Как сделать Россию нормальной страной - Матвей Малый

Интересно, сколько читателей считает описанное гротеском, каким-то фильмом Чаплина. А ведь бег назад — не такое уж редкое явление. В какой стране жгли свои дипломы, за один миг напрочь забывали французский язык, закапывали в землю бальные платья? Кто лучше на земле хозяйствовал: кулак, середняк или бедняк? Сколько бы нас было и кто бы это был, если бы Сталин прожил еще двадцать лет? Как получилось, что китайцы, несмотря на конфуцианские принципы уважения к учителю, за один год уничтожили всю свою профессуру? Почему из семимиллионного кампучийского народа остался один полудохлый Пол Пот? И наконец, почему самое почетное, самое историческое место в России занимает вечно живой труп? Потому, что есть бег, в котором побеждает тот, кто финиширует последним, это как раз и есть настоящее стремление к равенству.

Равенство — это даже не одновременный финиш. Равенство — это когда кто-то финиширует последним, когда от всего народа остается Ленин, Сталин, Пол Пот, Ким Ир Сен.

Существует всего один способ сделать так, чтобы восемь бегунов финишировали абсолютно одновременно. Для этого необходимо, чтобы это были неживые существа, для которых скорость бега рассчитывается очень просто и является постоянной величиной. Начиналось все нестрашно, с ровной стартовой линии, а кончилось страшно: восемь трупов бегунов. Не нужен оказался концепции равенства никакой «победитель» — нужна остановка действия, смерть. Этим еще раз подтверждается правильность нашей теоретической предпосылки. Достаточно сказать: «Давайте разделим все поровну» — и мгновенно все участники станут неживыми. Иначе разделить все поровну просто невозможно.

Ну, а как же все-таки быть с легкоатлетическими соревнованиями? Идея равного старта приводит здесь к громадным потерям с экономической точки зрения. Если хочешь узнать, кто быстрее бежит, возьми секундомер, отмерь сто метров, и пусть бегун бежит. А тут все съезжаются, готовятся, волнуются, встают, три фальстарта — и побежали. А если я споткнулся или переволновался? Не определяет такое соревнование быстрейшего. А стометровка реально занимает не десять секунд, а около трех дней: с момента выхода спортсмена из дома.

Мы привели пример из спортивной жизни, но точно такие же примеры можно привести и из сферы экономики. В любом случае вывод один: уравнивание — это синоним смерти, а вот разрешение всего, что не мешает другим, — это путь к наиболее полному и экономически эффективному выявлению жизненного потенциала человечества.

Предположим, какой-то миллионер решил раздать всем гостям, пришедшим на его день рождения, 100 тысяч долларов. В 9 часов вечера он откупорил шампанское, посчитал своих друзей (их оказалось шестеро) и распределил между ними поровну 100 тысяч долларов. Но в 9 часов 13 минут прибыло еще 4 друга, и так как у миллионера денег больше не было, ему пришлось поровну распределить между ними пирог с капустой. А когда еще один друг вышел из туалета, то вообще ничего не получил. Это и есть реальная картина равного распределения. Конечно, скажут: на этом этапе нужно пересчитать друзей снова, теперь их 11 человек, и разделить между ними 100 тысяч долларов заново. Но что будет, если появится еще один друг? Снова собирать деньги и их перераспределять. Иными словами, равное распределение означает, что либо деньги не перераспределяются никогда, и все принадлежит государству (а в нашем случае миллионеру), либо, если равное распределение все-таки осуществляется, оно создает жесткую иерархию между теми, кто получил одну шестую от 100 тысяч, теми, кто получил по четверти капустного пирога, и тем, кто не получил ничего. А раз так, то все, что перераспределяется, распределитель держит у себя. Держит, но не использует. Действительно, 100 тысяч долларов, которые миллионер обещал распределить между друзьями, он использовать уже не может. Люди, которые получили свою часть от 100 тысяч долларов, не могут их использовать, потому что знают, что если придет еще несколько гостей, миллионер соберет только что розданные деньги обратно. Иными словами, как только миллионер пообещал разделить 100 тысяч долларов поровну - они "подвисли" и уже никому не принадлежат. Если раньше они были либо инвестиционным капиталом либо их можно было истратить на покупки, то теперь непонятно, существуют они или нет.

