Портрет дамы с жемчугами - Кан Кикути

Своеобразный треугольник

Так разговаривая, они вышли на привокзальную площадь, где их уже ждали две машины. Юноша смирился с мыслью, что они поедут на машине, но решил еще раз обратиться к госпоже Рурико:

– Прошу вас, госпожа, давайте поедем трамваем. Во мне еще так свежо воспоминание о трагической гибели брата! Я чувствую, что и надо мной тяготеет тот же злой рок. У меня дурное предчувствие.

Но госпожа Рурико была неумолима. Властвовать над слабовольными людьми было для нее истинным наслаждением.

– Ах, не будьте таким сентиментальным. «Рок», «судьба», «предчувствие»… Я не люблю этих слов. Я убежденная материалистка. Взгляните, какая толкотня в трамвае! Поедемте же. Ничего не случится! А если даже машина свалится в пропасть, мы вместе погибнем! Разве вам не хотелось бы умереть вместе со мной?! – Госпожа Рурико рассмеялась и, не дожидаясь ответа юноши, села в машину.

Сейчас юноша казался жалким даже Минако, которая хорошо понимала, что госпожа Рурико полностью подчинила юношу своей власти. С покорностью животного, которое отправляют на бойню, юноша направился к машине.

– Не трусьте, иначе не возьму вас с собой! – сказала госпожа Рурико.

Юноша молча сел в машину. Бледное лицо его выражало тревогу. Он не трусил, но после гибели брата испытывал какой-то суеверный страх перед машинами, особенно теми, которые курсировали между горами и долинами Хаконэ.

Минако от души сочувствовала юноше и втайне осуждала мачеху за жестокость. Когда они выехали из Одавары, Минако, стараясь сохранить спокойствие, сказала:

– Мама, не прокатиться ли нам по горной железной дороге от Юмото? Недавно я прочла в газете, что эта дорога – первая горная дорога в Японии и что ехать по ней так же приятно, как по горным железным дорогам Швейцарии.

– Великолепная идея! – воскликнула госпожа Рурико. – Но не помешает ли нам наш багаж?

– Багаж пусть едет в автомобиле. Мы можем взять отдельное купе, и тогда поездка будет куда приятнее, чем в машине.

– Ну что же, можно попробовать! Вы, разумеется, не против, Аоки-сан?

И госпожа Рурико иронически засмеялась. Юноша ничего не ответил, лишь грустно улыбнулся и благодарно взглянул на Минако.

Их курортная жизнь началась в одном из роскошных номеров отеля «Фудзия». «Хорошо бы пожить хотя бы три летних месяца в Киге или Сококуре», – так говорили наши предки, мечтая о летнем отдыхе в Хаконэ. Теперь заставы там были упразднены, старые горные дороги поросли травой, зато целебные источники не иссякли. Ветер, дующий с гор, был по-прежнему прохладен, как студеная вода.

Госпожа Рурико и Минако заняли комнаты, расположенные в правом крыле здания. Из настежь открытых окон видны были горы Мёдзин. Они остались за рекой Хаей, но казалось, что они стоят совсем рядом. С правой стороны, между горными хребтами, убегала вдаль долина реки Хаи. В конце ее видно было в ясную погоду море Сагами, блестевшее словно черненое серебро и сливавшееся на горизонте с плывущими по небу облаками.

В благоустроенном отеле в служанках не было необходимости, и госпожа Рурико отослала их в Токио. После этого отношения между госпожой Рурико, Минако и юношей стали еще более дружескими. Вначале Минако робела и совсем не могла разговаривать с юношей, лишь изредка перебрасывалась с ним несколькими короткими фразами, и то когда в разговоре участвовала мачеха. Если же мачеха заводила разговор с юношей, Минако уходила на веранду и подолгу сидела там. Оставаясь с юношей наедине, Минако неизменно ощущала мучительную неловкость и старалась побыстрей уйти. Пожалуй, самым приятным для нее были вечерние прогулки по дороге у самого обрыва реки Хаи. Они часто доходили до Киги, а иногда даже до Миягино, любуясь брызгами и пенистыми водоворотами стремительно текущей Хаи.

И вот в один из таких вечеров, через несколько дней после приезда в Хаконэ, они поужинали и уже совсем было собрались выйти из столовой, чтобы совершить обычную прогулку, как вдруг в дверях столкнулись со служащей французского посольства, знакомой госпожи Рурико, только что приехавшей сюда из Токио. Поклонница всего японского, мадемуазель быстро сдружилась с госпожой Рурико и теперь, чрезвычайно обрадованная этой неожиданной встречей, пригласила госпожу Рурико к себе в номер.

