Кровавый пуф. Книга 1. Панургово стадо - Всеволод Крестовский

— А может быть и есть уже организация, — задорливо возразил Шишкин.

Свитка быстро вскинул на него глаза и, не сводя с его лица своего внимательно наблюдающего взора, спросил:

— Организация?.. А почему вы думаете, что есть?

Юноша спохватился, что чуть было не сказал лишнего.

"Под страхом неминуемой ответственности пред трибуналом общества", отчеканилась в его сознании знакомая фраза.

— То есть, я… конечно, ни на чем собственно не основываю этого, пояснил он, — но… так, одно предположение… Почему ж и не быть ей? Если Италия, например… отчего ж бы и нам тоже?

— Нет-с, батюшка, мы, русские, слишком еще дураки для этого, авторитетно возразил Свитка с каким-то презрением;- вы говорите: Италия! Так ведь в Италии, батюшка, карбонарии-с, Италия вся покрыта сетью революционных кружков, тайных обществ, в Италии был Буонаротти, там есть — шутка сказать! — голова делу, Мадзини, есть, наконец, сердце и руки, Джузеппе Гарибальди-с! А у нас-то что.

— А Герцен? а Огарев? — горячо вступился Шишкин, юное самолюбие которого особенно задели за живое эти презрительные отзывы о дураках — русских.

— Ну что же!.. Конечно, Герцен-то есть, да ведь одна ласточка весны еще не делает!.. Ну, положим, что есть у нас и Герцен, и Огарев, и еще кто-нибудь кто их там знает! Да где же наши кружки? где наша организация? Я нигде и ни в чем не вижу ее пока! Ну, вот сойдемся, например, мы с вами и потолкуем по душе, и оба, кажись, одушевлены одними стремлениями, одними симпатиями, а что из этого выходит? Пуф! Словоизвержение одно, а чего-нибудь действующего мы все-таки никогда не составим, и эта недеятельность, эта апатия лежит в нашей национальной глупости, потому что мы, русские, — рабы по натуре своей и лучшего ничего не желаем! И организации у нас нет и никогда не будет!

Шишкина так и подмывало схватиться с места и сказать ему: "Ан, нет мол есть же! есть!" и показать в подтверждение полученное им письмо и деньги, и для окончательной убедительности признаться, что сам он член тайного общества и что, стало быть, русские не совсем уж круглые дураки и презренные рабы, какими изволит изображать их господин Свитка. Однако же попридержал на время свою прыть "под страхом неминуемой ответственности".

— Н-ну, как знать чего не знаешь! — процедил он сквозь зубы не без некоторой многозначительности в тоне.

Хозяин исподлобья оглядел его своим изучающим взглядом и улыбнулся про себя, как прежде, чуть заметною, странною усмешкою.

Этот взгляд и усмешка были замечены Шишкиным.

"Неужели из тех!" — быстро мелькнуло в его соображении; но все предшествовавшие обстоятельства их знакомства противоречили такому предположению. "Зачем же он так пытливо взглянул на меня? Чему он так улыбнулся?" — думал экс-гимназист. — "Боже мой! уж не шпион ли это какой-нибудь?.. Может, заодно с Пшецыньским… Может, он хочет выпытать меня?"

И Шишкин вдруг побледнел и тревожно забегал глазами по комнате.

— Однако прощайте… мне пора, — поднялся он с места, неловко и несколько смущенно протягивая хозяину руку.

— Куда же вы? — изумился тот. — А я думал, мы целый вечер проведем вместе, чаю напьемся, закусим… Останьтесь-ко, полноте!

— Нет, ей-Богу, пора!.. Не могу я больше… Прощайте-с.

— Ну, как знаете! До свиданья.

"И чего я так испугался?" — думал Шишкин, подходя уже к своей квартире. "Ведь я сам чуть не похвастался, что как знать чего не знаешь. Может, он оттого-то только и поглядел на меня эдак… а он ужинать приглашал!.. Дурак, право, дурак я! И с чего он вообразился мне то вдруг из тех, то вдруг шпионом, а он, кажись, просто так себе, добрый малый и очень не глупый… А я, как дурак, струсил!"

И на будущее время Шишкин решился уже не трусить более нового знакомца.

XXVII. В западне

На следующий день, около четырех часов пополудни, прохаживаясь по главной аллее городского сада, Шишкин, все еще не терявший надежды, что ожидания его увенчаются каким-нибудь успехом, вдруг завидел идущего навстречу Василия Свитку, который еще издали кивал ему головой и махал руками.

— Здравствуйте, батюшка, — сказал он, подходя к Шишкину. — А вы, кажись, частенько тут прогуливаетесь?

Тот немного смутился.

— Нет, я так только… от нечего делать.

Свитка подхватил его под руку и, дойдя до поворота в среднюю поперечную аллею, повернул туда как бы неумышленным и совсем машинальным образом.

