Достаточно времени для любви, или жизни Лазаруса Лонга - Роберт Хайнлайн

— Дедушка, а встречались такие здоровенные, которых было не выставить?

— Нет, Галахад. Габариты в драке особого значения не имеют… к тому же на всякий случай я всегда был вооружен. Но если мне нужно утихомирить буяна — я добьюсь этого во что бы то ни стало. Если неожиданно врубить ногой прямо в развилину, любой проваляется достаточно долго, чтобы успеть вышвырнуть его за дверь.

Не кривись, Гама, душа моя, твой папенька уверял, что тебя шокировать трудно. Но я говорил о Шумке, о том, как он зарабатывал деньги для нас, не забывая и о себе.

В такого рода заведениях на границе обычный посетитель входит, покупает выпивку, разглядывает девочек, покупает выпивку той, которая ему понравилась, отправляется в ее комнату, делает свое дело, потом уходит. В среднем минут тридцать, доход для заведения минимальный.

Так было до Шумка. А когда он появился, дело пошло так: купит посетитель выпивку себе, девице, — и уходит с ней в комнату. Выйдет оттуда, а Шумок поет «Френки и Джонни» или там «Повстречал браток вышибалу», улыбается, куплет за куплетом, — глядишь, посетитель садится, слушает песню до конца — а потом спрашивает, не знает ли слепец «Очи черные». Конечно, Шумок знает, но не признается, а просит, чтобы гость напел ему мелодию и слова. А он, дескать, послушает.

И если у гостя есть деньги, он сидит и час, и другой, поужинает сам, закажет ужин девице, накормит Шумка — и глядь, уже готов повторить с той же девицей, или другой. Есть валюта — засиживается до ночи, тратит деньги на девиц, Шумка, кухню и бар. Если потратится — а вел себя хорошо, не жадничал и не скандалил — я предоставляю ему в кредит постель и завтрак и приглашаю захаживать. Если к следующей зарплате жив еще — непременно приходит. Если нет — заведение потеряло один только ужин — ерунда по сравнению с тем, что он у меня потратил. Дешевая реклама.

Через месяц такой жизни и заведение, и девицы стали зарабатывать больше. Но работать больше им не пришлось, поскольку теперь много времени они проводили с клиентом за выпивкой — подкрашенная водичка, половина дохода заведению, половина девице — помогая ему тосковать по дому под песни Шумка. Черт побери, какая девица захочет работать, как ткацкий станок? Хотя обычно они свое дело любили. Но то ли дело сидеть и слушать.

Я перестал играть на пианетте — кроме того времени, когда Шумок ел. Я играл лучше, но он умел петь, да так, что люди плакали или смеялись. Одну песенку он называл «Ах, зачем я на свет появился». Мелодии никакой, просто

Тахта, пум-пум!Тахта, пум-пум!Тах т'тах, тах-тах пум-пум.

Это о парне, который так ничего и не добился.

Есть пивнушкаЗа углом, за углом,Где приятно отдохнуть.А подальшеВеселый дом, веселый дом.Там служит моя сестричка.Милая девичка.Мне она, мне онаДаст за так, даст за так,Коль в кармане не шиша,Ни гроша, ни гроша.Милая девичка, тихая сестричка.

Примерно так и в том же духе.

— Лазарус, — проговорил Айра. — Эту песенку вы напеваете каждый день, в ней двенадцать куплетов или даже больше.

— В самом деле, Айра? Люблю напевать себе под нос, верно, но сам этого не замечаю. Мурлыкаю, как кошка — значит, со мной все в порядке, на пульте ни одной красной лампочки, крейсерский режим. Выходит, здесь я чувствую себя в покое и безопасности, а если подумать — так оно и есть. Но в песенке «Ах, зачем я на свет появился» не дюжина куплетов, а несколько сотен. Я помню какие-то обрывки из того, что пел Шумок. Он всегда возился с песнями, что-то добавлял, что-то менял. А песенку о типе, всегда державшем свое пальто в ломбарде, я помню с тех пор, как поднимал на Земле свое первое семейство.

Но эта песня принадлежала Шумку. О, мне довелось услышать ее снова — лет через двадцать — двадцать пять в кабаре в Луна-Сити. От Шумка. Он все переделал: отработал ритм, зарифмовал слова, усовершенствовал мелодию. Но признать было можно — минор, скорее легкая грусть, чем печаль — горемыка заложил пальто в ломбард на веки вечные и отодрал собственную сестрицу.

Шумок тоже переменился. Новый блестящий инструмент, космический мундир от хорошего портного и манеры звезды. Я попросил официантку передать ему, что его слушает Счастливчик Кайф — тогда я звался иначе, но Шумок знал меня только под этим именем. И в первый же перерыв он спустился ко мне, позволил угостить его пивком, и мы стали врать друг другу, вспоминая о блаженных добрых временах в старом Гормон-Холле.

Я не стал напоминать Шумку, что он бросил нас без предупреждения, весьма расстроив этим девиц, которые решили, что он помер где-нибудь в придорожной канаве. Не стал потому, что он оказался жив. Но тогда мне пришлось самому разбираться в этом деле, потому что персонал мой был настолько деморализован, что заведение стало напоминать покойницкую — не дело для заведений подобного рода. Я сумел выяснить, что он поднялся на борт «Гиросокола», который должен был лететь в Луна-Сити, да так и остался на корабле. И я рассказал девицам, что Шумку вдруг представилась возможность вернуться домой, однако он просил начальника порта передать свой прощальный привет каждой из них. Девицы утешились, уныние развеялось. Им не хватало Шумка, но все понимали, что возможностью добраться до дома не пренебрегают, ну а поскольку он ни о ком не забыл, все остались довольны.

Однако оказалось, что он помнит их всех, причем по именам, Минерва, дорогая, между тем, кто ослеп, и тем, кто никогда не мог видеть, большая разница. Шумок всегда мог припомнить радугу. И «видеть» он не переставал, но только прекрасное. Я понял это еще там — на Марсе, когда — не смейтесь — он заявил мне, что я, дескать, красив, как ты, Галахад. Сказал мне, что может представить мою внешность по голосу, и выдал соответствующее описание. Пришлось сказать, что он льстит мне, и промолчать, когда он начал уверять меня, что я скромничаю. И все-таки надо сказать, что я никогда не был красавцем — хоть скромность и не относится к числу моих пороков.

Шумок считал красавицами и девиц. Одна как будто бы отвечала этому определению, а из остальных лишь несколько бесспорно были хорошенькими. Он спросил меня, что сталось с Ольгой, и добавил: «Боже, какой она была красоткой!»

Знаете, родственнички, эта Ольга не то что красивой, — хорошенькой не была, уродина уродиной. Лицо землистое, пирожком, не фигура — мешок… только в такой дыре, как Марс, она еще могла сгодиться для дела. Но голос мягкий, теплый, и ласковая была такая… Короче, если находился гость, который брал ее, когда остальные девицы были заняты, в следующий раз он уже старался взять именно ее. Вот что скажу вам, дорогуши, красотой можно разок завлечь мужчину в постель, но второй раз это получится, если он или очень молод, или весьма глуп.