Пожар Сиболы - Джеймс Кори

— Кроме пиков энергии, на данный момент мы видели двадцать тепловых аномалий, — говорил Торрсен, тыча пальцем в сферу Новой Терры на дисплее у Хэвлока. — Все проявились в последние восемьдесят часов, и мы пока не представляем, что это может быть.

Хэвлок почесал в затылке. Камеры карцера пустовали, подслушивать было некому. Он решил спросить напрямик:

— Вы хотите услышать мое мнение? Насколько я понимаю, здесь и предполагалось обнаружить нечто совершенно неизвестное. Ваши необъяснимые явления вполне укладываются в концепцию.

Астер поджал тонкие бледные губы.

— Возможно, это важно. А возможно, пустяк. Я говорю о том, что это надо выяснить. У меня важная работа, мне некогда отвлекаться.

— Согласен, — сказал Хэвлок.

— А мне третий день кто-то мочится в шкафчик. Третий раз, понимаете! Я, вместо того чтобы заниматься расчетами, пытаюсь отмыть одежду от запаха мочи.

Хэвлок, вздохнув, закрыл дисплей. Новая Терра погасла вместе с загадочными горячими точками.

— Послушайте, я понимаю, что вам не нравится происходящее. Я бы тоже разозлился, но будьте же снисходительны. Люди скучают, им тяжело. Естественно, шутки у них грубоваты. Это пройдет.

Торрсен мрачно скрестил руки на груди.

— Шутки грубоваты? А больше вы ничего не замечаете? Я — единственный астер в команде, и только мне…

— Не надо. Послушайте, вот этого не надо. Все и так напряжены. Если хотите, я установлю за шкафчиком наблюдение и внушу людям, что пора бы остановиться, но давайте не будем притягивать сюда противостояние Пояса и внутренних планет.

— Я ничего не притягиваю.

— А мне, простите, кажется, что притягиваете, — сказал Хэвлок, — и чем больше вы раздуваете это дело, тем больше шансов, что оно вас же и цапнет за задницу.

Торрсен явственно закипал. Хэвлок чуть сдвинулся, толкнулся в том направлении, которое собеседники назначили «верхом». Этому трюку он научился, еще когда работал на «Звездную спираль». Пусть человек далеко ушел от гравитационных колодцев, но ощущение «кто выше, тот и сильнее» слишком глубоко укоренилось в мозгу, чтобы его стерла такая мелочь, как невесомость.

Услышав глубокий, захлебывающийся вздох Торрсена, Хэвлок решил, что тот сейчас бросится на него. Не хотелось бы запирать аналитика в камеру на всю ночь, но если до такого дойдет, придется.

— Я установлю наблюдение за вашим шкафчиком и оповещу всех. Никто больше не станет мочиться на ваши вещи, и вы сможете вернуться к работе. Вы ведь этого добиваетесь, не так ли?

— В вашем объявлении будет сказано, что следует прекратить глупые шутки — или что следует прекратить издевательства над астером?

— Думаю, вы сами знаете ответ.

Плечи Торрсена разочарованно поникли. Хэвлок кивнул. Ему не в первый раз пришло в голову, что подобные столкновения напоминают танец. Каждое движение требует определенного ответа, и все происходит в нижних отделах мозга, вовсе не связанных с речью. Поникшие плечи Торрсена говорили о покорности, его кивок подтверждал то же, а Торрсен, возможно, вовсе не сознавал, что произошло.

Наверняка не сознавал, поскольку его рацио продолжало движение, хотя вопрос уже был решен и не требовал больше слов.

— Если бы речь шла о единственном землянине среди астеров, вы бы отнеслись к этому иначе.

— Спасибо, что дали знать о проблеме, — сказал Хэвлок. — Я прослежу, чтобы этим занялись.

Торрсен оттолкнулся от стола и, грациозно проплыв по воздуху, скрылся в коридоре. Хэвлок со вздохом открыл настольный дисплей и пролистал страницы рапортов о состоянии корабля. Происшествий действительно становилось все больше. В основном это были мелочи. Жалобы на мелкие нарушения политики корпорации. Обвинения в домогательстве или проявлениях гендерного шовинизма. Кто-то из группы органической химии занялся изготовлением эйфориков. Корабельный психолог тревожился о какой-то «внутренней стратификации» — Хэвлок догадывался, что это тоже из области социологии. Он поставил свою подпись на всех докладах.

Если бы речь шла о единственном землянине…

Забавно: Хэвлоку доводилось быть единственным землянином в обществе астеров — и не раз. На двадцатикоечном грузовике компании «Стоун и Сиббетс», совершавшем рейс Луна — Ганимед, он оказался одним из двух землян, которым астеры тонко намекали, что они лишние в компании. Потом он добрый год проработал в «Звездной спирали» на Церере, где ему всегда доставались самые неприятные дела и напарники, — и этот намек уже не выглядел таким тонким. Он получил от астеров свою долю дерьма за то, что отличался телосложением и плохо понимал ту многоязычную кашу, что сходила за астерский диалект. Если ему не мочились в шкафчик, то, скорее всего, просто потому, что не додумались.

Хэвлок настроил камеру наблюдения на шкафчик Торрсена и вывел на экран бланк нового приказа по службе безопасности. Пустое место на экране словно спрашивало, что он хочет сказать.

«Мы в восьми миллиардах километров от дома, на нас охотится шайка озверевших террористов, так что сохраняйте спокойствие»?

Или: «Чуть ли не каждый астер, с кем я имел дело, обращался со мной, землянином, так, будто я дерьмом обмазан, однако теперь, когда мы в большинстве, давайте щадить их нежные чувства»?

Он хрустнул пальцами и стал набирать: «Служба безопасности обращает внимание на участившиеся розыгрыши среди команды. Понимая необходимость разрядки в столь напряженной ситуации, мы обращаем внимание на то, что некоторые шутки выходят за грань хорошего вкуса. Как исполняющий обязанности начальника…»

Он остановился.

Как-то на Церере его послали прикрыть нелегальный клуб у центра станции — в части, где сильнее всего ощущалась сила Кориолиса и слабее всего — гравитация вращения. Вспышки света, орущая музыка и непривычная нагрузка на внутреннее ухо довели его до рвоты. Фото блюющего в коридоре копа попало на доску объявлений в конторе. Он поддержал шутку, потому что возмущаться было бесполезно, если не хуже. Он много лет не вспоминал о том случае.

Если бы речь шла о землянине…

— Хрен вам, — сказал Хэвлок в пустоту и очистил экран.

«Обращаю внимание, что некоторые служащие РЧЭ и члены команды подвергаются издевательствам на основании их происхождения с внешних планет. В нынешней напряженной обстановке важно не принимать соратников за врагов только потому, что они случайно отличаются происхождением и физиологией. В свете происходящего я вынужден принять следующие меры…»

— Я об этом пожалею, — обратился Хэвлок к экрану. Однако к тому времени, как он закончил обращение, проверил грамматику и отправил приказ, на душе у него заметно полегчало.