Время ушельцев - Сергей А. Филимонов

ничего не докажешь. Отрицательные факты вообще недоказуемы.

— Отрицательные факты? Это как?

— А вот докажи, что ты в прошлую субботу не был в Москве.

— Бред какой-то. Постойте, это когда пожар был? Да? Ну, точно. Не был я в Москве. Я был здесь, на пожаре. Куча народу может подтвердить.

— Все правильно. Это называется алиби. Только этим доказывается не то, что ты не был в Москве, а то, что ты был в Тьмутаракани.

— Хм, а ведь верно.

— Понял? Что того арестованного кололи кулаком, не докажет никто, потому что этого не было. Но и того, что этого не было, тоже не докажешь. А там — то ли Коптев украл, то ли у Коптева украли, в общем, замешан в краже.

— Гм-да… протянул Митрандир. Только теперь до него начало доходить, к какую гнусную историю влип полковник Коптев.

— Да, брат Серега. Скверное дело.

— Послушайте, Дмитрий Федорович, — выпалил Митрандир, осененный какой-то смутной идеей, — а вы не можете минут через двадцать подойти в Пушкинский сквер? Встретимся у музея. Хорошо?

— Хорошо, приду.

— Жду! — крикнул Митрандир и повесил трубку.

По дороге он на несколько минут заскочил к себе домой.

— Галя! — крикнул он прямо с порога. — Быстрее собирайся! Пойдем!

Артиллерийская Горка

Здание тьмутараканского краеведческого музея, выстроенное еще при свихнувшемся на оккультно-мистической почве императоре Павле, считалось подлинным украшением города. Экспонаты там, правду сказать, были в большинстве своем самые обычные: два десятка битых горшков, несколько ржавых мечей и сломанных сабель, витрина со старинными монетами, долженствующая отражать торговые связи древней Тьмутаракани, один манекен в вышитой рубахе, и еще один — в сарафане. Зато как величайшая реликвия в музее хранился обломок стальной пластины из корсета какой-то благородной девицы, которую сломал прямо на балу великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин.

То ли в память об этом событии, то ли (как уверяли местные острословы) из-за двух бронзовых пушек петровских времен, якобы призванных украшать вход в музей, окружающий здание сквер назывался Пушкинским.

«Артиллерийской Горкой» этот сквер прозвал кто-то из злоязычных иггдрасильцев — очевидно, тоже в связи с подозрительной фамилией вышепоименованного поэта.

Сидеть на составляющих ее огневую мощь старинных пушках запрещалось категорически. Однако, невзирая на все усилия сначала полиции, а затем — милиции, отполированная штанами артиллерия Горки всегда сияла, как новенькая. По утрам на орудийные стволы залезали маленькие дети, после обеда появлялись ребята постарше (эти, правда, все больше целились в здание горсовета и говорили: «бабах!»), а с заходом солнца сквер оккупировали взрослые мужчины, яростно и безуспешно сражавшиеся с алкоголем. После их ухода пушки почему-то всегда оказывались заряжены пустыми бутылками.

Сейчас на одном из стволов сидели Хугин и Аннариэль. Галадриэль и Коптев стояли рядом. Никто не произносил ни слова. Да это было и ни к чему.

— Добрый всем день, — кивнул подошедший вместе с Луинирильдой Митрандир. — Про сегодняшнюю историю, надеюсь, все уже знают? Ну так вот: на мой взгляд, нам сейчас надо временно исчезнуть. И, главное, надо спрятать книгу. Лично я предлагаю прямо сейчас идти в Карнен-Гул и отнести книгу туда. Может быть, тамошние маги помогут нам советом или еще как-нибудь. Но это, в конце концов… Эй, а это что такое?

На заложенной кирпичами арке слева от входа в музей четко выделялся знак — тот самый, который Митрандир когда-то видел в Алисиной рукописи.

— Вот это да…

Взгляды всех иггдрасильцев устремились на стену.

