Детектив Франции Выпуск 5 - Шарль Эксбрайя

— Кто вы? — спросил Оттвайлер.

— Западный агент. Я думаю, это должно вас успокоить.

— Меня бы это успокоило, если бы я имел тому доказательство. Если мой адрес вы получили от Хорнбаха, то, я думаю, я мог бы позвонить ему и…

Оборотная сторона медали: мертвый Хорнбах не мог скомпрометировать миссию Калона, но и помочь не мог.

Оттвайлер повторил:

— Все это похоже на сказку. Один звонок…

— Хорнбах умер, — обронил Калон.

— Прекрасно, — невесело улыбнулся Оттвайлер. — Мне кажется, нам больше не о чем говорить. Доктор Хорнбах был моим замечательным соотечественником. Что касается других людей, названных вами, я никогда о них не слышал.

Калон закурил сигарету. Вполне вероятно, что Оттвайлер говорит правду. Не все члены организации знают друг друга. У Калона была великолепная возможность убедиться в этом, а если повезет, убедить в этом и доктора. Он сказал:

— Вы слышали о «несчастных случаях», произошедших в последнее время с несколькими людьми?

— Я не вижу связи.

— Речь идет о французских агентах из моей Разведслужбы.

Калон сразу понял, что доктору ничего об этом не было известно.

— Мне очень жаль, но я не понимаю цели вашего визита. К тому же у меня нет времени…

Калон затянулся дымом и холодно сказал:

— На улице ждут три агента ГПУ. Двое из них сидят в ЗИЛе, а третий стоит под аркой ворот. Вы можете проверить.

Оттвайлер нехотя встал, подошел к окну, отдернул занавес и увидел огромный черный ЗИЛ. Когда он обернулся, то был бледным как мел.

— Мне кажется, вы тоже русский. Вы выдаете себя за западного агента, чтобы заставить меня говорить.

— Я понимаю ваше недоверие, доктор, но поймите, что вы погубите себя молчанием, а если вы мне сообщите адрес ваших шефов, у вас остается шанс.

— Зачем вам нужны эти воображаемые шефы? — внезапно спросил Оттвайлер.

— Я могу быть им полезен, — ответил Калон.

— Слабый аргумент, — криво улыбнулся Оттвайлер. — Если допустить, что они существуют, я не понимаю, почему должен подставлять их. Оставаясь в тени, они могут быть по–прежнему очень эффективны.

— Но вас, доктор, заставят говорить. И уж вам–то известны способы, какими можно сломить сопротивление человека.

Калон бросил сигарету. Оттвайлер был из другого теста, нежели Хорнбах. Это был сильный человек. Он принадлежал к тому же типу фанатов, что и Даун. В сущности, Калону повезло, что он напал на такого человека, как Хорнбах.

Калон взглянул на стоящего за письменным столом Оттвайлера.

— Значит, вы предпочитаете попасть в руки ГПУ, доктор?

Калон встал, вынул пистолет и добавил:

— У меня тоже мало времени, доктор. Думайте быстрее. Мой эскорт нетерпелив. Чтобы спастись самому, мне придется выдать вас.

Оттвайлер собирался что–то сказать, но в этот момент в дверях появилась совсем юная девушка. На вид ей было не больше шестнадцати лет. На ней был длинный шерстяной свитер и брюки.

При виде пистолета она открыла рот. Калон быстро подошел к двери и захлопнул ее. В следующий момент он обхватил девушку и сказал:

— Надеюсь, доктор, что сейчас вы по–иному оцените ситуацию.

Девушка быстро оправилась от потрясения. Ее блестящие глаза говорили о том, что ей даже нравится эта авантюра.

Она чувствовала на своей груди твердую руку красивого и сильного мужчины. Оттвайлер еще больше побледнел.

— Оставьте Хильду, — крикнул он.

— Охотно, — ответил Калон. — Говорите.

— Что ему нужно, папа? Это вор? Он похож на американского гангстера.

— Хильда! — прервал Оттвайлер.

Хильда прильнула к Калону. Ощущение было совсем другим, не таким, как от объятий дурака Отто. Она подумала, что ей было бы приятно заниматься любовью с этим незнакомцем.

— Перестань тереться, — резко сказал Калон.

— Вам не нравится? — спросила она.

— Хильда! — повторил Оттвайлер.

Калон стиснул зубы. Надо спешить. Эта порочная девица было в восторге от своего приключения.

Возле письменного стола доктора стоял небольшой столик для незначительных хирургических операций, а рядом с ним шкафчик с ящиками. Калон держал девушку в одной руке, а другой рылся в ящиках. Наконец он нашел то, что искал.

Оттвайлер не спускал с него глаз, вытерев со лба капли пота. Даже Хильда поняла, что дело принимает серьезный оборот, и перестала смеяться.

