Саван для соловья - Филлис Джеймс

— Я уже видел эту открытку, — мрачно заявил Делглиш. — Вам было известно, чему посвящена демонстрация?

— Я знал, что темой будет искусственное кормление, но я не знал, что сестра Фоллон больна и что кто-то другой будет играть роль пациентки вместо нее.

— Вы можете объяснить, как едкое вещество могло попасть в аппарат для искусственного кормления?

— Вы меня опережаете. Я как раз намеревался сам рассказать об этом. Понятия не имею. Наиболее вероятное объяснение — это то, что кто-то решил разыграть дурацкую шутку, не давая себе отчета в том, что результат может оказаться фатальным. Если не это, тогда — несчастный случай. Подобные прецеденты уже имели место. Всего три года назад в родильном отделении больницы — по счастью, не нашей — был отравлен новорожденный младенец,,когда бутылочку с дезинфицирующим раствором перепутали с молоком. Я не могу объяснить, как мог несчастный случай произойти здесь или кто в Найтингейл-Хаус оказался настолько циничным и безмозглым, чтобы решить, будто, подмешав едкое вещество в молоко, можно кого-нибудь позабавить.

Он замолчал, ожидая очередного вопроса Делглиша, но, встретив лишь вопросительный взгляд, продолжил:

— Это то, что касается смерти сестры Пирс. Здесь я вам больше ничем не могу помочь. А вот в случае с сестрой Фоллон дело обстоит немного иначе.

— Вы что-то видели вчера ночью? Что-то произошло на ваших глазах?

Он резко ответил:

— Это не имеет ничего общего с тем, что произошло прошлой ночью, инспектор. Мисс Гиринг уже рассказала вам все о событиях той ночи. Мы никого не видели. Мы покинули ее комнату сразу же после двенадцати и вышли на улицу, спустившись по черной лестнице мимо квартиры мисс Тейлор. Я вытащил свой велосипед из кустов неподалеку от дома — не вижу причины, почему мой визит должен быть известен каждой зловредной старой деве в округе, — и мы прошли вместе по дороге до первого поворота. Затем попрощались, и я проводил мисс Гиринг обратно к черному ходу в дом. Она оставила его открытым. Потом я наконец поехал к себе и, как уже вам говорил, налетел на поваленный вяз в 12.17. Если после моего падения кто-то прошелся по этой дороге и оставил на ветке белый шарф, могу лишь сказать, что я его не видел. Если он ехал на машине, то она, скорее всего, была припаркована с другой стороны Найтингейл-Хаус, поскольку никакой машины я тоже не видел.

Наступила очередная пауза. Делглиш не шелохнулся, и только Мастерсои, с хрустом переворачивая листок блокнота, позволил себе обреченно вздохнуть.

— Нет, инспектор, событие, к которому я имел отношение, случилось прошлой весной, когда группа студенток, в которой была и сестра Фоллон, проходила второй год обучения. Как уже повелось, я читал им лекцию о ядовитых веществах. Когда я закончил, все студентки, кроме сестры Фоллон, собрали свои книги и вышли из зала. Она подошла к моему столу и спросила, как называется яд, который мог бы убить мгновенно и безболезненно и был бы доступен любому человеку. Вопрос показался мне довольно странным, но я не видел причины, почему мне не следовало отвечать па него. Мне и в голову не пришло, что он мог иметь к ней какое-то отношение, к тому же такого рода информацию она могла легко найти в книге по фармакологии или судебной медицине в нашей больничной библиотеке.

— И что же вы ей тогда ответили, мистер Моррис? — спросил Делглиш.

— Я ответил ей, что одним из таких ядов считается никотин, который можно без проблем получить из обыкновенного аэрозолевого баллончика для опрыскивания роз.

Говорит он правду или лжет? Кто знает? Делглиш льстил себя надеждой, что в состоянии определить, лжет ли подозреваемый, — но только не этот. Даже если Моррис все это выдумал, то кто докажет обратное? А если это ложь, то цель ее очевидна — внушить ему мысль, будто Джозефина Фоллон покончила жизнь самоубийством. И делает ои это по той простой причине, что хочет отвести подозрения от сестры Гирииг. Как ни забавно, но он ее любит. Этот немного нелепый педантичный мужчина и эта глупая, немолодая и манерная женщина любят друг друга. А что тут странного? Кто сказал, что любовь — прерогатива молодых и красивых? Однако в любом расследовании это создает определенные трудности — эти чувства могут вызывать жалость, сочувствие или даже смех, в зависимости от случая, но ими никогда нельзя пренебрегать. Инспектор Бейли — он знал это по первому делу — не поверил в сентиментальную историю с открыткой. По его мнению, это был дурацкий мальчишеский поступок, к тому же совершенно не вязавшийся с характером мистера Морриса; поэтому он в него не поверил. Но Делглиш придерживался другого мнения. Он представлял себе, как одинокий Моррис неуклюже едет на велосипеде навестить свою возлюбленную; оборачиваясь по сторонам, он прячет велосипед в кустах за Найтингейл-Хаус; потом холодной январской ночью они медленно прогуливаются вместе, пытаясь оттянуть минуту прощания; и вот теперь он странно, однако настойчиво пытается защитить женщину, которую любит. И его последнее заявление, не важно, правда оно или ложь, лучшее тому доказательство. А если изложенное им — выдумка, то она послужит серьезным аргументом для тех, кто предпочел бы верить, будто Джозефина Фоллон сама наложила на себя руки. И он будет на этом настаивать. Он гордо посмотрел на Делглиша уверенным взглядом прорицателя, которому не страшен скепсис противника.

