01-Хождение за три мира (Сборник) - Александр Абрамов

Восьмой из совета был учеником моего отца. Навигатор знал об этом.

— Он хочет говорить с тобой, — добавил он. — Не пугайся: вопрос уже решен.

3

…Опять белый морозный туман. Я вижу створки двери — белый высокий прямоугольник, перечеркнутый посредине, как рейсфедером по чертежной линейке. И слышу: чей-то бесстрастный голос предупреждает:

— Восьмой сейчас примет вас, Вычислитель.

У Восьмого знакомый голос, я его уже слышал. Он выглядит не старше меня.

— Но у меня в запасе всего один год жизни, — говорит он, заканчивая мою мысль. — Уже появились предупреждающие сигналы.

— Какие?

— Я ощущаю, как истончаются кровеносные сосуды в мозгу и как нарастает давление потока крови. Мысль словно становится быстрее и чище. Яснее ассоциации. Стройнее выводы. Потом последняя вспышка, несколько часов наивысшего ускорения — и конец.

— Я знаю. У моего отца была такая же ночь, — просто говорю я.

— Ты знаешь, зачем я тебя вызвал? — спрашивает он.

— Нет.

— Для того, чтобы сказать тебе, что ты умрешь раньше меня.

— Вы забыли добавить: «может быть».

— Нет, я забыл добавить: «непременно».

Я молчу, не ощущая ни почтения, ни страха. Пусть объясняет.

— У нас уже не помнят космической навигации, — равнодушно продолжает он. — И как строить корабли, и как вычислять координаты путей. Тем более в субпространстве.

— Я вычислил.

— Не уверен в их точности, хотя, как математик, ты ученик своего отца.

— Вы тоже.

— Я был им раньше тебя, но давно все забыл.

— И довольны?

— Равнодушен. Счетно-вычислительные устройства демонтированы, а кто будет в уме решать дифференциальные уравнения в частных производных? И кого заинтересуют сейчас непрерывные дроби либо числа в минус двадцатой степени? Любителей цифровых игр или чудаков вроде тебя. К счастью, их становится все меньше и меньше.

— К счастью? Потому вы и разрешили полет?

— Да. Навигатор понял. Но я сделал это и ради тебя. Познаешь наивысший взлет мысли на орбитах иных галактик.

— Спасибо, Восьмой.

— Иди. Мне только хочется, чтобы я не ошибся.

4

Но он ошибся. Наивысший взлет мысли я познал не на пути к Земле и не на ее орбите, а много лет спустя, в сумрачный морозный вечер, у открытого окна своей квартиры в новосибирском Академгородке.

Почему я прожил на Земле более сорока лет? Вероятно, из-за особенностей земной биосферы. Не зря астрономы моей далекой родины искали планету для переселения. Но слишком больших возрастных перегрузок я все же перенести не мог. Шестое чувство пришло намного позже, чем у моих сородичей, но все же пришло.

— Давление чуть-чуть повышено, — сказал мне мой лечащий врач, когда я проходил очередную диспансеризацию по возвращении из Лондона. — Сердчишко чуть-чуть пошаливает. Но в общем все чуть-чуть. Нужен мелкий ремонт. А как вы себя чувствуете?

— Странно, доктор.

— Что значит странно?

— Ощущаю свои сосуды. Как подходит и отходит кровь.

— В кончиках пальцев?

— Нет, в голове.

— Приливы?

— Нет. Просто я чувствую, как кровь питает мозг. Мысль становится энергетически сильнее и, как бы это сказать, ну, информационно-насыщеннее, что ли. Мне трудно объяснить популярнее. Лучше думается, лучше работается.

— Так это же хорошо.

— Не знаю, — подумал я вслух.

— Сделаем энцефалограмму.

Вторично в поликлинику я не пошел. Я знал, что у меня, — когда-то просветил Восьмой из мудрейших. Шестое чувство. Нарастающая энергетическая мощь мысли. Благотворный стресс, как реакция мозга на приближение конца. Значит, надо это использовать — платить долг приютившему и взрастившему меня удивительному миру, в котором я прожил свою удивительную вторую жизнь.

Все чаще и чаще мысль Вычислителя вторгается в мозг профессора Мерля. На днях на занятиях, вдруг забыв обо всем, я с лихорадочной поспешностью исчертил доску многоэтажными уравнениями.

Воцарилось недоуменное молчание, вопросов не было. Только кто-то сказал:

— Мы не понимаем, Николай Ильич.

— Тогда сотрите. Сейчас я ничего объяснить не могу. — Я был все еще Вычислителем.

— Нет, — возразил упрямый Волохов. — Мы это запишем, а вы объясните потом… Только что это за символ? — он указал на круг, перечеркнутый наискось по диаметру.

Вычислитель ответил:

— Знак смещения, дискретности пространственных координат.

Я уже не успею им это объяснить. Но я отдам им все, что знает Вычислитель. Впереди у меня только сутки — длинный зимний день и ночь до утра, когда все кончится. Уже и сейчас сумрачно, нужно зажигать свет. Я сажусь к столу, не подхожу к телефону и не отзываюсь на звонки в дверь.

Окно распахнуто настежь, навстречу вьющимся в сумраке снежинкам, зеленый абажур лампы склонен над тетрадями. Сначала будет говорить Мерль, который расскажет самую странную историю в мире, а ночью, когда мысль уйдет в свой последний полет, Вычислитель откроет людям тайны математики будущего — все, чему успел научить его отец. Ну что ж… Утром думаю встретить конец где-нибудь на лыжной тропинке за городом. Говорят, такая же ночь была и у Галуа, хотя он был не гостем, а сыном Земли. Впрочем, кто знает?

ПОСТСКРИПТУМ ПРОФЕССОРА ВОЛОХОВА

Я написал вступление в роли бывшего аспиранта Волохова. Так оно и прочитается, если тетради Мерля будут опубликованы.

Но постскриптум я пишу не для печати. Я передал Академии наук вычисления Мерля, ставшие основой новых областей математики. Но записок Мерля никто не читал, кроме меня. Даже ставшая моей женой Инна.

Почему?

Я не хотел отнимать у Земли ее сына. Мерль, а не безымянный Вычислитель, стал сыном Земли и, умирая, отдал свой гений земной, русской, советской науке. Ведь и мыслил он только по-русски, так и не вспомнив своего, но уже чужого инопланетного языка.

Одно время я хотел сжечь эти тетрадки, но что-то удержало меня — может быть, чувство ответственности за тайну, которую я так и не открыл людям. Сейчас я уже не решаюсь один нести эту ответственность. Выросли и тоже пришли в науку дети — так пусть и они задумаются над тем, был Мерль сыном или гостем нашей планеты.

Александр Абрамов, Сергей Абрамов

Все дозволено

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Зеленое Солнце

1. На планете нет жизни. А вдруг есть?

Космический субсветовик пошел на сближение с Гедоной,[5] уже погасив скорость. Теперь предстоял многократный, длительный и скучный облет планеты, пока в смотровом иллюминаторе можно будет увидеть и черную стекловидность импровизированного космодрома, и вышку соседней космической станции с флагом Объединенных Наций. Сейчас же в овале иллюминатора в черной туши чужого пространства плавал только серебряный диск, в отраженном свечении которого тускло просматривалось центральное пятно материка, замкнутое извилистой линией океана.