Всемирная история: в 6 томах. Том 3: Мир в раннее Новое время - Коллектив авторов История

Замок Юсэ. Долина Луары, Франция

При Франциске I талья выросла с 2,6 млн до 4,6 млн ливров, не считая многочисленных косвенных сборов. Но фискальные возможности короля были не безграничны. Антиналоговые мятежи вспыхнули в Бордо и Тулузе в 1516–1519 гг.; в 1548 г. восстания в Гиени, Пуату, Сентонже и Лимузене вылились в настоящие военные действия. Налоги на продовольствие послужили причиной голодных бунтов городской бедноты: это и «Большой мятеж» 1529 г. в Лионе, и серия волнений в Дижоне. В лесах скрывались шайки бродяг и дезертиров, промышлявших разбойными нападениями. Появляются и новые формы социальной борьбы: в Лионе, крупнейшем центре книгопечатания, союз типографских подмастерьев организовал в 1539 г. стачку, сопровождавшуюся беспорядками.

Власть вынуждена была изобретать новые формы привлечения средств. Под давлением короля крупные города (в первую очередь Париж и Лион) продавали муниципальные ренты — обязательства, проценты по которым гарантировались надежными денежными поступлениями, например пошлинами с ярмарок. Но главным источником «быстрых денег» оставались займы. Деньги можно было найти у итальянских и немецких банкиров. В начале 50-х годов XVI в. в Лионе была создана «Большая компания», объединившая основных кредиторов короны, для ведения общих переговоров с казной. Французский король предоставлял настолько выгодные условия, привлекавшие капиталы со всей Европы, что отток денег усилил экономические затруднения Испании, и, несмотря на возраставший приток американского серебра, Филипп II вынужден был объявить банкротство в 1557 г. Но и государственный долг Франции нарастал как снежный ком.

Большое распространение получила продажа королевских должностей. Она практиковалась давно, однако при Франциске I была легализована. Человек, желавший приобрести должность (от скромного нотариуса до советника парламента), давал своего рода ссуду королю, получал искомое назначение, а затем в виде процентов по займу ему выплачивалось жалование. Соискатель должен был обладать квалификацией, но он имел право передать должность по наследству или даже продать, испросив согласие короля и уплатив пошлину. Для выходцев из купечества продажа должностей открывала путь к аноблированию, поскольку членство в судебных учреждениях (парламентах) и финансовых палатах давало дворянский статус. Однако таких дворян (позже их станут называть «дворянством мантии») представители «дворянства шпаги» не торопились признавать ровней.

Продажа должностей, порождавшая злоупотребления, осуждалась современниками, но с точки зрения государства имела и преимущества: король без особых затрат получал деньги, укрепляя государственный аппарат людьми, заинтересованными в сильной власти и политической стабильности. Так, например, в 1552 г. Генрих II создал новое звено в системе правосудия, учредив «президиальные суды» (суды средней инстанции). Единовременная продажа 550 должностей принесла почти миллион ливров.

Такая система имела и недостатки: чиновники, чувствуя себя собственниками должностей, проявляли независимость суждений. Парламенты настаивали на своем праве ремонстрации — указания на несоответствие королевских распоряжений основному законодательству. Королю приходилось порой затрачивать усилия, чтобы навязать свою волю. С одними он договаривался, других карал в назидание прочим, третьим напоминал о своих прерогативах, применяя, например, процедуру «Ложе правосудия» (Lit de justice), лично являясь в парламент для принудительной регистрации очередного закона. Франциск I казнил нескольких высокопоставленных финансистов, возложив на них вину за военные неудачи.

При губернаторах, назначаемых королем из местной знати, действовали лейтенанты («местоблюстители»), полностью зависевшие от короля. Генрих II в особых случаях посылал на места специальных представителей — комиссаров. Они, имевшие четкое задание и облеченные королевским доверием, должны были любыми средствами добиваться исполнения поставленной задачи.

Короли пытались обеспечить слаженную работу звеньев правосудия. Эту цель преследовал ордонанс, принятый королем в Виллер-Коттре в 1539 г. и представлявший собой всеобъемлющий план унификации судопроизводства и правил ведения документации. Предписывалось вести дела по-французски; судьи и нотариусы должны были обеспечить архивную сохранность своих документов, а кюре вменялось в обязанность вести учет рождений, браков и смертей в своих приходах. Королевская власть поощряла усилия юристов по унификации местных кутюм (обычного права). Их запись и королевское одобрение превращали монарха в источник и этих «старинных прав».

