Полет сокола - Уилбур Смит

— Быстрее, прилив начинается! — крикнул мичман.

Из трюма доносился грохот кувалд и лязг железа: плотники снимали невольничьи палубы.

Зуга, обнаженный до пояса, тоже спустился вниз, возглавив атаку на деревянные баррикады. Майор привык командовать, и матросы сразу же признали его лидерство.

Суматоха напоминала Робин деревенский грачевник на закате: резкие крики возвращающихся птиц и ответный писк птенцов в гнездах. Качка, треск ломающегося дерева и потоки холодной соленой воды пробудили черных невольниц от летаргии приближающейся смерти. Холодная вода проникала в трюм, и многие из тех, кто лежал в самом низу, поняли, что на борту спасательная команда, и громко звали на помощь, собрав в угасающей надежде последние силы.

Вельбот, причаленный к борту невольничьего корабля, наполнился истощенными телами‑скелетами, в которых еще теплилась жизнь, а на поверхности лагуны, словно поплавки рыбачьих сетей, покачивались сотни раздутых трупов.

— Везите их на корабль, — крикнул мичман гребцам, — и возвращайтесь за новыми.

Новая волна с пышным белым гребнем ударила в борт. Корабль накренился, и лишь острые зубья кораллов, впившиеся в деревянное днище, не дали ему опрокинуться.

— Робин! — крикнул Зуга, высунувшись из трюма. — Ты нам нужна!

Робин кивнула стоявшему рядом матросу:

— Мертва.

Матрос с окаменевшим лицом поднял очередное безжизненное тело и перевалил через борт.

Робин подползла к люку и соскочила внутрь.

После слепящего полуденного солнца тьма казалась абсолютной — пришлось остановиться и дать глазам привыкнуть. Покосившаяся палуба под ногами была скользкой от нечистот, и Робин с трудом удержалась на ногах. Воздух был настолько насыщен миазмами, что в первую минуту она едва не ударилась в панику, ее словно душили мокрой вонючей подушкой. Рванувшись было наверх, к ветру и солнцу, Робин все‑таки взяла себя в руки и сделала первый вдох. Желудок сжался, к горлу подступил горький комок. Доктор с трудом сдерживала рвоту, но, оглядевшись вокруг, тут же забыла о собственных неудобствах.

— Это все последняя волна, — буркнул Зуга, поддерживая сестру за плечи. — Палубы рухнули.

Палубы сложились, как карточный домик. Во мраке со всех сторон торчали острые деревянные обломки, балки скрестились лезвиями ножниц. В маленьких черных тельцах, зажатых, смятых, размозженных, с трудом можно было опознать человеческие останки. Некоторые повисли в воздухе на ножных цепях и слабо корчились, как раздавленные насекомые, или просто раскачивались в такт ударам волн.

— О святая Мария, Матерь Божья, что же мне делать? — в отчаянии шепнула Робин.

Она шагнула вперед и упала, поскользнувшись на толстом слое грязи. Спину и живот пронзила боль, но она заставила себя встать на колени. В этой чудовищной тюрьме собственная боль ничего не значила.

— Как ты? — с тревогой спросил Зуга, но Робин молча отстранила его.

Она поползла в ту сторону, где крик был громче. Ноги девушки были перебиты ниже колен упавшей балкой.

— Можешь сдвинуть? — Робин обернулась к брату.

— Никак, — ответил он, — с этой все кончено. Пойдем, там другие.

— Нет!

Робин полезла на четвереньках за саквояжем. Живот болел ужасно, но она изо всех сил старалась не обращать внимания.

Ей лишь раз в жизни приходилось наблюдать, как ампутируют ноги. Едва операция началась, рабыня оттолкнула матроса, державшего ее, и вцепилась в лицо доктору, как дикая кошка. Однако, не успела Робин освободить другую ногу, как страдалица безжизненно обмякла. Робин, едва сдерживая рыдания, оставила тело висеть в тисках деревянной балки.

Доктор попыталась обтереть руки, окровавленные по локоть. Ладони прилипали друг к другу. Сердце болело от сознания вины перед умершей, которой не удалось помочь. Не в силах пошевелиться, Робин тупо озиралась по сторонам.

Трюм затопило больше чем наполовину, прилив безжалостно наступал.

— Надо выбираться, — окликнул сестру Зуга.

Робин даже не оглянулась. Брат схватил ее за плечо и грубо встряхнул.

— Больше ничего не сделаешь, корабль вот‑вот опрокинется.

Робин смотрела в черную вонючую воду, плескавшуюся под ногами. Из воды высунулась рука — почти детская, с розовой ладонью и тонкими изящными пальчиками, протянутыми в призывном жесте. Железный наручник, слишком большой для тонкого запястья, тянул вниз, и под его тяжестью рука, махнув призывным жестом, медленно ушла под воду. Робин смотрела вслед, не в силах оторвать взгляд…

Зуга рывком поднял ее на ноги.

— Пошли, черт возьми!

Его глаза горели свирепым огнем, лицо было искажено, отражая ужас, испытанный в вонючем полузатопленном трюме.

В разбитый корпус ударила еще одна волна, и хватка кораллов разжалась: затрещало дерево, дхоу покачнулась, черная зловонная вода вспучилась, захлестывая по плечи.

Разбитые невольничьи палубы сгрудились беспорядочным нагромождением досок и рухнули, увлекая за собой новые слои плотно уложенных черных тел.

— Робин! Еще немного, и мы не выберемся.

Карабкаясь по обломкам и телам, Зуга тащил сестру вверх, к квадрату ослепительного солнечного света.

— Их нельзя бросать, — сопротивлялась Робин.

— Им уже не помочь, черт побери! Все разваливается. Пошли!

Она вырвала руку, поскользнулась и упала навзничь. Боль пронзила тело с такой силой, что Робин вскрикнула. Совсем рядом, в груде скованных тел, выделялось лицо. Живое. Робин никогда не видела таких глаз, по‑соколиному ясных, по‑кошачьи свирепых, цвета кипящего меда.

«Эта выживет» — поняла Робин.

— Помоги, Зуга! — крикнула она.

— Робин, ради Бога…

Не слушая, она поползла вперед, протягивая руку к девушке. Палуба резко накренилась, в трюм хлынули новые потоки воды.

— Оставь ее! — крикнул брат.

Прибывающая вода закрутилась мощным водоворотом, поглотив скованную пленницу. Робин принялась отчаянно шарить руками вслепую, но безрезультатно. Сердце подпрыгнуло в панике.

Она попробовала нырнуть и вскрикнула от страшной боли, скрутившей живот. Робин наглоталась воды, но все же ухватила девушку за плечо. Та боролась за жизнь не менее отчаянно.

Вместе они вынырнули, кашляя и отплевываясь. Робин держала лицо девушки над водой и пыталась приподнять ее выше, но цепь не пускала.

— Зуга, помоги!

Новый поток, воняющий сточной канавой, захлестнул, они с головой ушли под воду. Робин решила, что им уже не выбраться, но упрямо барахталась, одной рукой обхватив рабыню под мышками, а другой — приподняв ей подбородок. Рядом появился Зуга. Он дважды обмотал цепь вокруг запястья и налег на нее всем весом, возвышаясь в сумраке трюма как башня. Свет из люка резко очерчивал напряженные мышцы на мокрых руках и плечах. Зуга натягивал цепь, раскрыв рот в беззвучном крике, на горле набухли синеватые жилы.