Смежный сектор - Андрей Ливадный

Да, во время долгих, опасных скитаний по смежному сектору он пытался сложить вместе доступные ему фрагменты мозаики прошлого, но картина получалась не только неполной — на поверку она оказалась искаженной, будто повсюду, куда ни глянь, высились кривые зеркала, уродующие реальность до полного абсурда.

— Так, всем стоять! — неожиданно выкрикнул он, машинально сделав шаг назад.

— Командир, что ты делаешь?! — Лозин буквально остолбенел, увидев, как палец Ван Хеллена соскользнул на сенсорную гашетку ИПК.

Во взгляде Доминика сквозило безумие.

За двадцать три года им была прожита целая жизнь, и сейчас он сам себе казался стариком, не выжившим из ума, нет, — вот только память саботировала работу рассудка, переиначивая слова и мысли, — он слишком хорошо помнил кровавые годы борьбы, детей, замерзающих в стылых отсеках, тринадцатилетних ребят, которые в критический момент вышли на передовую, чтобы встать на пути атакующих сектор ксенобиан.

Между людьми и Чужими лежала не только пропасть непонимания.

Фобии можно преодолеть, к отвратительному виду привыкнуть, от запахов отгородиться дыхательными фильтрами, но куда подевать собственную память?

Перед глазами стоял Сережа Лукорьев — нескладный мальчуган, в большом, не по размеру бронежилете, надвинутом на самые глаза боевом шлеме…

Он умер.

Его убили Чужие. Ван Хеллен чувствовал: ему не суждено прозреть, истина оказалась слишком тяжелой для его рассудка, несовместимой с памятью, да и с реальностью тоже…

— Командир! — Голос Лозина рвался издалека, он не доходил до помутившегося сознания, не воспринимался им как данность, глаза Доминика сузились, источая так долго сдерживаемую в себе ненависть, — это был неизбежный срыв, способный вмиг разрушить хрупкое, едва наметившееся взаимопонимание между жалкими остатками двух цивилизаций.

— Командир, опусти автомат.

— Прочь! — На губах Доминика выступила пена.

— Тебе придется убить меня!

— Отойди в сторону, Андрей. Мне не по пути с этими тварями.

Где-то на пределе слышимости, за гулким шумом крови в ушах раздался скрежещущий голос ксенобианина.

Ван Хеллен знал низший язык ксеноморфов, по крайней мере в том объеме, чтобы понять адресованную ему фразу:

— Так уже было, человек. Сразу после Внешней Атаки. Вы назвали нас тварями и не пожелали справедливо разделить аварийный ресурс «Тандема».

Ван Хеллену захотелось взвыть.

В нем еще оставалась капля рассудка, не позволяющая пальцу сильнее нажать на сенсор, — Андрей Лозин заблокировал линию огня, и первые пули достанутся ему.

— Отойди… — прохрипел Ван Хеллен. — Они убили всех, кто был мне дорог… Сережу Лукорьева, Дашу Стравицкую… И еще многих… Я не могу, Андрей. Шестьдесят человек… — Голос Доминика сорвался. — Я любил каждого из них, и вас, репликантов, и сирот, оставшихся, как мы с Николаем, в пустых, наглухо задраенных отсеках… Это было последнее поколение, ПОНИМАЕШЬ?!

Андрей понимал.

За несколько дней, проведенных в смежном секторе, он успел понять столько, что хватило бы на несколько жизней.

Он вдруг вспомнил, как трепетала душа, когда пальцы касались нежной листвы берез, и как потом дымчатую зелень рвало в клочья разрывом гранаты…

У него тоже внутри, как заноза, сидела боль.

Он чувствовал: ему не заслонить своей грудью искалеченный мир, где ломались, коверкались души, восставая из пепла уродливыми призраками. Доминик был лучшим из всех, кого он встречал на коротком жизненном пути, но даже он не мог сделать шаг навстречу врагу. Ван Хеллен не видел смысла в этом шаге, и Лозин чувствовал: еще секунда, и командир резко уйдет в сторону, открывая себе линию огня…

— Ты несправедлив, человек, — раздался в гулкой пульсирующей тиши голос ксенобианина. — Мы боролись, но никого не убивали. По крайней мере, в последний период.

Что он несет?! — А ндрея пробила короткая дрожь Не хватало еще такой неприкрытой циничной лжи… теперь Доминик точно изрешетит Дрога и сам найдет смерть…

— Чтобы включить программу перераспределения ресурсов, нужен человек и ксенобианин. Вы захватили меня. Мы тоже знали — нам потребуется человек. Но вы не склонны к сотрудничеству, даже когда ситуация безвыходна.

— И что? Что ты хочешь этим сказать?! — Доминик все же рванулся вперед и в сторону, машинально оттолкнув Лозина. Теперь между ним и ксенобианином не осталось живого щита.