Этот пример имеет самое прямое отношение к экономике Советского Союза. Каким-то мистическим образом то, что, казалось, принадлежащим государству, на самом деле не принадлежало никому. Как можно иначе объяснить что в колхозе урожайность с гектара была в двадцать раз (!) ниже урожайности приусадебных участков.

Вы когда-нибудь были в частном крестьянском доме, в котором над входом черным фломастером написано известное слово из трех букв? Нет. Это совершенно невозможно себе представить. Теперь второй вопрос. А вы когда-нибудь были в муниципальном многоквартирном доме, где в лифте не написано это слово из трех букв? Такого тоже не бывает. Почему это так? Потому что наши квартиры принадлежат нам понарошку. И являются вот именно такими «подвисшими» деньгами, которые вроде бы распределены нам, но на самом деле нам не принадлежат. И мы, имея их, не можем почувствовать себя их собственниками.

Итак, только полная остановка времени, закрытие дверей дома миллионера на засов делает задачу равного распределения 100 тысяч долларов реальной. Остановка времени необходима для равного распределения, но в реальной жизни остановить время невозможно.

А как разделить капустный пирог, если количество гостей неизвестно, но равенство является абсолютно незыблемым требованием? Есть два метода: либо позволить капустному пирогу испортиться и выкинуть его, тогда все гости, сколько бы их ни было, получат равное количество пирога; либо сам хозяин вечеринки должен съесть весь пирог до последней крошки, но теперь уже не в качестве хозяина, а в качестве представителя народа — тех, между кем этот пирог должен был быть поделен.

Если количество людей неизвестно и на абсолютно равные части разделить наш капустный пирог нельзя, можно ли разделить его хотя бы на примерно равные части? Тут мы сталкиваемся с великим принципом равного распределения: "меньше народу - больше кислороду". Представьте себе, как собравшиеся стоят у стола, желая приступить к делению пирога, и с какой ненавистью они смотрят на входную дверь, в которой может появиться еще один претендент. Итак, капустный пирог разделил все общество на две части: "мы" и "они". Сразу возникают теории, определяющие признаки, по которым человек не может участвовать в разделе пирога и претендовать на свою долю. Это начало всяческих национальных, расовых и других предрассудков, основанных на ненависти и отторжении.

Существуют два подхода. Первый предусматривает, что ты имеешь право на то, что создал. Этот подход не предполагает ненависти между людьми, но не предполагает и равенства, за исключением, как мы уже отмечали, равенства прав.

С другой стороны, мы имеем идею равного распределения, которая автоматически приводит к разделению человечества на претендентов и недостойных, исходя из совершенно искусственно созданных принципов.

Вернемся к людям, ожидающим распределения 100 тысяч долларов. Пока они ожидают его, они не могут сами производить доллары. Ведь если они в это время что-то заработали, непонятно, следует ли вычитать эту сумму из того, что они получат, или же давать им одинаковую с другими часть, даже если в результате у них окажется неравное количество денег. Предположим, что миллионер должен одному из гостей 8 долларов. Следует ли его кредитору обращаться к нему с просьбой о выплате долга, если он ожидает своей доли от 100 тысяч долларов? С одной стороны, это, конечно, нетактично, но с другой — миллионер, несмотря на то, что он готов распределить между людьми громадную сумму, должен предварительно отдать и 8 долларов, которые он задолжал.

Даже простая подготовка к равному распределению материальных благ меняет характер их производства: ведь продолжающееся производство делает равное распределение невозможным. Своим обещанием распределить 100 тысяч долларов миллионер совершенно остановил производственную деятельность всех претендентов. И если они зарабатывают достаточно много, может оказаться, что подарок обернется для них убытком, даже если допустить, что распределение когда-нибудь действительно произойдет, а не явится циничным обманом типа лозунга «Земля — крестьянам!»

Если наша цель в том, чтобы разделить капустный пирог поровну, встает следующий вопрос: пирог разделили, а есть-то его можно? Ведь если кто-то из участников съест выданный ему кусок пирога, он этим восстановит неравенство. Снова неравенство! Опять надо собирать куски пирога и снова делить их поровну? Однако тому, кто съел свой кусок, надо оторвать голову. Ведь кусок-то был «его» только понарошку, и съедать его было нельзя.