Золото Соломона - Нил Стивенсон

Старик на полу затрясся в ознобе и попытался улечься поудобнее, однако руки и ноги плохо его слушались.

— Я полагал… — начал Даниель.

— Что слова, которые вы употребили, так же чужды этому месту, как анализ бесконечно малых.

— Какое дело хозяину — ведь это был он? — до моей шутки?

— Если пройдёт слух, что к Энгусу заглядывают такие люди…

— Какие?

— Такие, которые поклялись, что нашим следующим королём будет не Ганновер, — просипел Сатурн так тихо, что Даниелю пришлось читать по губам, — а подменыш[10], то никто сюда ходить не будет. Тогда эти люди — которым вечно не хватает места, чтобы собираться и плести заговоры — повалят сюда толпами.

— И что?! — яростно прошептал Даниель. — Здесь и так полно преступников!

— А то, что Энгусу это нравится, он непревзойдённый мастер среди поимщиков, — отвечал Сатурн, быстро теряя терпение. — Он умеет ладить и с дозором, и с констеблями, и магистратами. А вот если сюда повадятся сторонники подменыша, то здесь будет притон не только воров, но и государственных изменников. Тогда Энгусу придётся иметь дело с курьерами королевы.

— Поверить не могу, что курьеры королевы сунутся в такое место! — Даже Даниелю хватило ума скорее изобразить название полка движением губ, чем произнести вслух.

— Сунутся, будьте покойны, если тут начнут плести заговоры. И Энгуса повесят не до полного удушения, выпотрошат и четвертуют рядом с какими-нибудь паршивыми виконтами-якобитами. Неправильная смерть для простого поимщика.

— Вы уже его так называли.

— Как?

— Поимщиком.

— Естественно.

— Мне казалось, что поимщик — тот, кто ловит воров и получает награду от королевы. Не… — Тут Даниель осёкся, потомучто лицо у Питера Хокстона перекосилось, а голова судорожно задёргалась.

— Вижу я, ты пускаешь мой уголь в трубу! — объявил Энгус, который, избавившись от плаща и бутылок, снова направлялся к Сатурну и Даниелю. За ним на почтительном расстоянии следовала брайдуэллского вида девица с двумя кружками кофе в руках.

— Напротив, помогаю тебе поддерживать огонь, — спокойно отвечал Сатурн, — без всякой, заметь, платы.

— А нечего его было вообще разводить! — возразил Энгус. — Сперва вон тот забулдыга хныкал, чтобы ему позволили согреться, теперь ты снова! Вот ты и плати!

— Заплачу, — сказал Сатурн.

Кофе подали, деньги — несколько медяков, которые Энгус тщательно осмотрел — перешли из рук в руки.

— Теперь объясните, зачем мне следить за событиями в парламенте? — спросил Сатурн после того, как оба пригубили кофе. — Какую связь я должен усмотреть между положением герцога Кембриджского и вашей Клеркенуэллской дырой?

— Решительно никакой. Кроме того, что самая громкая и очевидная деятельность парламента может служить ширмой для более тонких махинаций, достойных вашего внимания.

— Это хуже, чем не сказать ничего, — проворчал Сатурн.

Вошёл одинокий гость и сразу начал озираться. Даниель мгновенно понял, что это их покупатель, но не вскочил и не замахал рукой, а, наоборот, вжался в стул, чтобы выгадать время и разглядеть пришельца.

Против света, на фоне занавесок, его вполне можно было принять за джентльмена, ибо он был при шпаге и в парике под шляпой с модно загнутыми полями. Однако, стоя, новый посетитель сутулился, идя — семенил, а приметив что-нибудь — вздрагивал. А когда он подошёл к камину и опустился на стул, с нехарактерным радушием придвинутый Питером Хокстоном, Даниель заметил, что от парика разит конским волосом, шляпа чересчур мала, а шпага опаснее для своего хозяина, чем для гипотетического врага — цепляясь за столы и стулья, она всякий раз отскакивала, норовя подставить ему подножку. Дважды он чуть не споткнулся, напомнив Даниелю клоуна на Варфоломеевской ярмарке, вот так же изображавшего потешного джентльмена. Однако самое стремление выглядеть солидно придавало новому гостю некое подобие достоинства и, возможно, котировалось в заведениях подобного рода.

— Мистер Бейнс, доктор Болторот, — произнёс Сатурн. — Доктор, поздоровайтесь с тем, кого мы зовём мистером Бейнсом.

— Доктор Болторот, для меня в равной мере приятно и лестно с вами познакомиться, — сказал новоприбывший.

— Здравствуйте, мистер Бейнс, — отвечал Даниель.

— Вы не из тех Болторотов, что владеют Болторотским замком?

Даниель понятия не имел, как на это отвечать.

— Док из очень старой семьи гербоносных йоменов Болторотского края, — с лёгким раздражением объявил Сатурн.

