Смерть в осколках вазы мэбен - Виктория Платова

— Нет, ну вы только посмотрите, — ораторствовал Гера Газарян, поддерживаемый коллегами, — какой отличный материал мог бы выйти. Ирочка взяла чудесное интервью, но почему-то Илья Геннадьевич, — последовал неопределенный и не слишком приличный жест в сторону главного, — запрещает нам это. С какой, спрашивается, стати? Я могу еще понять, что нам был сделан заказ, — он сделал неопределенный, но более приличный жест в мою сторону, — и мы его выполняли. Но произошло убийство, даже два, и теперь уже все газеты опубликовали сенсационные новости, а наша никак не раскачается. И почему мы, спрашивается, должны плестись за всеми, словно паралитики? А Лилька, между прочим, тоже материал готовила, скандальный. Так ведь и он не прошел. Скажите на милость, что еще за весталка такая объявилась, что о ней запрещено говорить, что еще за жена Цезаря, на которую не может упасть даже тень подозрения?

— Подожди, Гера, — остановил его Павел Николасвич Сверчков, серьезный мужчина и серьезный автор, который только по ошибке задержался в нашей газетке. — Пусть Илья Геннадьевич объяснит нам ситуацию. Про заказчика, конечно, понятно, но нельзя же лизать спонсорскую попу в ущерб нашей газете. Извините за резкость, конечно.

Все бурно выразили согласие с Павлом Николасвичем, который никогда ничего зря не говорил.

— Заткнитесь вы! — рявкнул Илюша Пошехонцев, потеряв всякое терпение. — Хватит уже!

— Мы-то заткнемся, — встрял Миша, — если ты нам все объяснишь. Причем подробно, всякие туманные выверты и экивоки нас не устраивают.

— Что я должен вам объяснять? — ощетинился главный. — Вы и сами все знаете.

— Нет, не все, — продолжал гнуть свое Миша. — Почему Лилькин материал не прошел? И почему Ирочка зря старалась? И Яша Лембаум, между прочим, тоже. Сейчас мы знаем, что эта самая Диана крутила шашни с каким-то музыкантом. А ведь до этого был банкир, однако ту тему ты отмел сразу и неизвестно по какой причине. Вернее, причину Павел Николасвич очень точно назвал — вкусная спонсорская попа. Но теперь уже просто деваться некуда, ведь про Диану с музыкантом все знают. Так почему же и нам об этом не написать? В рамках приличий, разумеется, мол, так и так. Почему действительно идут такие запреты?

— Я не обязан вам докладывать обо всех своих делах. — Пошехонцев еще пытался трепыхаться.

— А нам и не надо обо всем докладывать, — снова встрял Гера, — нам нужно сделать материал. Я же не говорю, что хорошо бы измазать эту модель с ног до головы дерьмом, но материал должен пройти. И не надо возмущаться. Я вообще не понимаю, чего мы спорим. Не доверяете нам, пусть пишет тот, кто у вас из доверия не вышел.

— Точно, — обрадованно влез Семен Гузько, до этого скромно молчавший в стороне, что было на него так не похоже. — У нас тут и специалист по моделям имеется. Как кто? А вот, Леда. Пусть она и пишет. А что такого? Статьи у нее всегда хорошие, приличные, ничего лишнего. Как вы на это смотрите, Илья Геннадьевич?

Пошехонцев с сомнением посмотрел на меня, на сотрудников и на Семена Гузько. Сморщился, но затем неохотно кивнул.

— Хорошо, я согласен, — буркнул он, — только никаких… ничего… В общем, Леда, вы и сами понимаете.

— Разумеется, — я серьезно кивнула. — Когда я могу приступить к работе?

— Да хоть сейчас, — главный скривился еще больше, — но я потом обязательно должен посмотреть ваш материал.

— Обязательно посмотрите, Илья Геннадьевич, — я усмехнулась. — Можно подумать, что когда-то было иначе.

Больше главный ни с кем разговаривать не стал и прямиком отправился в свой кабинет.

Разумеется, это была работа Ирочки, и это она должна была отправиться вместо меня к Диане. Какая заноза действительно мешает нашему главному, почему он ведет себя подобным образом? И Павел Николасвич прав, и Гера Газарян, и Мишка. Все правы, главный поступает вопреки всякой логике. А вот Гузько… Этот, видимо, просто затаил на меня злобу после того, как я прошлась на его счет. Но ведь он мог бы и не трогать меня. Ладно, Гузько иногда следует щелкнуть по носу, а иногда ему не помешает и между ног врезать. Тогда он, может, придет в себя. Но как бы то ни было, a «North Wind» придется посетить именно мне.

