Хозяйка Серых земель. Капкан на волкодлака - Карина Демина

Он похлопал по крышке и, поднявшись, крышку откинул.

— И во внутрях черный… концептуально.

Евдокия толкнула дверь.

— Белый вот — это пошло… белый унитаз у всякого есть, — Аполлон присел и задумался. — Слушай… а ведь проходит…точно проходит…

Он откинулся на бачок и руки скрестил на груди.

— Страдав от боли, я ревел, стальной козел в глаза мои глядел. Он знал, что близок мой конец. И жизни настает… — Аполлон задумался, наверняка подбирая альтернативную рифму, поелику та, что пришла на ум самой Евдокии, вряд ли могла претендовать на публикацию. — …венец… жизни настает венец. Как оно?

— Гениально! — тоненько воскликнула Брунгильда Марковна, поднося к подбитому глазу желтый платочек. — Поленька… ты вышел на новый уровень.

Евдокия со вздохом от двери отступила.

— Прячешься? — Гражина Бернатовна ткнула пальцем в грудь. — Недоброе задумала?

Она вошла бочком, высоко подняв юбки, заголив массивные ноги в синих сетчатых чулках. Но поразили Евдокию не чулки, а ярко — красные, весьма неприличного вида, подвязки.

— Задумала… семью разбить хочешь? А и раньше думать надо было! — сказала она, нехорошо усмехнувшись. — Упустила свой шанс. А вот тебе!

Скрутив кукиш, она сунула Евдокии под нос.

От рук Гражины Бернатовны пахло квашеною капустой и копченостями.

— Нет, — поспешила заверить Евдокия. — Я замужем.

Но похоже, что и уверение это, и кольцо обручальное Гражину Бернатовну не убедили. Она хмыкнула и огладила черные усики.

— За спиною мужа шашни крутишь…

— Мама, прекратите говорить ерунду, — вспыхнула Брунгильда Марковна и для надежности вцепилось в Полечкин рукав. — Мы счастливы в браке. Правда, Полечка?

— Д — да, — он торопливо закивал.

А Гражина Бернатовна пошевелила нижнею губой и, окинув Евдокию придирчивым взглядом, поинтересовалась:

— Тогда чем вы тут занималися? — серые глазки ее оценили и растрепанную косу Евдокии, и наряд ее, не самый лучший, и бледность. — Двери закрыли… спряталися… Как есть роману крутят! Смотри, Брунька, уведет она у тебя мужика, я таких-то знаю!

Она уперла руки в бока, и кружевной воротник угрожающе поднялся.

— Сама-то тихая, тихая… а бочком — бочком и шасть в постелю супружью…

Брунгильда Марковна побелела, а подбородок ее мелко задрожал.

— Я-то таких на раз чуяла… как какая прохвостка начнеть муженьку мойму глазки строить, так я ее за косу…

— Мама!

— А ты, Поленька, молчи! Небось, сам жену выбирал? Без материного благословения! То и живите тепериче… — Она сунула кулак под нос Аполлону, и тот смешался. — Вона, пиши стихи… получай своих козлов…

— Козелов, — встряла Брунгильда Марковна, ободренная этакой нежданной поддержкой.

— А хоть кого… но в мире и радости, мы вот с папенькой твоим десять лет прожили…

— Прекратите! — Евдокия ощутила, как приливает к лицу кровь. — Мы… мы ничего такого не делали!

Гражина Бернатовна недобро прищурилась, не убежденная словами, и под взглядом ее колючим Евдокия окончательно смешалась, пробормотав:

— Мы… мы просто унитаз примеряли.

— Что? — женщины растерялись. Аполлон же, вдохновленный идеей и шансом избежать очередного скандала, поспешил заверить.

— Примеряли.

— Именно… унитаз — это очень важно! У Аполлона кризис творческий… ему душевного комфорта не хватает…

— Поэт должен страдать, — тихо заметила Брунгильда Марковна, оглядываясь. Она словно лишь теперь очнулась, обнаружив, что находится в месте престранном.

Огромном.

Полутемном. И сплошь уставленном фарфоровыми унитазами. Она даже закрыла глаза, втайне надеясь, что сие место исчезнет, однако же желанию этому не было суждено исполниться.

Белые.

Розовые.

И черные, исписанные странными знаками, унитазы окружали Брунгильду Марковну. Иные стыдливо прикрывались узорчатыми крышками, с других за критикессой наблюдали голые посеребренные младенчики с мрачными лицами, третьи и вовсе являли собой нечто невообразимое, этакие слепки фарфора и серебра…

— Должен, — согласилась Евдокия, успокаиваясь. — Но не от отсутствия же удобного унитаза.

Аполлон кивнул.

— У него, может, и кризис начался исключительно от невозможности… побыть наедине с собой…

— Но у нас есть…

— Есть, — Евдокия погладила розовое изделие, украшенное раковинами и морскими коньками. — Но оно Аполлону… как бы выразиться… маловато. Неудобно. А всякое неудобство… не дает правильно расслабиться.

В животе Аполлона опасно заурчало.

— Вы же понимаете, к чему это приводит? — поинтересовалась Евдокия громким шепотом.

Брунгильда Марковна кивнула: она не понимала, но чувствовала, что нынешняя тема весьма… тонка. И требует особого подхода.

Свекровь же сковырнула позолоту с раковины и по крышке постучала:

— Значит, примеряли…

— Именно, — Евдокия не собиралась отступать от озвученной версии. — Мы не могли допустить, чтобы новый унитаз причинял дискомфорт… в конце концов, Аполлон — выдающийся литератор…

— Гений! — корявый палец ткнул в глаз морского конька, чешуя которого несколько поистерлась.

— Гений, — покорно согласилась Евдокия. — А раз так, то он требует индивидуального подхода…

— Полечка такой чувствительный…

— Весь в маму! — и Гражина Бернатовна, задрав пышные юбки, присела на розовый унитаз, поерзала слегка, устраиваясь поудобней. Морщины на лбу ее стали глубже, щеки надулись пузырями, а на усиках появился бисеринки пота. — Эк оно… и вправду ничего так… фаянс?

— Фарфор.

— Небось, не самого лучшего качеству…

— Обижаете, Гражина Бернатовна, — Евдокия оскорбленно вздернула подбородок. — Высочайшего! И сертификат о том имеется…

— Знаю я энти ваши сертификаты… бумажки одни. Вона, на Вороньей слободке по сребню за дюжину дают…

— Так то поддельные, а наш печатью Королевской палаты заверен…

Гражина Бернатовна нехотя поднялась и обошла полюбившееся изделие кругом.

— Позолота-то тоненькая… слабенькая…

— Для вас хоть тройным слоем сделаем.

— И денег сдерете столько, будто бы он целиком из чистого золота…

Евдокия скромно промолчала, потому как в словах Гражины Бернатовны имелась своя правда: унитазы в столице стоили много дороже, нежели в Краковеле, но сие происходило единственно от странной убежденности столичных покупателей в том, что качественная вещь должна быть дорогой.

Эксклюзивной…

Что ж, сие устремление было Евдокии лишь на руку… а эксклюзиву у нее вон, целый склад имеется.

— И почем ныне? — Гражина Бернатовна подобрала юбки, протискиваясь меж полюбившейся ей розовой моделью и массивным глянцево — белым монстром, изготовленным по особому заказу.