— Фу? как устал я!.. Все время на пристанях шатался… Ходил плоты встречать. Присядьте-ко малость!

И он опустился как раз на вторую скамейку.

Шишкин опять слегка смутился. Некоторое сомнение закралось ему в голову: случайно все это, или нет? Из тех, или шпионит? Но взглянув внимательно на лицо своего знакомца и прочтя на нем полнейшее и открытое простодушие, он снова решил, что Свитка ни то, ни другое.

— Послушайте, Шишкин, — начал тот, усаживая подле себя экс-гимназиста;- простите мою нескромность, но я все думал об вас как вы ушли от меня, и знаете ли, что пришло мне в голову?

— Что такое?

— Ведь вы тут ровно ничего не делаете, ничем особенно не занимаетесь?

— Уроки кой-какие имею.

— Н-да, конечно это немаловажно… А я хотел было вам предложить прокатиться вместе со мной до Астрахани, сплавились бы на плотах, а там у меня есть знакомые из компанейских, так что назад на пароходе ничего бы не стоило. Отличное бы дело, ей-Богу? а? Прямо бы в Казань и предоставил, как раз к началу курса.

Шишкин задумался. Предложение имело свою заманчивую сторону, но… как же те-то? Как же отказаться от блестящей перспективы быть заправским, серьезным деятелем "такого дела" или, по крайней мере, хоть узнать бы прежде что-нибудь положительное: есть ли тут что или одна только мистификация.

— А скоро поедете вы? — спросил он.

— А право не знаю еще!.. Думаю, скоро, на днях.

— Н-нет, на днях-то мне неудобно.

— Отчего неудобно? — с живостью спросил Свитка.

— Да так!.. Не могу я.

— Отчего не можете?

— Да мало ли?.. Ну, уроки… ну, матушка у меня… нездоровая, — замялся Шишкин; да и вообще, просто не могу.

Оба примолкли.

— А я знаю, почему вы не можете! — веско и медленно начал наконец Свитка, смотря ему в глаза пристально и нагло.

Сердце юноши ёкнуло тревогой страха и ожидания.

— Почему? — едва мог проговорить он.

Тот, вместо ответа, взял от него трость и резко начертил ему крест на песке дорожки.

Шишкин побледнел. Чувство внезапности, удивление, испуг и страх, и радость разом отразились на его физиономии, на которую неотводно продолжал глядеть Свитка своим наглым взглядом.

— Дайте вашу руку!.. Вы человек годящийся! — похвалил он с видом покровительства.

Юноша не успел еще прийти в себя.

— Но зачем же вы только теперь!?. Зачем не сразу… не тогда, как я крест поставил?

Тот усмехнулся будто на ребяческое слово.

— Гм… Сразу ничто, мой друг, не делается. Надо было прежде дать вам срок, чтобы поглядеть, насколько серьезна ваша решимость, потом попытать вашу скромность, удостовериться, умеете ли вы держать язык на привязи, — ну, экзамен оказался удачен, значит теперь можно поздравить.

— Я ваш — и душой и телом! — восторженно воскликнул юноша. — Делайте со мной что хотите!.. Когда вы меня представите?

— Как это представите? куда? кому! — серьезно поморщился Свитка.

— Ну, понятно: членам нашего общества, — пояснил Шишкин.

— Членам? Да вы уже представлены: вас знают там. Разве без этого решились бы выбрать вас?

Этот ответ польстил самолюбию экс-гимназиста.

— Но когда же я увижу их? — оживленно спросил он.

— Кого это "их"?

— Ну, разумеется, членов!

— Полагаю, что совсем не увидите. Да это и не нужно. Вы знаете меня, и больше никого, и по всем делам будете сноситься только со мною.

— Стало быть, общества нет никакого?

— Напротив, есть, и весьма сильное, весьма многочисленное; но знать всех членов — это совершенно излишне и даже вредно; да наконец, и нет возможности: их слишком много, они рассеяны повсюду.

— Что же я обязан делать? — пожав плечами, спросил юноша. Дело выходило совсем не так, как мечтал он, и в мечтах оно казалось ему лучше, красивее как-то.

— Делать? а вот что делать, — пояснил Свитка. — Вы будете строго и неуклонно исполнять то, что вам укажут. Впоследствии, с моего разрешения, вы можете избрать себе двух помощников из надежных и лично вам известных людей, но кроме вас, они точно так же не должны ничего и никого знать, я и сам точно так же никого не знаю. Понимаете? И вот, все что вам предоставляется. Средства на ведение дела вы будете получать от меня, а за измену делу, предваряю вас, последует неминуемая кара.

— То есть, как же это? — оторопело спросил Шишкин.

— А так, что в один прекрасный день можно отправиться ad Patres, очень серьезно ответил Свитка. — Поэтому, будьте осторожны и прежде всего — язык за зубами. Назад уже, конечно, отступления нет; вы понимаете…