— Опять здесь сидят! Сколько раз можно говорить! — раздался позади них голос внезапно подошедшего милиционера. — Давайте, граждане, пройдем в отделение.

Этого Митрандир допустить никак не мог. В его руках, аккуратно завернутая в тряпку, была кривая восточная сабля.

«Запоминай, как сложены пальцы, — вспомнилось ему. — Направишь их на камень или стену с таким же рисунком — и проходи».

Р-раз! Арка словно распахнулась, и в ней стал виден длинный, уходящий вдаль коридор.

— За мной! — крикнул Митрандир и, повинуясь мгновенному импульсу, бросился туда.

Пятеро остальных кинулись за ним. Милиционер, потратив полсекунды на то, чтобы обогнуть постамент с бронзовой пушкой, с размаху ударился головой о внезапно возникшую на его пути кирпичную стену. Ноги его подломились, сознание окуталось непроницаемым серым облаком, и в дальнейшие события он более не вмешивался.

— А, чтоб тебя, — пробормотал через пятнадцать минут врач «Скорой помощи». — Опять сотрясение мозга.

— Поскользнулся — и об угол. Бывает, — равнодушно заметил водитель.

— Вот как подморозит, так вообще косяком пойдут. Ладно, клади его побыстрее, а то еще и простудится вдобавок.

По ту сторону

Тусклый неживой свет чужого солнца, больше похожего на матовый стеклянный шар с электрической лампочкой. Тускло-серое небо. Серый лес вокруг. И за спиной — серая стена здания с надписью по фронтону: «РЕСТОРАН ИСТОЧНИК».

«Ныне стою по ту сторону, где границы Света и Тьмы нет, ибо нет границы» — вспомнились Галадриэли читанные ею когда-то стихи норвежской поэтессы Гюнвор Хофму.

Митрандир развернул тряпку, достал саблю и, прицепив ее к поясу, обмотал тряпкой голову.

— Ты что? Хочешь туда? — спросила Галадриэль.

— Зайдем. Хоть спросим, куда попали.

— Не знаю. Наверное, не стоит.

— Не бойся, — ухмыльнулся Митрандир.

Посетителей в заведении, невзирая на довольно-таки поздний час, почти что не было. Лишь у самой стойки прихлебывал пиво за столиком какой-то бородатый дед.

— Хэ! — саркастически хмыкнул он при виде Митрандира. — С кем это вы сюда пришли воевать? И хрусталь в рукоятке, гы! Нацепил селедку и думает, что это хрустальный меч! Ты что, с ним пойдешь за живые миры сражаться?

— А что, и пойду.

— Да ну! — искренне удивился дед. — А на хрена тебе это надо?

— Жалко, — примирительно произнес Митрандир. — Все-таки живые.

— Хэ! Нашел о чем жалеть! Ну, отвалится сотня-другая, так еще настругаем. Эй, хозяюшка! Повторить!

Толстомордая шинкарка в багрово-алой хламиде томно повела подкрашенными глазами и налила еще кружку. Опорожнив ее, дед отстегнул ширинку и отлил прямо на пол. Выскочивший откуда-то поломойка обернулся жуком-скарабеем и, торопливо суча задними лапками, скатал из грязи, мочи и опилок большой катыш. На его поверхности явственно выделялись очертания континентов.

— Ну вот. Все, — произнес Митрандир странно изменившимся голосом.

— Стой, ты куда? Пиво пить будешь?

— Проклято будь все существующее! — яростно выкрикнул Митрандир и, выхватив саблю из ножен, шагнул за дверь.

Галадриэль метнулась за ним.

— Ты что задумал? Стой!

— Послушай, не могу же я перерезать себе горло в этом вонючем кабаке!

— Ты что? Не пущу!

— Нет уж, хватит. Один раз я уже вообразил, что защищаю наши южные границы. А оказалось — зарабатываю мундирному ворью новые побрякушки.