Бенефис мартовской кошки - Дарья Донцова

Она замолчала, потом тихо добавила:

– Человек суетен, все на других оглядывается. Знаете, что оказалось самым тяжелым?

Я покачала головой.

– Нет.

– Сделать так, чтобы соседи не догадались, – пояснила Тамара Павловна, – у нас тут все про всех известно, скрыть ничего невозможно. Через три дома Ольга Кокошенова живет, ее бабка еще до войны в магазин влезла и ткань на пальто украла. Представляете, сколько лет прошло с тысяча девятьсот тридцать девятого года, а? Так наши Кокошеновых до сих пор уголовниками кличут. В маленьком поселке свои правила, это не Москва. Вот и старались мы с Карочкой изо всех сил, чтобы слушок не пополз, делали вид, будто полный порядок дома.

– Вам это удалось, – решила я подбодрить Тамару Павловну, – вот, например, Галина Феоктистовна из гардероба консерватории, похоже, она не слишком добрый человек, и то с завистью рассказывала мне, как вы ее в гости позвали, какой у вас замечательный зять, подменяет, когда болеете, шубу жене купил…

– Я так сразу и поняла, что вы мама Сони, – вдруг ответила Тамара Павловна, – только я зла на нее не держу.

Глава 27

От неожиданности я дернула рукой и уронила на пол пустую чашку. Толстая фаянсовая кружка не разбилась, просто свалилась набок.

– Э-э-э, – протянула я, – ну при чем тут какая-то Соня? Мне творог нужен, яички тоже, хорошо бы покрупней, с темной скорлупой, белые мне меньше нравятся. Спасибо, Галина Феоктистовна подсказала ваш адресок. Раньше-то я на рынке брала, только там обманывают, несвежее подсовывают.

Тамара Павловна неожиданно взяла своей широкой сухой ладонью мою руку.

– Милая, я понимаю вас, как никто другой. Но не надо скрывать, у Вадима есть фото, погодите, я спрятала, чтобы Карина не дай бог не нашла, она-то, дурочка, до сих пор своего супруга прекрасным принцем считает! Подождите секундочку.

Легко поднявшись, она ушла в глубь дома, я осталась сидеть у стола, на котором лежал недоеденный батон и стояла полупустая масленка, в полном недоумении.

– Вот, – донесся из-за спины голос, – держите.

Передо мной оказался снимок веселой компании. Несколько мужчин и женщин стоят около мангала, на котором лежат шампуры с картинно красивым шашлыком. Три женщины и двое мужчин плюс огромная лохматая кавказская овчарка.

– Узнаете Соню? – ткнула пальцем в худенькую, бестелесную девочку Тамара Павловна. – А это Вадим.

Я перевела взгляд на парня, меньше всего походящего на ученого и писателя, занятого философскими размышлениями.

Крупное, даже полное тело, пухлые щеки и «негритянские» губы. Даже на фотографии было видно, как красиво у него блестят волосы и глаза, а цвет лица у Вадика был как у младенца, нежно-розовый, персиковый. У меня не получится такой, даже если намажу на морду всю продукцию «Диор».

– Рядышком вы, – спокойно продолжала Тамара Павловна, – я вас мигом узнала.

Около Вадима вполоборота стояла худощавая кудрявая брюнетка в джинсах и ярко-зеленой майке. Нас и впрямь можно было посчитать похожими, а если учесть, что на фотографии виднелся только профиль дамы, то становилось понятно, отчего Тамара Павловна ошиблась.

– Давно жду, что приедете, – продолжала тем временем хозяйка, – неужто, думаю, ей не интересно, из-за кого с дочерью несчастье произошло.

– Вы очень прозорливы, – пробормотала я, – только я не Сонина мать, а ее тетка. Мать до сих пор в шоке.

Тамара Павловна вздохнула:

– Еще бы. Только никакая я не прозорливица. Галина Феоктистовна в жизни бы ко мне клиентов посылать не стала, злая она очень! Мне знаете когда правда открылась?

На всякий случай я ответила:

– Нет.

– Недавно совсем, – пояснила Тамара Павловна, – произошла странная история.

– И какая?

– Мигрень меня схватила, дело обычное, – спокойно рассказывала капельдинерша. – Раньше меня всегда Вадим выручал, но последнее время, сами понимаете, он уже ни на что не годился, хотя в тот день неожиданно собрался и поехал в консерваторию.

Тамаре Павловне было не по себе. Мало того что ее крутила и ломала болячка, так еще сердце ныло из-за зятя. Раньше она безоговорочно доверяла ленивому, но интеллигентному родственнику. Вадя любил музыку и, не имея денег, чтобы заплатить за билеты, с удовольствием заменял тещу. Да и работа была вполне в его вкусе. Стой себе с пачкой программок в руках да показывай VIP-посетителям их места. В директорской ложе кресел раз, два и обчелся, это не по основному залу бегать.