Я была не самая первая из тех, кто решился навестить модель и узнать обо всех событиях из первых рук. Диана, как и в случае с банкиром, держалась спокойно, даже вызывающе. Она согласилась ответить на все вопросы журналистов, поэтому в одном из залов спешно организовывали что-то вроде пресс-конференции.

Я предъявила свое удостоверение и быстро просочилась в зал. Выбрала себе незаметное местечко сбоку и, усевшись, стала прислушиваться. Вопросы в основном задавали одни и те же. В каких отношениях Диана состояла с музыкантом? Где она находилась, когда произошло убийство? Как она об этом узнала? Что она об этом думает? Как она намерена вести себя дальше.

Диана сидела, распрямив плечи, смотрела поверх голов журналистов и иногда снисходительно улыбалась. Отвечала она спокойно, даже деловито.

С музыкантом она познакомилась на одной выставке. Они разговорились, и он предложил ей сняться в его клипе. Она согласилась, потому что считает такую работу полезной для себя. Ведь это все же некоторое разнообразие в привычной жизни. Как она узнала об убийстве? Позвонил друг Алексея и сообщил ей эту страшную новость. Где она в это время находилась? Разумеется, дома. Живет она одна, но так как самой с квартирой не справиться, то ей помогает одна женщина-соседка. У той большая семья, поэтому она нередко остается ночевать у Дианы. А когда произошло убийство, то соседка как раз ночевала у нее. Она не знает, что об этом думать, так как, возможно, убийство связано с какими-то разборками между музыкантами.

— Музыканты таким образом не выясняют отношений, — веско произнесла я, и тут же все повернулись в мою сторону. — Может быть, вы и не в курсе, Диана, но полагаю, что вы об этом догадываетесь.

— Зачем вы так, Леда? — Диана надула губки, а в глазах заблестели настоящие слезы. — Вы ведь понимаете, что я ни в чем не виновата?

— Конечно, — я сухо кивнула, — но не так давно убили Ивлева, которого вы прекрасно знали, а теперь вот Алексея. Поэтому, Диана, это не разборки среди музыкантов, а разборки вокруг вас. И, вероятнее всего, вы прекрасно знаете причину.

— Нет! Я не знаю! Я ничего не знаю! — выкрикивала она торопливо, а слезы блестящей дорожкой бежали по ее щекам. — Мне казалось, что это какое-то страшное совпадение.

Тут уже разом заговорили журналисты. Всем хотелось знать, кто я такая и зачем сюда явилась. Пришлось представляться, объяснять… Мои вопросы всех заинтересовали. Кое-кто тоже смог сделать некоторые сопоставления. Но Диана, пока на нее не обращали внимания, пришла немного в себя, перестала рыдать и снова заняла твердую позицию. Она, дескать, ничего не знает, ни к чему не причастна.

— Скажите, Диана, — подняла руку невысокая девушка с заостренным носом и веснушками, густо усыпавшими щеки, — убили двух человек, которых вы знали. А что, если третьей жертвой будете именно вы? Вам не страшно?

— Почему я должна стать третьей жертвой? — медленно произнесла Диана. — Я не имею ни малейшего понятия, за что убили этих двоих. Видно, их что-то связывало. Но я здесь ни при чем, — добавила она твердо. — Я буду жить, как жила раньше. Возможно, что теперь мне придется быть осторожнее. А сейчас простите, — сказала она, вставая, — мне нужно идти работать, потому что, пока жива, я должна соблюдать условия контракта.

С этими словами она кивнула всем и вышла из зала. Журналисты остались переваривать новости. Я подумывала о том, куда бы мне податься, и тут открылась маленькая дверца, скорее всего, из какого-то подсобного помещения, и появился маленький невзрачный человечек. Редко можно встретить таких бесцветных блондинов, но он был именно таким. Не обращая внимания на галдеж и смачный мат, раздающийся вокруг, он довольно уверенно отправился прямо ко мне и остановился в двух шагах.

— Леда, — прошелестел он, — простите за беспокойство, но Диана просит вас заглянуть к ней на минутку.

Очень хорошо! Похоже, что дива действительно расчувствовалась.

Но вот что ей от меня понадобилось? Наверное, любой нормальный журналист на моем месте тут же подхватил бы ноги в руки и помчался выяснять, в чем дело, но мне так опротивела эта модель с ее полуулыбкой, с ее вывертами и ужимками, что я решительно покачала головой:

— Простите и вы меня, но, к сожалению, сейчас это никак невозможно. Я очень и очень тороплюсь. Но вы передайте Диане мой телефон. Если захочет, то может позвонить мне вечером.

И я протянула бесцветному человечку листок из блокнота со своим домашним номером. Я даже не стала смотреть, что он будет с ним делать, а подхватила сумку и решительно выскочила из зала. Посмотрим, что дива скажет сегодня вечером.

Но Диана вечером не позвонила.