Черничная ведьма, или Все о десертах и любви - Лариса Петровичева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Энцо опустился на скамью — сейчас он выглядел так, что я за него испугалась.
— Ведьмы это оружие, — сообщил Итан. — Такое, которое будет пострашнее бомб, самолетов и танков. Вы уже смогли увидеть, как оно работает, а ведь Чинция Фальконе была не самой сильной. Так, нервная барышня, у которой в один момент все перегорело в голове.
— Есть те, кто намного сильнее, чем она, — глухо сказал Энцо, и Итан кивнул.
— Есть. Уезжают отсюда в машинах министерства обороны. А потом работают там, где их уже никто не достанет. Я не сомневаюсь, что таких мест, как это, не одно и не два. Пока идиоты раскладывают костры для ведьм, умные люди учатся их использовать, — он сделал паузу и с искренней горечью произнес: — Дружище, если ты приехал сюда, чтобы разоблачить Пелегрини и его команду, то у тебя ничего не выйдет. Самое лучшее, что ты сможешь сделать — взять эту девочку за руку и убраться отсюда как можно скорее. Ворота открыты, я не стану вас останавливать.
В моей душе воцарилась такая глухая пустота, что я даже испугалась, вдруг решив, что умираю. «Убежище» не было гнездом сбесившихся фанатиков, которые хотели перекроить мир для всеобщего блага. Здесь работали слишком серьезные люди, чтобы ведьма и отставной инквизитор смогли бы их остановить. Такие места если и закрывают, то для того, чтобы открыть снова — в другом регионе, с отличным оснащением и лучшими специалистами.
Итан Хатчиссон был прав: ведьмы — это оружие. Нашлись те, кто наконец-то понял, как с ними работать и как использовать. Итан Хатчиссон был прав: мы можем только уехать отсюда, сделать вид, что ничего не произошло, а потом попробовать жить дальше — жить и читать в новостях о новых тварях из моря или что там еще создадут те, которых породили в этом месте.
Мы ничего не сумеем исправить. Ничего. Никому не нужен мир без ведьм. Глупцы будут обвинять их в своих проблемах, а умные — использовать в своих целях. И лучше правда подняться со скамьи, проститься с бывшим инквизитором и уходить отсюда — и радоваться, что смогли унести ноги.
Но я знала, что Энцо никогда не сможет смириться с этим. Все это противоречило его природе. Он посвятил жизнь борьбе со злом и сейчас не смог бы просто отвернуться и сделать вид, что ничего не произошло. Да, он не сможет устранить всю сеть — но в его силах смахнуть одного паука, и он это сделает: я смотрела на него и видела, что сейчас Энцо думает примерно о том же, что и я, и у него, кажется, уже есть план.
Мне сделалось легче. Намного легче.
— Я тебя отсюда заберу, — пообещал Энцо. — Берта тебя не забыла, она очень встревожена.
Итан вздохнул. Сжал и разжал кулаки, провел ладонями по коленям.
— Как я к ней вот такой вернусь? — спросил он, и в его голосе прозвенела горечь. — Как я теперь вообще смогу куда-то вернуться?
— Попробуйте видеть в себе не ведьмака, а человека, — с искренним теплом предложила я. — Хорошего человека. Берта видит. Она вас помнит. Беспокоится о вас… о любом.
Итан смерил меня оценивающим взглядом, и в нем наконец-то мелькнуло что-то живое.
— Откуда ты выкопал такую удивительную ведьму, старина? — с улыбкой полюбопытствовал он, и Энцо улыбнулся в ответ:
— Она лучший кулинар во всем Марнахене и окрестностях, — произнес он. — Скоро познакомишься с ее десертами.
Энцо поднялся и прошел к воротам — дотронулся до одного из металлических завитков, довольно кивнул, словно узнал что-то очень важное. Я бросила встревоженный взгляд в сторону клиники — пока еще к нам никто не шел, но я отчетливо понимала: за нами наблюдают. Возможно, доктор Пелегрини еще не понял, что Энцо собирается сделать — но он не будет сидеть, сложа руки, и просто наблюдать за тем, как новоявленный член управляющего совета собирается разнести тут все в труху.
— Что ты хочешь сделать? — спросила я. Энцо обернулся ко мне, и я едва не отшатнулась, настолько изменилось его лицо. Он словно бы заглянул за границу жизни и смерти — столкнулся с невыразимым ужасом, но все равно не собирался отступать. Энцо улыбнулся какой-то скомканной, чужой улыбкой и ответил:
— Я хочу поднять желе.
Итан посмотрел на него так, словно его бывший коллега спятил окончательно и бесповоротно. Я вопросительно подняла бровь — ни о каком желе, которое, к тому же, надо поднимать, я никогда не слышала.
— Что это?
— Это как в сказке, — ответил Энцо. — «Триста лет продлится сон, нерушимым будет он». Я погружу это место со всеми его обитателями во временное желе. Они не умрут, им не будет больно — в определенном смысле их законсервирует. И самое интересное — это заклинание нельзя снять. Когда оно иссякнет, все обитатели «Убежища» оживут. Но это будет не скоро. Совсем не скоро.
Он вышел за ворота, спрятав руки в карманы брюк, покачался с пяток на носки и обратно. Из глубины моей души начала подниматься жуть — густая, липкая, безжалостная. Энцо собирался сделать что-то такое, от чего я могла потерять его — и это было настолько больно, что я едва удержалась на ногах.
— Кто-то из врачей выезжал из «Убежища»? — спросил Энцо. Итан подошел к нему, я поспешила за ним — вскоре мы втроем стояли за воротами и смотрели на белые стены клиники. Мир дышал зноем, плыл через лето огромным зеленым кораблем, и все было наполнено бесконечным покоем и тишиной.
— Нет, — ответил Итан. — Все здесь. Послезавтра приедет какой-то шишка из министерства обороны, для него уже приготовили двух ведьм.
— Что он тут увидит? — спросила я. Мне страшно хотелось взять Энцо за руку, но чутье подсказывало мне, что делать этого ни в коем случае нельзя.
— Ничего. Пустоту. Этот