Но после того как Тамара Павловна узнала, что зять наркоман, всякое доверие к нему пропало, но делать нечего, приходилось прибегать к услугам Вадика, уж очень не хотелось терять место, слава богу, за последний год мигрень не часто укладывала ее в койку, да один раз, смешно кому сказать, Тамара Павловна поскользнулась на отчего-то ставшем скользким линолеуме в прихожей и сильно ударилась лицом о калошницу. Вадя в тот день проявил настоящее сострадание к теще, помог дойти до кровати, уложил, принес таблетку анальгина и велел:

– Отдохните, Тамара Павловна, я съезжу в консерваторию, заодно музыку послушаю.

Анальгин подействовал самым странным образом, капельдинерша заснула, наверное, от страха, уж больно она испугалась, когда пол вдруг сам собою поехал из-под ног. Хорошо еще, что Вадим оказался дома, он даже был во вменяемом состоянии. Правда, Тамара Павловна немного насторожилась, когда зять, укладывая ее в постель, понес чушь. Подсовывая теще под голову комкастую подушку, Вадя бормотал:

– Аннушка масло уже пролила.

– Кто? – забеспокоилась капельдинерша. – Какое масло?

– Ерунда, – усмехнулся Вадя, – спите спокойно…

– Когда же с вами неприятность произошла? – тихо спросила я.

– Упала я седьмого числа, – ответила Тамара Павловна, – да это к нашему делу отношения не имеет, о Соне узнала на пару дней раньше. Мигрень случилась.

Обычно болячка мучает женщину сутки, а тут возьми да отпусти в пять вечера. Вадим уже уехал в консерваторию, но теща посчитала непорядочным оставаться дома, быстро собралась и рванула на работу. Успела к середине первого отделения. Вадим удивился, «сдал пост» и уехал.

Тамара Павловна спокойно сидела в «предбаннике», вдруг тихонько отворилась дверь, но не та, что вела в фойе, а другая, через которую можно было выйти на служебную лестницу, и тихий, совсем детский голосок прошептал:

– Вадюша, извини, как узнала, что ты тут, сразу стала собираться, да мама велела…

Продолжая говорить, девочка вошла, и Тамара Павловна увидела худенькую девушку с огромными, словно плошки, глазами.

– Ой, – осеклась вошедшая и сдуру ляпнула, – а где Вадик? Он же свою заболевшую тещу заменяет?

– Я выздоровела, – сухо сказала капельдинерша.

Девчонка развернулась и опрометью бросилась назад. Тамара Павловна очень спокойный, приветливый, благожелательно настроенный ко всем человек, но сейчас в ее голове зароились самые неприятные подозрения. Девчонка пришла по служебной лестнице, и это говорило о том, что она родственница кого-то из работников. Но вот кого?

Выяснение ответа на этот вопрос заняло пару секунд. Недолго думая, Тамара Павловна спустилась следом. На первом этаже, у двери, ведущей на служебную лестницу, всегда сидит охранник.

– Володя, – улыбнулась капельдинерша, – тут мимо тебя девушка не проходила? Худенькая, светленькая, глаза такие огромные.

– К бабушке побегла, в гардероб, – пояснил секьюрити, перекатывая во рту жвачку.

– К кому? – переспросила Тамара Павловна.

– Так к Розе Михайловне, это ее внучка, Сонечка, студентка наша, – охотно пояснил Володя.

Тамара Павловна медленно пошла в раздевалку. Девица и впрямь стояла возле вешалки. Увидав капельдинершу, Соня стрелой метнулась в глубь помещения, а Роза Михайловна, надев на лицо самую сладкую улыбочку, принялась кивать головой:

– Здравствуй, Тамарочка, а что, у нас уже антракт?

Глаза самой старой работницы гардероба бегали из стороны в сторону, руки нервно постукивали номерком по прилавку. Тамаре Павловне все стало ясно.

– Нет, – сохраняя самообладание, сказала она, – у нас еще первое отделение, меня послали за водой в буфет.

Взяв совершенно никому не нужную бутылку газировки «Шишкин лес», Тамара Павловна прошла в директорскую ложу. Во второй части концерта давали Моцарта, и под чарующие звуки маленькой ночной серенады женщина предалась грустным мыслям.

Роза Михайловна не раз громко и с удовольствием рассказывала о своей внучке Сонечке. Девочка ходила в центральную музыкальную школу и явно была подающей надежды скрипачкой. В прошлом году она поступила в консерваторию, и Роза Михайловна теперь не упускала возможности ввернуть в любой разговор фразу типа:

– Моя внучка учится в классе у профессора Обнорского. Ах, скрипка такой капризный, непредсказуемый инструмент!

Никогда не видя Соню, Тамара Павловна великолепно знала девушку. Та, по словам Розы Михайловны, обожала Сорокина, бегала в музей изобразительных искусств, а на выходные могла отправиться в Питер, чтобы побывать в Эрмитаже.