Наполеон. Путь к славе - Игорь Пронин

— Что в карманах было, все у капитана Мерсье, — сказали ему. — Так что просто пройдите к нему.

В задумчивости Остужев вернулся в дом. Просить Мерсье или не стоит вызывать у Наполеона еще большие подозрения? Мимо него пронесли пленного. Он кривился от боли, но Остужев сумел заглянуть ему в глаза — они были голубыми, оба. Александр много дал бы за то, чтоб узнать, что скажет пленный Бонапарту. Но рассчитывать на откровенность друга-генерала не приходилось. И не придется никогда, как он давно понял.

На следующий день они двинулись дальше. Бонапарт приказал никому ни о чем не сообщать: ни журналистам, которых и раньше велел гнать штыками куда подальше, ни полиции. Все произошедшее было объявлено государственным секретом. Жизнь Александра вернулась в обычное русло и уже не покидала его до самого прибытия в Ниццу. Здесь, вскоре после того, как генералу принесли почту, его и ждал приятный сюрприз.

— Нашлась твоя Бочетти, — сообщил ему Бонапарт. — Да еще как удачно нашлась! Прямо здесь, в Ницце. Арестована как подозрительное лицо. Я отдал такое распоряжение еще в Париже: задерживать подозрительных до начала нашего наступления, чтобы хоть дня нападения противник не знал. Не делай такое лицо: вот записка для начальника тюрьмы, можешь пойти и забрать ее. Но учти: уехать она никуда не может, это мой тебе личный приказ. Поэтому если заберешь — должен постоянно следить за ней.

Не очень понимая, как ему этот приказ выполнить, Остужев поспешил к зданию тюрьмы. Местное начальство генерала Бонапарта встретило без особого почтения, но он в первый же день развил такую кипучую деятельность, что отношение к нему резко поменялось. Шло уже несколько официальных расследований по поводу разгильдяйства и воровства, летели бумаги в Париж, и через пару дней Наполеона уже откровенно боялись. По этой причине начальник тюрьмы принял Остужева немедленно и угощал его кофе, пока стражники ходили за Бочетти.

Джина выглядела удручающе — она провела в тюрьме несколько дней. У Остужева сердце защемило, когда он увидел потухшие глаза, помятое платье и спутанные волосы. Он порывисто подошел и тихонько обнял за плечи.

— Все хорошо, Джина! Мы немедленно уходим отсюда.

— О, Александр! Я так вам благодарна! Все этот ваш ужасный Бонапарт, по его приказу хватали всех, особенно итальянцев.

По пути к гостинице, где Бонапарт устроил свою штаб- квартиру, Бочетти рассказала историю своих последних злоключений. Она покинула Париж, намереваясь на оставшиеся немногие деньги вернуться в Италию и, быть может, как-то примириться с семьей. Однако в Ницце ее арестовали через час после приезда, она даже не успела нигде поселиться.

— Тюрьма полна безвинных женщин, матерей! — жаловалась она. — Будто все итальянки в Ницце только и занимались, что шпионили за бандой оборванцев, которую французы называют армией. Александр, прошу вас, прежде всего дайте мне помыться!

— Я отведу вас в свою комнату и оставлю — делайте все, что вам необходимо, — пообещал Александр.

В ее словах была доля правды: армия находилась в чудовищном состоянии. Баррас почти ничем не помогал снабжению, а то, что все-таки приходило, тут же разворовывалось. Жалованье солдатам и офицерам уже изрядное время не выплачивали. Многие части давно не получали провианта и непонятно чем питались. Солдаты воровали, попрошайничали и, конечно, продавали то немногое, что у них было: порох, пули, штыки и даже порой ружья, хотя Бонапарт еще из Парижа обещал такие случаи строго расследовать и расстреливать виновных. Накануне прибытия генерала один из батальонов просто отказался переместиться на новые квартиры, потому что ни у одного солдата не нашлось сапог.

Начинать войну в таком состоянии было самоубийственно — и для армии, и для карьеры ее командующего. Остужев совершенно не понимал спокойствия Наполеона. Однако он и в самом деле готовил сорокатысячную голодную ораву к походу, решительно исправляя то, что еще поддавалось исправлению. Генералы, многие из которых были старше не достигшего еще и тридцатилетия Наполеона, отчаянно сопротивлялись его руководству и саботировали приказы. Один из них, весьма толковый военный Ожеро, упрямством довел Наполеона до бешенства.

— Генерал, вы ростом выше меня как раз на одну голову, но если вы будете грубить мне, то я немедленно устраню это отличие! — кричал он на высокого Ожеро, бешеными глазами глядя снизу вверх. — Если я вам не по нраву, подайте в отставку и убирайтесь жаловаться в Париж!

И тем не менее многое постепенно исправлялось. Офицеров заставили вылезти из кабаков и вернуться в казармы, заняться наконец своими подчиненными. Интенданты на время перестали воровать и солдат начали кормить регулярно, хотя и не слишком обильно — украли все-таки уже порядочно. В Ниццу поползли обозы с боеприпасами и амуницией. И все же этого было недостаточно, а срок наступления, утвержденный Бонапартом, приближался.

Остужев отправился к командующему и застал его за обедом. Бонапарт, пребывая в хорошем настроении — только что привезли еще два десятка пушек, — пригласил его к столу и усадил рядом. Александр принялся вяло ковырять вилкой в тарелке, потому что есть совсем не хотел.

— Ты привел свою красавицу? — спросил Наполеон, наклоняясь к самому уху Остужева.

— Привел, но… Никакая она не моя, — поправил его Александр, немного покраснев. — Я лишь хочу помочь ей.

— Не твоя? — удивился Бонапарт и схватил его за руку. — Я был уверен, что ты решил завести любовницу на время похода в Италию! Прекрасная мысль, заодно поупражнялся бы в итальянском.

— Оставь меня! — Остужев вырвался. — Я пришел просить тебя отпустить ее. Ну хотя бы в Париж, я бы посылал ей часть жалованья.

Некоторое время Бонапарт смотрел на секретаря недоверчиво, потом рассмеялся и смеялся долго, отмахиваясь от задававших недоуменные вопросы офицеров. Наконец он утер вспотевший лоб салфеткой.

— Ты с ума сошел, Александр! — опять зашептал он. — Я ценю твое благородство, ты вообще здесь, потому что я верю в твою честность. Но Бочетти — в Париж, да еще и денег ей посылать? Это смешно!

— Наполеон, она не такая, как ты думаешь! — начал злиться Остужев. — Ты ничего о ней не знаешь. Она покинула Париж, потому что ей стыдно было стать чьей-то любовницей. Особенно после того, как ее обманул Колиньи.

— Колиньи ее обманул? — Бонапарт фыркнул. — Да нет, милый друг, это ты ничего о ней не знаешь. Как бы не наоборот! Колиньи рассказал мне немало интересного и смешного. Он прибыл в Ниццу вчера, ты знал?

Остужев едва не выронил вилку. Человек, который принял льва и посоветовал обеим сторонам держаться от него подальше, спокойно беседует с Колиньи? Это было просто невозможно.