Креольские ночи - Дебора Мартин

– Извините нас, мадам, мы на минутку, – твердо сказал Рене и потащил Элину в соседнюю комнату.

– Я ни за что не приму от тебя платья, Рене, – сказала девушка, когда они оказались за дверью, тщетно пытаясь вырваться от него. – Все будут думать, что я твоя содержанка… или как там это называется, а мне это не нужно! Ты не можешь заставить меня взять их!

– Странно, – проговорил он спокойно, с трудом скрывая бушующую в нем злость. – Любая женщина была бы рада, наконец, расстаться со своим поношенным платьем и надеть что-нибудь приличное.

Уловив нотки обиды в его тоне, Элина почувствовала укол совести.

– Мне очень жаль, но я не могу принять от тебя эти подарки.

– Они тебе не нравятся? Поколебавшись, Элина ответила:

– Конечно же, нравятся. Ни одна женщина не смогла бы сдержать своего восхищения, увидев столь изысканные, изящные наряды. Но это лишь осложнит дело. Платья стоят целое состояние.

– Значит, у тебя нет никаких причин не брать их. Считай их платой за портрет, если хочешь.

Элина была не так глупа, чтобы думать, будто ее портрет стоит таких огромных денег. И она тут же нашла причину для отказа:

– Мне следовало бы носить траур при сложившихся обстоятельствах.

Рене помрачнел, и Элина поняла, что допустила промах. Бонанж резко повернул ее спиной к себе и, придерживая одной рукой за талию, другой стал расстегивать пуговицы на ее платье. Задыхаясь от возмущения, она попыталась выскользнуть из его рук.

– Вот так-то, – прошипел он. – Ты все еще скорбишь по Уоллесу. Видимо, твоя история требует, чтобы ты оплакивала также своих родителей. Ну что ж, моя маленькая актриса. Я не собираюсь тебе подыгрывать, я просто хочу убедиться, что ты выглядишь как соблазнительная женщина, а не как убитая горем мисс, которую изображаешь из себя. Как только ты поймешь, что можно купить на мои деньги, возможно, ты согласишься взять их и убраться из города! Так что ты обязательно примеришь эти платья, даже если для этого мне самому придется тебя раздеть.

Элина тщетно пыталась вырваться из его рук. Мысль, что он может ее раздеть, была невыносима. Она знала, как действуют на нее его прикосновения, тем более, если он разденет ее…

– Ты ведь не станешь меня унижать перед этой женщиной, правда? – в отчаянии спросила девушка.

Его пальцы замерли.

– Если понадобится, я раздену тебя догола не только перед мадам, но еще и перед Луи.

– Луи тебе этого не позволит, он джентльмен.

– Не будь так уверена, крошка. Этот «джентльмен» повидал столько обнаженных леди, что нам с тобой и не снилось. Не заблуждайся относительно его возраста. Если я прикажу ему стоять и смотреть, как я раздеваю тебя, он с удовольствием выполнит мой приказ.

Элина не верила, однако не собиралась проверять это на собственном опыте. Рене снова стал расстегивать пуговицы, и Элине ничего не оставалось, как согласиться.

– Я надену эти проклятые платья, – поспешно сказала она.

– Ты примеришь всю одежду, которую принесла мадам Лаплант? – спросил он жестко. – И без всяких фокусов.

– Да, но мне это неприятно.

– Не имеет значения, – сказал он, отпуская ее.

И он повел ее в комнату, где находилась мадам Лаплант.

Глава 13

Есть три вещи, которые, как ни старайся, в секрете не удержишь, – это любовь, боль и деньги. Рано или поздно они обязательно заявят о себе.

Рене беспокойно поглядывал в сторону лестницы, ожидая, когда спустится Элина. Кто-то вошел в комнату, но он даже не потрудился повернуть голову.

– Итак, месье, что вы сказали мадемуазель? Она шарахается от меня, словно норовистая лошадка.

Рене повернулся к своему слуге и другу. Лицо у Луи было суровым, но в глазах прыгали озорные огоньки.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Рене, скользнув взглядом по лестнице.

– Мадемуазель избегает меня, словно я прокаженный.

Прежде она так себя не вела. Это началось после того, как сюда приходила портниха. Сегодня она споткнулась, и я хотел поддержать ее. Видели бы вы, как она на меня посмотрела! Глазам бы своим не поверили.

– Я бы поверил всему, что бы ты ни сказал об этой женщине, – со вздохом заметил Рене.

– Мадемуазель, судя по всему, уверена, что я тоже негодяй. Какую же сказку вы про меня сочинили, месье?

Тут Рене вспомнил, что наговорил Элине про Луи, и это раздосадовало его.

– Мадемуазель, – сообщил он, – долго находилась в плену ошибочных представлений, что ты на ее стороне, и она может полностью тебе доверять. Я счел необходимым вывести ее из этого нелепого заблуждения, прежде чем она постарается вызвать твое сочувствие в надежде, что ты ей поможешь бежать.

– Но, месье, – прикинувшись разгневанным, запротестовал Луи, – не стали же вы порочить мое доброе имя? Что именно вы сказали мадемуазель, чтобы «вывести» ее из этого «нелепого заблуждения»?

Рене раздраженно пожал плечами:

– Я сказал, что ты… э-э… лихой повеса и… находишь ее весьма привлекательной. Видимо, это и испугало ее.

Луи выпрямился с видом оскорбленного достоинства.

– Значит, вы все-таки опорочили мое доброе имя, – с обидой произнес он, хотя в глазах его продолжали плясать огоньки.

– Черт побери, Луи, в этом же есть доля истины. Для мужчины в пятьдесят пять ты еще достаточно привлекателен.

– Так вы сомневались во мне? Думали, я мог подвести своего старого друга и хозяина?

– Нет! – отрезал Рене. – Твоя верность вне всяких сомнений. Но у тебя доброе сердце. Я не могу позволить, чтобы эта девочка затерялась в Новом Орлеане, распространяя свою ложь, из-за того лишь, что ты посчитаешь нужным следить за ней менее тщательно, чем должен. Сейчас, когда я обучаю ее верховой езде, особенно важно, чтобы ты следил за каждым ее шагом.

Веселые огоньки исчезли из глаз Луи, и он с ужасом взглянул на Рене.

– Учите ее ездить верхом? Но, месье, она боится лошадей, вы сами это сказали. Вам не следует заставлять ее ездить верхом.

Рене сжал зубы.

– Она просит, чтобы я ее учил. Хочет преодолеть страх, чтобы однажды ускакать глубокой ночью.

– Вы это знаете и все же учите ее? Почему?

Рене помолчал. В самом деле, почему он собирался дать ей еще одно средство убежать от него, чтобы она смогла добраться до Нового Орлеана и распространять там свои сказки?

Одна из причин заключалась в том, что он тяготился необходимостью держать ее в заточении.

Но была и еще одна, самая важная причина обучать ее верховой езде.

– Я не могу видеть ее испуганной, – сказал он. И это была чистая правда.

– Но это не помешало вам заставить ее бояться меня, – тихо сказал Луи. – Может, вы ревнуете ее ко мне? Или же опасаетесь, что я помогу ей убежать?