В мире безмолвия - Жак-Ив Кусто

За умеренным слоем следует холодный, с заметным понижением температуры до пятидесяти двух градусов по Фаренгейту. Холодный и теплый слои разделены совершенно четкой границей. Между ними нет никакого перехода. Можно висеть в умеренной зоне и сунуть палец в холодную, чувствуя разницу так же отчетливо, как перед первым купанием в сезоне, когда вы нерешительно пробуете воду большим пальцем ноги. Нелегко собраться с духом и окунуться в холодную ванну. Зато потом, когда кожа уже привыкла к более низкой температуре, приятно думать о предстоящем возвращении через толщу теплой воды. Хитроумные командиры подводных лодок умудряются использовать эту разницу температур. Холодная вода несколько плотнее теплой; соответственно балласт лодки рассчитывается так, чтобы она имела легкую перегрузку для теплого, но недогрузку для холодного слоя. Тогда можно выключить моторы, и лодка будет лежать, как на подушке.

Тот самый мистраль, который подул, когда мы обследовали «Дальтон», познакомил нас с динамикой теплого и холодного слоев. Вода была сравнительно теплой до глубины ста двадцати футов, пока с норд-норд-веста не подул штормовой ветер. В первый же день холодная вода поднялась до восьмидесяти футов, назавтра она начиналась уже с сорока. На третий день охлаждение распространилось и на поверхностный слой. Это доказывало, что мистраль не охлаждает верхний слой воды, а отгоняет его так, что на место теплой воды поднимается холодная. Как только ветер стих, теплая вода стала возвращаться, оттесняя прохладную все ниже. Вот почему мы обнаружили ледяную воду в трюмах «Дальтона», хотя кругом было совсем тепло.

В Кассисе мы однажды нырнули в пещеру, которую Тайе назвал пещерой Али-Бабы. В этот день вода была холодной от дна до самой поверхности. Но в пещере на глубине девяноста футов вода была приятно теплой – ветер не смог извлечь ее из грота и отогнать прочь.

Каждому, кто купался в дождь, известно курьезное чувство «сухости» под водой, когда не хочется вылезать из воды, чтобы не «промокнуть». Ныряльщик, смотрящий снизу в сторону поверхности воды в дождь, видит, как ее прокалывают миллионы крохотных пик. Медленное и систематическое смешение пресной воды с соленой создает в море своего рода «марево» – вроде того, какое видно над землей в жару. Мы наблюдали сильнейшее возбуждение среди рыб в прибрежных водах во время ливня. Они буквально сходят с ума. Маленькие рыбешки мечутся во все стороны. Сидячие обитатели дна лезут вверх, срываются и снова лезут, проявляя необычайную энергию. Кефаль и окуни бешено скачут под кипящей от дождя поверхностью моря. Они то и дело становятся торчком, разинув рты, словно глотают пресную воду. В дождливые дни в море царит хмельное веселье.

Море – настоящий мир безмолвия. Я говорю это с полным убеждением, опираясь на многочисленные наблюдения, хотя знаю, что за последнее время было немало написано о подводных звуках. Записи этих шумов, произведенные с помощью гидрофона, продаются как фонографические курьезы, однако шумы явно преувеличены. Такая запись нисколько не соответствует тому, что слышит под водой человек. В море и в самом деле можно уловить очень интересные звуки, и вода передает их на чрезвычайно большое расстояние, но это шум совсем другого характера.

Подводный звук настолько редкая вещь, что привлекает к себе обостренное внимание. Страх, боль, радость – все эти чувства выражаются обитателями моря беззвучно. Извечный круг жизни и смерти вращается совершенно бесшумно; и только млекопитающие – киты и дельфины – нарушают это безмолвие. Случайный взрыв или шум судовых моторов – проявление деятельности человека – не в состоянии потревожить покой глубин. В этих глухих джунглях шумы, производимые ныряльщиками, раздаются с особой силой: бурлят пузырьки выдыхаемого воздуха, шипит струйка вдыхаемого, гулко отдаются оклики товарищей. Ваш друг может охотиться за пределами видимости, на расстоянии сотен ярдов, однако удар о скалу пролетевшего мимо цели гарпуна донесется до вас совершенно отчетливо, и когда товарищ вернется, вы можете подразнить его, показав на пальцах, сколько у него было промахов.

Чуткое ухо улавливает порой под водой отдаленный скрип, особенно если затаить дыхание. Конечно, гидрофон способен усилить этот слабый звук до грохота, и это может оказаться полезным для научного исследования, но не даст никакого представления о том, что слышит ухо ныряльщика на самом деле. Нам пока не удалось найти удовлетворительного объяснения этих скрипов. Сирийские рыбаки отыскивают отмели для лова, прикладывая ухо к фокусу слуховой раковины, образуемой корпусом лодки. Услышав скрип, они ставят сети. Они уверены, что этот звук каким-то образом издают находящиеся внизу скалы, а скалы – это рыбье «пастбище». Некоторые специалисты по биологии моря склонны считать виновниками этого скрипа креветок, которые скапливаются огромными массами и скрипят в лад своими клешнями. Если посадить креветку в банку, она и в самом деле будет щелкать. Но ведь сирийские рыбаки ловят рыбу, а не креветок. К тому же мы ныряли в районе, где наблюдается скрип, и ни разу не находили ни одной креветки. Кажется, эти звуки становятся интенсивнее, когда море стихает после шторма, однако так бывает не всегда. Чем больше мы изучаем море, тем больше убеждаемся в нежелательности поспешных выводов.

Некоторые рыбы квакают наподобие лягушек. Около Дакара я плавал под водой под громкие звуки такого оркестра. Киты, дельфины, «квакуши» и неизвестные существа, испускающие скрип, – единственные известные нам исключения, нарушающие безмолвие моря.

Во внутреннем ухе рыб имеются слуховые камешки – «отолиты», из которых любители делают ожерелья-амулеты. Однако большинство рыб мало, а то и вовсе не реагируют на звук. Наблюдения показывают, что они гораздо более восприимчивы к колебаниям незвуковой частоты. Вдоль бока рыбы тянется чувствительная полоса, служащая, по существу, шестым органом чувств. Многое говорит за то, что эта боковая линия воспринимает на большом расстоянии колебания воды, скажем, от тел сражающихся морских обитателей. Мы установили, что рыбы не обращают никакого внимания на голос, зато колебания воды от наших ластов ощущаются ими на значительном расстоянии. Подплывая к рыбам, мы двигаем ногами очень тихо; резкое или просто неосторожное движение сразу же разгонит рыб, даже тех, которые скрыты за камнями и не видят нас. Тревога распространяется подобно цепной реакции; достаточно одной рыбке броситься наутек, как паника немедленно передается всем остальным. Далеко за пределами видимости рыбы воспринимают бесшумное предупреждение.