Калон достал из ящика скальпель и приложил холодную сталь к горлу девушки.

— Если вы будете упорствовать, доктор, я перережу ей горло.

— Отпустите ее, — сказал доктор. — Она не причастна к этому делу. Это омерзительно…

— Замолчите! Я сказал вам, что пришел как друг. Ваш единственный шанс… «И мой тоже», — подумал Калон. Хильда дрожала. Калон легонько уколол ее, и она громко вскрикнула.

— Мерзавец! — заревел Оттвайлер.

— Папа! Он сумасшедший! Он убьет меня!

Теперь Хильда билась в истерике. Калон еще немного надавил на горло девушки.

— Доктор, разве вы не слышите зов крови? — усмехнулся он.

Хильда рыдала. Ей стало страшно. Она не хотела умирать.

Калону тоже было страшно, но по другой причине. Он знал, что если Оттвайлер ничего не скажет, он перережет горло девушки. От этой мысли его охватил ужас, но он знал, что сделает это. Он стоял на краю бездонной пропасти, и самым ужасным было то, что он холодно принял это вписывающееся в рамки решение.

Оттвайлер, готовый к прыжку, выгнулся вперед. На его лице была видна страшная внутренняя борьба.

— Вы выиграли, — сказал он хриплым голосом. — Отпустите ее.

— Сначала дайте мне адрес.

— Берлин, Лейпцигерштрассе, четырнадцать. Третий этаж. Айзенберг.

Оттвайлер упал в кресло и еле слышно добавил:

— Теперь можете звать ваших друзей.

Калон бросил скальпель, но продолжал удерживать Хильду за руку.

— Я сказал вам правду, доктор. Я знаю, что вы мне не верите, поэтому я вынужден принять некоторые предосторожности. Я беру вашу дочь заложницей. Если в Берлине со мной случиться несчастье, то у вашей дочери тоже будет много неприятностей.

— Вы подлец, у вас за душой нет ничего святого.

— Приятно слышать это от убежденного нациста.

Оттвайлер вздрогнул, но промолчал. Хильда смотрела на отца широко раскрытыми глазами.

— Поехали, — предложил Калон.

— Хильда… — начал доктор.

Она даже не остановилась. Проходя мимо отца с полными слез глазами, она бросила:

— Предатель!

Наверное, для доктора это было самым горьким.

Когда они вышли на улицу, Калон сказал девушке:

— Будьте умницей и старайтесь меньше говорить. Люди, с которыми нам придется провести некоторое время, шутить не любят.

— Я уже поняла это, — сказала Хильда, продолжая дрожать.

Она с любопытством посмотрела на Калона и спросила:

— Неужели вы бы и в самом деле могли?…

Она не закончила фразы, и Калон рассмеялся:

— А вы в этом сомневались?

Хильда сжала его руку, глядя на него со страхом и восхищением.

— Вы сильный человек, — сказала она.

— Да… Чтобы вам было о чем вспомнить в старости. Навстречу им шел Дмитрий:

— Кто это?

— Заложница, — коротко ответил Калон.

В машине Соболин уже начал терять терпение. Он нервничал и спрашивал себя, не лучше ли взять дело в свои руки. Увидев Калона, он успокоился. Тот объяснил кратко ему, чем объясняется присутствие Хильды. В машине Калон сказал:

— Едем в Берлин. Лейпцигерштрассе. Вы знаете, в каком это секторе?

— В русском, — ответил Соболин с довольной усмешкой.

«Жаль», — подумал Калон. Однако для дела это не имело значения.

Машина мягко тронулась. На первом же повороте Хильда прильнула к Калону…

Глава 16

Берлин. Узел затягивался, и неминуемо приближался час последнего раунда. Калон шел пешком по окутанному туманом городу. Они были в двух шагах от Бранденбургских Ворот, построенных в греческом стиле, по которым проходила граница между западным и восточным сектором.

Калон с грустью думал о том, что, если бы граница немного отодвинулась, Лейпцигерштрассе оказалась бы в западном секторе.

На пятки Калону наступал Дмитрий, еще более недоверчивый и подозрительный, чем обычно. Калон сказал ему, что это лишь еще одно звено, которое наконец должно вывести на главу таинственной организации. Тем не менее Соболин принял все меры предосторожности.

Соболин остался в своей квартире, где в качестве заложницы находилась также и Хильда.

Мужчины подходили к Лейпцигерштрассе.

— Совсем недалеко, — сказал Дмитрий с ухмылкой.

Своим толстым пальцем он указал на Потсдаммер Плац, откуда начинался западный сектор и свобода. Подойдя к дому, Калон сказал:

— Я, как было условлено поднимусь один.