С.В.С.(Синдром Внезапной Смерти) - Константин Бабулин

- И как вы снова встретились?

- В магазине. Я её не видела, а если бы увидела, то постаралась бы избежать встречи… А тут, я перекладывала покупки в пакеты, и она откуда-то вынырнула. И всё было так, словно между нами и не было ничего до этого. Она мне как в школе – Валентина Петровна, как я рада… Как дела… Но вопросы были дежурными и тон тоже. Мне, даже, стало слегка обидно, я себе накручивала что-то. Что она там страдает… Я что-то промекала и она, кивнув кому-то, убежала.

- Кому не заметили?

- Нет, я специально не смотрела никуда по сторонам, схватила пакеты и домой…

Татьяна выключила диктофон, и записала на листочек с колоночками, в колонку «Общее» - разрыв с любимым человеком за месяц до смерти…

Хельсинки. Воронина.

Хельсинки встретил Любу прохладной, солнечной погодой. - «Хорошо, что надела тёплую куртку». – Она сориентировалась на местности, и пошла к трамвайчику, с удовольствием чувствуя, как распрямляется тело после восьми часов проведённых в автобусе. – «А может пешком прогуляться? Нет, устала. Сколько там остановок-то, десять что ли?» – Она достала бумажку с маршрутом до своей гостиницы. – «Восемь, это далеко - поеду на трамвае»

Через двадцать минут она вошла в холл отеля, а ещё через пять поднялась в свой номер на пятом этаже. Номер оказался маленьким, но очень удобным, функциональным и смешным. В нём всё было, но только маленькое: Маленькая прихожая с вешалкой, и маленький санузел, в котором, одновременно можно было сидеть на унитазе, принимать душ и чистить зубы, глядя в маленькое зеркало. В комнатке, расположенной между санузлом и прихожей удобно поместились кровать и маленький столик с микроволновкой, а на стене, плоский небольшой телевизор. Зато украшением номера было, конечно же окно, слава богу большое, выходившее прямо в парк. Она разложила нехитрые вещи, приняла душ и, почувствовав себя отдохнувшей, решила прогуляться по городу, и заодно

найти аукционный дом

HELANDER, чтобы завтра не дёргаться.

Но ещё больше ей хотелось

подумать о том, зачем она здесь. Всю дорогу в автобусе, она искала объяснение этому своему желанию и ответы, вроде бы, простые и понятные, были на поверхности – что она чего-то там хочет посмотреть, убедиться… Но всё это было не убедительно. Не за этим она сюда ехала.

А вот зачем? Может быть, права была Марина, и не нужно было этого делать? Ну, увидишь свою картинку, ну увидишь, кто её купит. Ну и что? – Спрашивала она себя и тут же, сама себе отвечала. – Как, ну и что? Как минимум это интересно – самой посмотреть спрос на свою картину. Разве тебя не греет, что твой уровень не ниже лучших художников? Вот интересно если за мой рисунок с подписью Саврасова, люди готовы платить хорошие деньги, готовы ли они платить, хоть сколько-нибудь без такой подписи? И кстати, откуда взялась подпись? Её ведь кто-то поставил? Неужели Семён Яковлевич? Ну а кто ещё? Или у Светланы есть ещё специалисты? Наверняка есть, и я одна из них. А ещё интереснее, как ОНА отреагирует, когда я скажу ей, что знаю, что она делает с моими рисунками? А что она делает с ними такого? Ну, выставляет их на аукционы. И что? То, что кто-то там воспринимает их, за оригиналы Саврасова, и покупает втридорога, так это его проблемы, а не её. Так? Нет не так. Если бы их без подписи покупали, то тогда сами дураки. А раз есть подпись, то есть и фальшивка. Получается я соучастница фальсификаторов? И в случае чего я вообще могу оказаться крайней. Как я докажу, что не я рисовала подписи? А как они докажут, что это мои рисунки? Ну и что, что я умею так рисовать? Мало ли кто их нарисовал, может быть Семён Яковлевич. А с другой стороны, было бы приятно, чтобы все узнали, что это мои рисунки продавались коллекционерам за большие деньги. Что я не хуже Саврасова. Что я художник с большой буквы. А может быть всем плевать на качество рисунков? Им только подпись и нужна. Убери подпись, никто и не посмотрит на них. Так что же на самом деле собирают коллекционеры? Бумажки с подписями? А что на этих бумажках не важно? Получается так. Тогда получается, что весь рынок живописи это сплошная туфта? Никого не волнует сама картина, хорошая она или плохая, важно чтобы имя было громким. Так и слышу эти разговоры: – У меня висит Кандинский. О-о-о круто, а у меня Пикассо. О-о-о ещё круче. – А что тут сложного? Нафигачил перекошенных людей - вот тебе и Пикассо. Наляпал пятен – вот тебе и Кандинский. Где здесь умение, техника? То ли дело старые мастера: Рафаэль, Боттичелли, глаз не оторвать, как красиво и сложно сделано. Получается Светлана молодец? Раз людям всё равно, что покупать и они готовы платить за бумажки с подписями, то так им и надо. Хотите подписи – получайте. Не бедных же она обманывает. Они сами-то, где деньги взяли? Заработали честным трудом? Всю жизнь копили копеечка к копеечке? Как же, копили они… - наворовали, сволочи, кто где - кто в бюджет лапу запустил, а кто в недра страны. Нахапали…, и теперь, видишь ли, решили окультуриться. Мерсами да цепями уже не модно меряться, золотыми унитазами тоже никого не удивишь, а выпендриться хочется. Вот и кинулись Айвазовских на стены вешать. То, что на одних жуликов тут же нашлись другие, ушлые люди и стали впаривать