В трактате Клода де Сейселя «Великая французская монархия» (1519), описывающем устройство французского государства, отмечалось, что король обладает огромными полномочиями, но имеются «три узды для монарха». Король не может поступать во вред католической вере, не может нарушать свои собственные законы, не может наносить ущерб государственной пользе. Люди церкви, «господа закона» и чиновники, занятые административным управлением («полицией»), сразу укажут королю на недопустимость подобных действий. Франциск I остался недоволен трактатом Сейселя, а к концу правления этого короля и особенно его сына ни о какой «узде для монарха» речь уже не шла. Король был свободен в своих решениях, являлся абсолютным монархом (от лат. absolutus — независимый, неограниченный). Об абсолютной власти французского короля юристы говорили уже давно, с конца XIII в., тогда заявлялось, что монарх ни от кого не зависит и является «императором в своем отечестве». В XVI в. для подобного утверждения появилось куда больше оснований. Юрист Шарль де Грассай перечислял 208 атрибутов королевского величия и называл французского короля славнейшим из прочих монархов, «вторым Солнцем на земле», «божеством в телесном обличии». Адвокат Шарль Дюмулен, комментируя парижскую кутюму, последовательно подчинял обычное право нормам римского права, с точки зрения которого феодальные права, сеньориальная юстиция и различного рода «нерушимые обычаи» прошлых веков, по его мнению, являются лишь узурпацией власти, безраздельно принадлежащей монарху.

Однако по сравнению с последующей эпохой ресурсы власти были еще относительно малы. Во второй половине XVII в. население Франции почти не увеличится, но чиновников будет в десять раз больше. В XVI в. короли не были свободны от необходимости консультироваться с сословиями и считаться с интересами аристократических клиентел.

Для XVI в. французские историки термину «абсолютизм» предпочитают термин «ренессансная монархия», отмечая некоторые стилистические особенности образа власти. При помощи языка символов во время многочисленных публичных праздников и церемоний, языка архитектуры и поэзии, король предстал перед подданными в виде античного героя («французского Геркулеса», «нового Гектора»). Используя синтез самых разных знаний, включая астрологию, монарх и его окружение обращались к неоплатонической идее всеобщей цепи бытия, уз любви, связывающих в единое целое все королевство и все мироздание. Монарх — философ на троне — мыслился наделенным высшим знанием о тайнах вселенной и об общественном благе; свет знания позволяет ему приблизить наступление Золотого века. При этом король не порывал и со средневековой традицией, представляя себя и как рыцаря («нового короля Артура»), и как главу мистического тела королевства, наместника Бога, пастыря, ведущего души подданных к спасению.

Реформация во Франции

О необходимости церковной реформы во Франции говорилось давно. Дело было не столько в падении нравов духовенства, сколько в более высоких требованиях, предъявляемых к нему мирянами, все более озабоченных своим спасением, тогда как в стремительно менявшихся и усложнявшихся условиях жизни старые формы благочестия оказывались в значительной мере изжитыми. Но если в Германии и в Швейцарии дело быстро дошло до разрыва с Римом, во Франции новые идеи, высказанные в более осторожной форме, не имели столь серьезных последствий. Франциск I объективно был не очень заинтересован в отпадении от Рима: Болонский конкордат и без этого давал ему контроль над галликанской церковью. На первых порах монарх благожелательно относился к исканиям гуманистов-реформаторов и, уступая просьбам сестры, брал ученых вольнодумцев под свою защиту. Но пока король находился в плену, подвергся разгрому кружок реформаторов из Мо, начались репрессии. Теологический факультет Парижского университета («Сорбонна», как его называли по имени коллегии, в которой заседал совет факультета) осудил сочинения Эразма Роттердамского.

Чем радикальнее становились во Франции реформаторы, тем больший ужас они вызывали у населения, видевшего в их проповедях и проступках причину небесных кар, постигших христианский мир — военные поражения и пленение короля, наступление турок, грозные знамения и неурожаи, землетрясения и бунты. После того как в 1529 г. кто-то разбил статую Девы Марии в Париже, искупительную процессию парижан возглавил сам король. А когда в ночь с 17 на 18 октября 1534 г. в Париже, в других городах и даже на дверях королевской спальни были расклеены плакаты с резкими нападками на церковные таинства, король наконец сделал свой выбор. Были сожжены десятки «еретиков», сотни арестованы. Король в гневе повелел было закрыть все типографии. В 1543 г. Сорбонна издала «Индекс запрещенных книг», куда вошли не только труды Лютера, Цвингли и других «ересиархов», но и сочинения Эразма и даже «Утопия» Томаса Мора, мученика за католическую веру.