Путешествие и приключения капитана Гаттераса - Жюль Верн

25 октября термометр показывал -4F (-20С). Разразился страшный буран; над равниной кружились крупные хлопья снега, заволакивая все крутом белой завесой. На бриге довольно долгое время беспокоились об участи Бэлла и Симпсона, которые, увлекшись охотой, зашли слишком далеко. Они вернулись на судно только на следующее утро. Целый день они пролежали на льду, завернувшись в оленьи шкуры; буран с ревом проносился над ними и покрыл их сугробом снега в пять футов высотой. Они чуть не замерзли, и доктору стоило немалых трудов восстановить у них нормальное кровообращение.

Буря продолжалась без перерыва целых восемь дней. Нельзя было даже выглянуть наружу. В течение одного дня температура иной раз колебалась в пределах пятнадцати — двадцати градусов.

Во время этих невольных досугов каждый жил своей особой жизнью: одни спали, другие курили, третьи разговаривали вполголоса, замолкая при приближении Джонсона или доктора. Людей экипажа уже ничто не связывало. Собирались они только по вечерам на общую молитву да по воскресным дням на чтение библии и богослужение.

Клифтон рассчитал, что за пределами семьдесят восьмого градуса его премия достигнет трехсот семидесяти пяти фунтов; он находил, что это кругленькая сумма, дальше его честолюбие уже не простиралось. Его мнение разделяли и другие матросы, надеясь в свое удовольствие попользоваться деньгами, приобретенными ценой таких лишений и трудов.

Гаттерас почти не показывался. Он не принимал участия ни в охоте, ни в прогулках. Его ничуть не интересовали метеорологические явления, которыми так восхищался доктор. Он жил одной лишь мыслью, которую можно было резюмировать в двух словах: «Северный полюс». Он ждал только минуты, когда освобожденный «Форвард» снова двинется в свое опасное плавание.

Вообще настроение на бриге было подавленное. И в самом деле, что может быть печальнее, чем вид попавшего в плен судна, которое больше не находится в своей родной стихии и формы которого скрадываются под толстым слоем льда; «Форвард» уже не был похож на себя; предназначенный для движения, он не мог тронуться с места; его превратили в деревянный дом, в склад, в неподвижное жилище, его — не боявшегося ветров и бурь. Это неестественное, нелепое положение невольно угнетало моряков и наводило на грустные размышления.

В часы досуга доктор приводил в порядок свои дорожные записки, в точности воспроизведенные в настоящем рассказе; он ни минуты не сидел без дела, и его настроение никогда не изменялось. Замечая, что буран затихает, он с удовольствием думал об охоте.

3 ноября в шесть часов утра при температуре -5F (-21С) Клоубонни отправился на охоту вместе с Джонсоном и Бэллом. Ледяные поля расстилались гладкой скатертью. Снег, выпавший в большом количестве за предыдущие дни, затвердел от мороза, и идти было легко. Стояла сухая, резкая стужа. Луна светила изумительно ярко, создавая чудесную игру света на изломах льдин; следы шагов, освещенные по краям, тянулись блестящей полосой за охотниками, огромные тени которых резко выделялись на снегу.

Доктор захватил с собой своего приятеля Дэка, не без оснований предпочитая его гренландским собакам, которые на охоте бесполезны и, по-видимому, не обладают темпераментом собак умеренного пояса. Дэк носился по снегу, обнюхивал дорогу и нередко делал стойку перед свежими следами медведей. Но, несмотря на все его искусство, охотники, после двухчасовой ходьбы, не встретили ни одного зайца.

— Неужели же вся дичь переселилась на юг? — сказал доктор, останавливаясь у подошвы холма.

— Может быть, и так, — ответил Бэлл.

— А я этого не думаю, — возразил Джонсон, — зайцы, песцы и медведи освоились со здешним климатом. По-моему, это буран их разогнал; но вот увидите, они появятся с первым же южным ветром. Другое дело, если бы речь шла об оленях или мускусных быках.

— А между тем на острове Мельвилла встречаются большие стада этих животных, — сказал доктор. — Правда, остров этот находится несколько южнее. Во время своих зимовок Парри всегда имел там достаточный запас этого превосходного мяса.

— Ну, а нам не посчастливилось, — ответил Бэлл. — Хорошо было бы запастись хотя бы медвежатиной.

— Но это как раз труднее всего, — заметил доктор. — Мне кажется, что медведей слишком мало и они уж очень дикие; они слишком осторожны и еще недостаточно цивилизованы, чтобы подставлять лоб под пули.

— Бэлл говорит о медвежатине, — сказал Джонсон, — но сейчас жир этих животных для нас гораздо важнее их мяса и меха.

— Правда твоя, Джонсон, — ответил Бэлл. — Ты все думаешь о топливе?

— Да и как не думать! При самой строгой экономии у нас хватит угля не больше чем на три недели.

— Да, — сказал доктор, — и это главная опасность. Сейчас только начало ноября, а между тем февраль — самый холодный месяц в полярных странах. Во всяком случае, за недостатком медвежьего жира мы можем рассчитывать на жир тюленей.

— Ненадолго, доктор, — ответил Джонсон, — потому что в скором времени они уйдут от нас. От холода, а может быть, из осторожности, но вскоре тюлени перестанут выходить на поверхность льда.

— В таком случае, — сказал доктор, — остаются одни медведи. По правде сказать, это самые полезные животные здешних стран, потому что они доставляют все необходимое человеку — пищу, одежду, освещение и отопление. Слышишь, Дэк, — добавил доктор, лаская собаку, — нам нужны медведи; ищи, друг мой, ищи!

Между тем Дэк обнюхивал лед; понукаемый доктором, он вдруг стрелой бросился вперед. Он громко лаял, и, несмотря на расстояние, его лай ясно доносился до охотников.

Исключительно хорошая слышимость при низкой температуре — замечательное явление, с которым может сравниться только яркий блеск звезд полярного небосклона. Лучи света и звуковые волны распространяются на огромные расстояния, особенно во время сухих и холодных гиперборейских ночей.

Охотники, прислушиваясь к отдаленному лаю, отправились по следам Дэка. Пройдя милю, они совсем запыхались, ибо легкие быстро устают на таком морозе. Дэк находился в пятидесяти шагах от ледяного холма, на котором стоял, странно раскачиваясь, какой-то огромный зверь.

— Наше желание исполнилось! — воскликнул доктор, взводя курок ружья.

— Медведь, и к тому же из крупных, — сказал Бэлл.

— И какой-то чудной, — добавил Джонсон, готовясь выстрелить после своих товарищей.

Дэк бешено лаял. Бэлл приблизился шагов на двадцать и выстрелил, но, по-видимому, промахнулся, потому что животное продолжало тяжело покачивать головой.

Подойдя поближе, Джонсон тщательно прицелился и спустил курок.

— Опять ничего! — воскликнул доктор. — Ах, эта проклятая рефракция! Мы не подошли даже на выстрел… Никак не привыкнешь к этому! Медведь находится от нас больше чем в тысяче шагов.