Странствие Кукши. За тридевять морей - Юрий Вронский

Особенно удивительной страной кажется Епифанию родина Кукши. Подумать только, там чуть ли не полгода землю покрывает глубокий снег и стоит такой мороз, что по рекам ездят на конях совершенно так же, как здесь по дорогам! И все ходят в меховой одежде, тогда как здесь меха носят только богатые люди, да и то больше из желания выглядеть нарядными, чем для защиты от холода.

А сколько там изводят дров, ведь, по словам Кукши, топят непрерывно! Правда, Кукша говорит, что с дровами там просто, покупать их не надо, потому что кругом леса без конца и края.

В самые холодные дни в лесу слышно, как от мороза трещат деревья. Страшно подумать о такой лютой стуже! В Царьграде одного дня столь суровой зимы было бы достаточно, чтобы тысячи бездомных, подобных Андрею Блаженному, погибли все до единого.

Не нравится Епифанию, что в северных странах до сей поры поклоняются деревянным или каменным богам. В ужас и негодование повергает его то, что в жертву этим богам приносят людей. Он поражается глубине человеческого заблуждения. Эти северяне простодушно почитают истинным бога, который может потребовать человеческой крови, тогда как на самом-то деле истинный Бог не только не принимает кровавых человеческих жертв, но и Самого Себя принес в жертву ради людей.

Немало дивится Епифаний тому, что Кукша в свои годы уже бывалый воин и участвовал в настоящих битвах…

Кукша спрашивает, почему не видать Андрея Блаженного, разве нельзя как-нибудь помочь этому несчастному, чтобы хоть теперь, когда на дворе зима, он не ходил нагишом и не ночевал, где придется. Епифаний смущается. Поколебавшись, он говорит:

– Твой вопрос повергает меня в замешательство, ибо Андрей в свое время взял с меня слово никому ничего не рассказывать о нем. Но тебе, раз он сам тебе открылся, я могу и даже должен, мне кажется, кое-что о нем сказать… Это такой человек, которому мы не можем ничего дать, дать может только он нам. Понимаешь?

Кукша не понимает, но кивает головой.

– Так вот. Когда-то я просил его поселиться у нас. Мы богаты, мой отец – добрый и благочестивый человек, он не стал бы чинить мне препятствий в таком деле. Мне ничего не стоило приютить Андрея, если бы он захотел этого. Но он со своей обычной веселой кротостью отказался. И мне стало стыдно. Я ведь и раньше понимал, что его жизнь – это не просто жизнь, а подвиг, ведь я знаю, что в свое время он добровольно оставил вполне благополучное существование. Но нам, обычным людям, так трудно преодолевать свои обычные понятия!

Если Епифанию трудно, то Кукше и подавно. Он с отчаянием думает, что ему, например, никогда не постичь удивительного христианского учения. Он спрашивает:

– А Христос поможет мне вернуться на родину, когда я приму Святое Крещение?

– Как ты, однако, привязан к родной земле! – удивляется Епифаний. – Впрочем, оно и понятно, здесь ты несчастный раб, отверженное существо, не мудрено, что ты стремишься сердцем туда, где тебе жилось лучше.

Помолчав, Епифаний спрашивает:

– Скажи, а если ты станешь полноправным подданным Византийского императора, неужто ты по-прежнему будешь рваться из этой благословенной страны на свою засыпанную снегом родину?

Кукша в затруднении, он не знает, что отвечать. Ведь ему неизвестно, что значит быть полноправным подданным Византийского императора…

– Через несколько месяцев, я думаю, это станет тебе известно, – задумчиво говорит Епифаний. – Недаром Господь послал тебе Андрея Блаженного.

Видя недоумевающий взгляд Кукши, Епифаний словно спохватывается:

– Больше я тебе пока ничего не скажу, я и так сегодня наговорил слишком много.

Глава пятнадцатая

КАК АНДРЕЙ НА НЕБЕ ПОБЫВАЛ

Сказать по правде, добрый Епифаний и сам знает об Андрее Блаженном не слишком много – Андрей почти ничего о себе не рассказывает. Вот что случилось с Андреем в одну особенно лютую зиму, какой не могли припомнить и самые старые жители Царьграда. Город был занесен снегом, снегу было столько, что крыши домов проваливались под его тяжестью. Нищие и убогие стенали и плакали, погибая от голода и холода. В ту пору и Андрей Блаженный, на котором не было даже одежды, пытался хоть как-то укрыться от стужи вместе с другими нищими в их жалких пристанищах или на гноищах, но те отгоняли его палками, как поганого пса. И Андрей, уже готовый проститься с жизнью, мысленно говорил: «Благословен Бог, что, послав такую зиму, послал мне и терпения».

Забредя в какой-то укромный угол, заваленный пустыми бочками, увидел он там лежащего в бочке бездомного пса и лег с ним рядом в надежде хоть немного согреться возле него. Однако пес поднялся и ушел прочь. И Андрей сказал себе: «Сколь же грешен ты, окаянный, если не только люди, но и псы гнушаются тобой!»

Так лежал он на месте ушедшего пса, полагая, что настал его последний час, и молился: «Приими, Господи, дух мой с миром!» И вдруг ощутил он в себе некую теплоту, открыл глаза и увидел перед собой прекрасного юношу с лицом, подобным солнцу, в руке юноша держал ветвь, цветущую нездешними цветами. Юноша спросил:

– Где ты, Андрей?

И Андрей отвечал:

– Ныне я во тьме и сени смертной!

Юноша ударил его легонько по лицу своею ветвью и сказал:

– Приими оживление телу твоему!

И тотчас Андрей почувствовал, что благоухание тех цветов вошло в сердце его, оживотворив и согрев все тело его. После этого он услышал голос:

– Ведите его сюда, пусть он утешится здесь и снова возродится!

И тотчас, одновременно с услышанным, погрузился Андрей в сладкий сон и увидел несказанное откровение Божие, которое после поведал другу своему Никифору:

– Не знаю, что со мной было. Представь себе, кто-то сладко проспал ночь, а наутро пробудился.

Вот так и я две недели пребывал как будто в сладком сне по Божию изволению. Видел я себя в раю прекрасном и дивном и, удивляясь, размышлял: «Что это? Я ведь знаю, что мое обиталище в Константиновом граде. Как же я здесь очутился?» И не понимал, то ли я еще в теле, то уже за его пределами. Облачен я был в одеяние пресветлое, словно из молний вытканное, носил на голове венец, из небесных цветов сплетенный, и препоясан был поясом царским.

И дивился я умом и сердцем невиданной красоте Божия рая, и радовался, ходя по нему. Было там множество садов, в них высокие деревья с колышущимися вершинами, радующие взор и источающие неземное благоухание. Одни из них непрерывно цветут, другие отягощены различными великолепными плодами. Птиц в тех садах бесчисленно, одни златокрылые, другие белоснежные, а иные горят всеми красками радуги. Сидят они на ветвях райских деревьев и поют райскими голосами, так что от сладкого пения их забываешь себя.