— Хорошо, — вздохнул Делглиш, — Не будем тратить время на размышления. Давайте снова вернемся к вашим перемещениям той ночью.

4

Сестра Брамфет, верная своему обещанию, терпеливо ожидала за дверью, когда Мастерсон выпроводил Леонарда Морриса в коридор. Но от прежней ее уступчивости не осталось и следа, и она уселась перед Делглишем с таким видом, словно собиралась биться не на жизнь, а на смерть. Под ее властным взглядом матроны он чувствовал себя не лучше неспособной студентки начального курса медсестер, прибывшей на практику в отделение частной больницы; в его мозгу вдруг живо всплыло воспоминание о другом взгляде, еще более уничтожающем и до боли знакомом. Он мысленно проследил источник неожиданно возникшего страха. Таким же испепеляющим взглядом смотрела на него однажды директриса его начальной школы, заставляя восьмилетнего, тоскующего но дому мальчика чувствовать себя полным ничтожеством и так же бояться ее. Ему потребовалось время, чтобы сделать над собой усилие и встретить этот взгляд.

Впервые Делглишу представилась возможность разглядеть сестру Брамфет поближе. У нее было малопривлекательное и тем не менее весьма примечательное лицо.

Сквозь очки в металлической оправе, перемычка которых съехала на кончик толстого мясистого носа, смотрели маленькие, сверлящие насквозь глазки. Коротко постриженные и завитые седые волосы стального цвета обрамляли пухлое лицо с одутловатыми щеками и упрямым подбородком. Элегантный гофрированный чепец, который на Мейвис Гирииг выглядел как изящный головной убор с кружевной оборкой и даже гермафродичное лицо Хильды Рольф делал более привлекательным, был низко нахлобучен по самые брови сестры Брамфет, напоминая собой круглый пирог с ободком из неаппетитно потрескавшейся корки. Уберите этот символ власти с ее головы и замените его уродливой фетровой шляпкой, прикройте больничное платье бесформенным одеянием какого-нибудь бурого цвета — и перед вами настоящий прототип немолодой домохозяйки из пригорода, которая, слоняясь по супермаркету с бесформенной сумкой, придирчиво подбирает недельный запас продуктов. И тем не менее перед Делглишем сидела самая лучшая медсестра клиники доктора Джона Карпендера, которая когда-либо у него была. К тому же — ближайшая подруга Мэри Тейлор, что казалось еще более удивительным.

Опережая его первый вопрос, она произнесла;

— Медсестра Фоллон покончила жизнь самоубийством. Сначала отравила Пирс, а потом и себя. Это Фоллон убила Пирс. Я наверняка знаю, что это сделала она. Так почему бы вам не прекратить беспокоить Матрону и мешать больнице спокойно работать? Вы теперь уже никому не поможете. Они обе мертвы.

Произнесенные властным, бередящим память и сбивающим с толку тоном, ее слова походили на приказ. Ответ Делглиша прозвучал неожиданно резко. Вот чертова перечница! Он не позволит запугивать себя.

— Если вы знаете это наверняка, то у вас должны иметься доказательства. А все, что вам известно, сестра, вы должны сообщить мне. Я ищу убийцу, а не воришку, укравшего подкладное судно. Вы обязаны предоставить мне все имеющиеся у вас доказательства.

Опа засмеялась резким, режущим слух, неприятным смехом:

— Доказательства! Их нельзя назвать доказательствами. Но я знаю!

— Сестра Фоллон разговаривала с вами, когда проходила практику в вашем отделении? Она походила па сумасшедшую?

Все это не более чем догадка. Сестра Брамфет презрительно фыркнула:

— Даже будь она таковой, то и тогда в мои обязанности не входило бы доносить вам об этом. То, о чем говорит пациент, находящийся в крайнем возбуждении, не может являться предметом сплетен окружающих. По крайней мере, не в моем отделении. Это не доказательства. Просто примите на веру то, что я вам говорю, и прекратите всю эту возню. Фоллон убила Пирс. А почему, выдумаете, она вернулась тем утром в Найтингейл-Хаус с температурой под сорок? Почему она отказалась давать какие бы то ни было объяснения полиции? Фоллон отравила Пирс. Вы, мужчины, любите усложнять все на свете. А на деле все обстоит гораздо проще. Фоллон отравила Пирс, и, можете не сомневаться, причины на это у нее имелись.