Один из английских титулов всё того же Георга-Августа Ганноверского.

— Ах, возможно, наши предки были знакомы! — воскликнул мистер Бейнс, похлопывая по эфесу шпаги. — Ибо я почти уверен, что Болторотское аббатство граничит с приходом, откуда…

— Имя вымышленное, — рявкнул Сатурн.

— Ну конечно, это очевидно, я же не ребёнок! Я просто хотел немножко его взбодрить.

— Не вышло. Давайте перейдём к рыжью, а взбодримся на воздухе, как покончим.

Сказанные настоящему джентльмену, эти слова спровоцировали бы дуэль. Даниель не на шутку опешил, однако мистер Бейнс мгновенно оправился и продолжил уже совершенно другим тоном:

— Отлично.

— Вы понимаете, что речь о крупной ставке?

— Упоминался большой вес, но это ничего не говорит мне об истинном содержании рыжья, пока не взята проба.

— И какого же размера пробу вы намерены взять? — с иронией осведомился Сатурн.

— Достаточную, чтобы оправдать мои хлопоты.

— Какое бы количество вы ни проверили — допуская, что вы и впрямь станете это делать, — вы убедитесь, что док не финтит. Содержание такое, какое только можно получить в тигле. И что тогда?

— Сделка, — осторожно отвечал Бейнс.

— Когда я последний раз вёл с вами дела, мистер Бейнс, вы были не в состоянии приобрести такую партию рыжья, какой располагает доктор Болторот. Судя по парику, ваше благосостояние с тех пор не изменилось.

— Питер Хокстон! Я знаю вашу историю лучше, чем вы — мою! Кто вы такой, чтобы меня порочить?!

Даниель почти не следил за разговором, так ошеломила его мимика мистера Бейнса. Однако примерно к этому времени он подобрал объяснение наблюдаемому феномену: у мистера Бейнса были деревянные вставные зубы, вырезанные под куда больший рот. Они постоянно норовили выскочить, и когда это происходило, у мистера Бейнса становился странно-лошадиный вид. Ему приходилось одновременно произносить слова и удерживать во рту искусственные зубы. Говорил он медленно, рублеными фразами, поскольку в конце каждой должен был поймать цепкими губами ускользающую челюсть и вернуть беглянку на место.

Усилие, затраченное на то, чтобы бросить упрёк Сатурну (не говоря уже о сопутствующем риске), само по себе придало сказанному вес. Питер Хокстон резко выпрямился на стуле и запустил пальцы в чёрную шевелюру.

Разделавшись с возражениями, мистер Бейнс продолжал:

— Допустим, у кого-то и впрямь есть ресурсы… — (очень сложное для… произнесения… слово, требующее хватательных усилий губ и языка), — для сделки в масштабах, предлагаемых доктором Болторотом — пришёл бы он сюда встречаться с незнакомцем? Думаю, нет! Он бы передал дело подручному, который, в свою очередь, обратился бы к доверенному посреднику.

Сатурн ухмыльнулся, отчего его небритое лицо стало ещё мрачнее, и покачал головой.

— Все мы знаем, что в стране есть только один монетчик, способный действовать в таких масштабах. Не вздрагивайте, я не собираюсь называть его вслух. Вы хотите нас уверить, будто представляете кого-то из его окружения?

— Большого однорукого иностранца, — отвечал мистер Бейнс.

Непростительная ошибка. До сих пор мистер Бейнс держался относительно прилично, однако сболтнуть такое было моветоном, и он это знал.

— Как видите, я не боюсь сообщать подобные сведения, поскольку уверен, что он будет действовать только через меня.

Док и Сатурн важно кивнули, но мистер Бейнс понимал, что сел в лужу, хоть и не желал этого признавать.

Старик-сифилитик, который долгое время казался мёртвым, с самого появления мистера Бейнса ворочался в своём углу. Даниель объяснял это тем, что они передвинули стулья, загородив несчастному камин, откуда шло хоть какое-то тепло. Теперь, судя по звукам, старик пытался сесть. Даниелю не было нужды смотреть через плечо — увидев перекошенное лицо Сатурна, он понял, что надо встать и посторониться.

Как большинство членов Королевского общества, Даниель знал, что сифилис и проказа — разные болезни, передаваемые разными путями. Почти все остальные считали их за одну болезнь и шарахались от сифилитиков, как от прокажённых. Это объясняло поведение Сатурна. Однако и Даниель, даром что член К.О., повёл себя, как последний невежественный обыватель: отпрыгнул от старика, который пробирался к камину, таща за собой ворох грязных одеял. Он двигался судорожно, будто его жалили осы, приволакивая одну ногу; левая рука висела как плеть. Достигнув цели, старик съёжился, полностью заслонив свет горящих углей, подался вперёд и начал растирать парализованную руку здоровой. Седые лохмы упали бы в огонь, если бы он, или кто-то другой, не обвязал их подобием тюрбана.