Минако и Аоки вернулись в номер, занимаемый госпожой Рурико, и молча стали смотреть в окно на темнеющее небо. Оба с нетерпением ждали госпожу Рурико. Но прошло двадцать минут, полчаса, а та все не возвращалась. По-видимому, юноше очень не хотелось отказываться от прогулки, и он хватался то за свою трость, то за фуражку, с явным нетерпением ожидая госпожу Рурико. Наконец ему, видимо, наскучило ждать, и он стал взад-вперед ходить по комнате, где уже зажгли электричество. Потом вдруг сказал:

– Как долго ваша мать не возвращается!

– Да, – еле слышно ответила Минако, которая, прислонившись к окну, грустно смотрела на первую заблестевшую в небе звезду.

Юноша собрался было выйти, но ему показалось неудобным оставить Минако в одиночестве, и он смущенно сказал:

– Минако-сан! Не пойдете ли прогуляться со мной! Нам, очевидно, не дождаться госпожи Рурико.

– Прогуляться с вами! – широко раскрыв глаза, воскликнула Минако, не веря собственным ушам.

Приглашение юноши произвело на нее сильное впечатление. По сути дела, за эти несколько дней они впервые остались наедине друг с другом и даже не успели поговорить. И вдруг он приглашает ее на прогулку! Минако смотрела на юношу широко раскрытыми глазами, приложив руки к груди и не в силах ответить ни слова. Юноша, видимо, не догадывавшийся об истинной причине ее смущения, вдруг устыдился, что так бесцеремонно пригласил ее, и сказал виноватым тоном:

– Если вам не хочется, я пойду один. Не люблю сидеть вечером дома!

Минако упустила время для ответа и теперь с замиранием сердца ждала вторичного приглашения юноши. Каким было бы для нее счастьем отправиться с ним вдвоем на прогулку. Только одно короткое приглашение – и она пойдет за ним, не раздумывая.

Но юноша истолковал ее молчание как девичью стыдливость и робость, в душе жалея, что пригласил ее. В конце концов он вышел из комнаты.

Глядя ему вслед, Минако чувствовала, что совершила непоправимую ошибку, упустила случай, который никогда больше не представится. Она вообще ничего не ответила юноше на его приглашение, и он вправе был обидеться на нее.

Поколебавшись минуту-другую, Минако спустилась в вестибюль, торопливо надела дзори и выбежала на улицу, погруженную в мягкий вечерний полумрак.

Дойдя до фонтана на площади перед зданием отеля, Минако огляделась, но юноши нигде не было. Тогда она выбежала на улицу. Она хорошо знала, по какой дороге он должен пойти. И с сильно бьющимся сердцем быстро направилась в сторону Сококуры.

В этот час на улицах Хаконэ было людно и оживленно. Заметив какого-нибудь человека, с виду похожего на Аоку, Минако старалась его догнать, но вскоре становилось ясным, что она обозналась. Пройдя Мияноситу, Минако стала приближаться к пустынному месту у среза горы и на противоположной стороне улицы увидела знакомый профиль. Юноша стоял под навесом парикмахерской, следя за тем, как играют в японские шахматы какие-то молодые люди. Не в силах унять душевного волнения, Минако все же набралась духу и подошла к юноше.

– Вы здесь!… Я тоже вышла прогуляться. Мама, должно быть, еще не скоро вернется, – сказала она тихим, прерывистым голосом.

Услыхав голос Минако, юноша очень удивился, как удивляются звуку далеко брошенного камешка, в то время как о самом камешке уже успели забыть. То что его приглашение оказалось принятым, было для юноши полной неожиданностью, не лишенной приятности.

– В таком случае позвольте составить вам компанию, – произнес юноша и зашагал вперед. Минако следовала за ним на некотором расстоянии, чувствуя себя необыкновенно счастливой, словно во сне.

Вначале они не разговаривали. Минако впервые шла с юношей, в которого тайно была влюблена, и не испытывала той легкости и беспечности, как это бывало с ней, когда они все вместе отправлялись на прогулку. Сердце Минако учащенно билось, ей трудно было дышать. Они шли чересчур быстро, словно спешили по делу.

Внизу у обрыва, вдоль которого проходила дорога, в вечеряем сумраке смутно виднелись разбивавшиеся о прибрежные камни волны реки Хаи. Оттуда тянуло прохладой. Минако, одетая в легкое летнее кимоно, стала зябнуть. Вдобавок ее тревожило молчание юноши. «Быть может, он осуждает меня за нескромность? – мучилась девушка. – Пожалуй, он прав. Я с такой легкостью приняла его приглашение!» Но когда они дошли до моста, перекинутого через речку Дзякоцу, юноша остановился, поглядел на небо и наконец заговорил:

– Посмотрите, вон луна восходит!

Минако подняла голову. Высоко вздымавшиеся за рекой Хаей горы теперь отчетливо выделялись на посветлевшем небе. Еще немного, и лунный свет, игравший на далеком море Сагами, озарит своим сиянием горы.