— Мы брали пленных.

— Сколько?

— Всех, кого смогли найти в смежном секторе.

— Ты лжешь. Люди не сдаются.

— Ты прав. Вы не сдаетесь. Но мы несколько раз меняли формулу токсина, в зависимости от потребностей текущего момента. Один состав убивает, другой только парализует. Сопротивление не может длиться вечно. Мы смогли взять в плен достаточно людей.

— Достаточно для чего?

— Для того чтобы кто-то из них стал вторым оператором при активации введенных в компьютер программ. Мы не знали, кто способен к сотрудничеству, поэтому жертвовали своими бойцами, стараясь захватить максимальное число людей.

— Я не верю тебе… — Противореча словам, в хриплом голосе Ван Хеллена прорвались нотки безумной надежды. — Где они?

— Это недалеко. В соседнем гнезде. Люди спят.

— Их не убили? — вмешался в разговор Андрей. — В этом году вы проиграли, — напомнил он.

— Да, — лаконично ответил Дрог. — Но время не стоит на месте. А вас уже не осталось.

Чуждая логика. Они думали о будущем, с точностью зная, что теперь в жилых секторах всего несколько человек.

— Веди. — Ствол ИПК уперся в грудь ксеноморфа — Если ты солгал…

— Я не лгу, человек. МЫ НЕ УМЕЕМ ЛГАТЬ.

Дрог развернулся и зашагал в прежнем направлении.

Доминик обессиленно сел на мшистый бугор.

Ему хотелось бросить автомат, закрыть лицо руками, чтобы хоть на миг отгородиться от восприятия ненормальной, рвущей душу и разум реальности, но мешала кислородная маска, да и Андрей, присевший рядом, видно, не понимал, что командира нужно оставить одного.

— Доминик.

— Я в порядке. — Ван Хеллен с силой сжал приклад ИПК. — Я в порядке.

— Мне кажется, Дрог не лжет. Помнишь поляну среди черного леса? Мы ведь не нашли там ни одного тела. Только фрагменты экипировки и обглоданный пулями хитин.

— Да, помню, — коротко ответил Доминик.

Это было похоже на правду.

Правду, в которую хотелось неистово верить, но если умрет эта последняя надежда…

— Пойдем, командир.

— Пойдем. — Ван Хеллен с усилием встал. — Андрей, я не могу общаться с ним. — Взгляд Доминика нашел удаляющуюся фигуру ксенобианина. — Но у меня есть еще один вопрос, который требует ответа.

— Ты хочешь, чтобы я задал его?

— Да. Это важно. Очень важно.

— Хорошо, командир. Я сделаю, как ты скажешь.

Спустя несколько минут Лозин нагнал Дрога.

— Есть еще одна проблема, Ксеноб. — Обратился он к Чужому, используя не имя, а всплывшую в памяти форму обращения.

— Я слушаю.

— Несколько дней назад, перед выходом нашей группы в сектор, ваша боевая форма проникла в систему вентиляции.

— Я знаю об этом.

— Боец нес заряд взрывчатки.

— Ему удалось? — задал встречный вопрос Дрог.

— Нет.

— Жаль.

— Целью был Астафьев?

Ксенобианин некоторое время шел молча, будто решил проигнорировать вопрос.

— Я не разбираюсь в ваших именах, — наконец произнес он. — Целью являлся человек, запустивший систему репликации.

— Почему вы хотели убить его? Из-за страха, что нас станет больше?

— Нет.

— Тогда почему?

Дрог опять промедлил с ответом. Очевидно, он подбирал слова низшего языка, способные правильно передать суть предполагаемого высказывания.

— Он не то, что вы думаете, — наконец произнес ксенобианин. — Я допросил пленных репликантов и понял: его необходимо убить.

— Почему? — настаивал Лозин. — Постарайся объяснить. Это важно, Дрог.

— Он не человек, — лаконично ответил ксенобианин.

В первый момент Андрей растерялся, не зная, что ответить на такое абсурдное утверждение. Пусть он мало общался с Астафьевым, но…

И тут Лозина осенило.

— Ты ошибся, — сказал он, вспомнив, что у ксенобиан тоже есть свои укоренившиеся фобии, доставшиеся ныне живущим в память о чудовищном противостоянии их предков с расой ИНЫХ. — У Астафьева нет ноги, ее действительно заменяет кибернетический протез, но это вовсе не значит, что он перестал быть человеком.

— Я думал, прежде чем послать бойца. Протез ни при чем. Он не человек.

— Ты говоришь непонятно.

— Я думал, — упрямо повторил ксенобианин. — Люди забыли, как управлять кораблем. Вы отказались от своих устройств, перестали понимать их. Процесс репликации очень сложен. Знания о нем давно утрачены.