можно даже поговорить и более того — договориться.

— Да, рогов у меня нет, — сказал Саттон, — если вы это имеете в виду.

— Ага, — кивнул Тревор. — Но и нимба тоже не наблюдается. Я по крайней мере не вижу.

Он скатал еще один шарик и снова попал в чернильницу. Чернила выплеснулись. На столе расплылась клякса.

— Саттон, — лениво начал Тревор, — вы столько знаете о судьбе. Вы никогда не задумывались о том, что существует такая вещь, как исключительная судьба?

Саттон пожал плечами.

— Вы пользуетесь неточными терминами. Нехитрая и не прикрытая ничем пропаганда в стиле девятнадцатого века. Была там одна нация, которая рядилась в подобные обноски.

— Пропаганда? Ну, зачем же… — усмехнулся Тревор. — Давайте назовем это психологией. Когда о чем-нибудь говоришь долго и упорно, все начинают в это верить. Даже ты сам.

— И эта исключительная судьба, — сказал Саттон, — предназначена, надо понимать, для человека?