им фальшаки, так и правильно делают – классический вариант, когда вор у вора дубинку украл…

Значит Света молодец? Конечно молодец, а ещё красавица и умница. Если бы она сказала мне, для чего ей нужны эти рисунки, то что? Я отказалась бы и не стала делать? Ещё как стала бы… Так почему же она не сказала? Ответ простой - потому что не доверяет. Почему? Неужели она не видит, как я к ней отношусь?

За этими размышлениями она подошла к большому современному комплексу офисных зданий. – «Очень удачно получилось

c

отелем, минут десять шла, не больше. – Люба огляделась, и сверилась со своей бумажкой. - Судя, по адресу это здесь. Правильно, что пришла сегодня, тут ещё придётся походить, чтобы найти их». Она миновала шлагбаум и калитку, и оказалась в большом внутреннем дворе, ещё раз осмотрелась и заметила, на одном из строений вывеску с названием аукциона. Здание было очень стильным и современным, кубической чёрно-белой формы. Перед стеклянным входом, красивым рядочком, выстроились маленькие кипарисики. Ничего себе… Она с изумлением смотрела на дом. - «Ну а что ты ожидала, дворец с колоннами? Средневековый замок? Да, именно так я и ожидала, ведь аукцион это что-то традиционно-консервативное, подёрнутое благородной стариной. А тут ровно наоборот, ну ладно, посмотрим, что там внутри…». Она, с опаской, вошла в здание, почему-то ожидая, каких-то препятствий, но их там не было. На входе, в небольшом холе, размещалась стойка ресепшн, за которой сидели две молоденькие девушки в подобии униформы. На Любу они не обратили никакого внимания, продолжая щебетать друг с другом на своём смешном языке, попутно отвечая на телефонные звонки, легко переходя, с финского на английский. Люба растерялась. – И что делать? Куда идти? Нужно им сказать, зачем я здесь, что я хочу посмотреть лоты предстоящих торгов? И как к ним обращаться, по-русски или по-английски?

Сколько бы она так стояла, неизвестно, но вслед за ней пришла следующая группа посетителей, которая состояла их четверых, мужчин: Один из них был образцово-профессорского вида, в очень преклонном возрасте, невысокого роста, и совсем седой. Второй лет тридцати-сорока с неприятно бегающими, цепкими глазками, и кривовато-надменной ухмылочкой, которая, впрочем, не распространялась на профессора, его он очень уважительно поддерживал под руку, не доверяя этого, двум другим своим спутникам

. И правильно. – Подумала Люба, рассматривая их. - С такими рожами, им не то, что профессора, им

и три рубля-то в руки давать нельзя, просто бандиты какие-то, хоть картину с них пиши. Оба поперёк себя шире, с квадратными лысыми черепами и свёрнутыми боксёрскими носами. Люба, невольно, прижалась к стене, когда они проходили мимо. Профессор и его спутник, по свойски, миновали стойку с девушками, и стали подниматься по лестнице на второй этаж, а боксёры остались внизу, причём один из них бесцеремонно и громко, обратился к своему напарнику по-русски: - О какие цыпочки тут. Сейчас организуем себе досуг на вечер. Учись. – добавил он ему, и сильно наморщив, лоб, от чего немного распрямились складки на загривке, неожиданно для своего напарника, перешёл на финский язык, обращаясь к девушкам: -

Hei

kaunottaret

(здравствуйте красавицы).

M

itä teet

tänä iltana

?

(что вы делаете сегодня вечером?)

В его исполнении стилизация, под финский с протяжными гласными и твёрдыми согласными выглядела очень пародийно. Язык, не привыкший к сложным движениям, явно отказывался гнуться и произносить подобные звуки, поэтому «боксёру» приходилось всем телом помогать ему, как иногда делают сильно заикающиеся люди.

Воронина не поняла ни слова, но язык тела, а точнее туловища, был достаточно красноречив - боксёр делал девушкам какое-то непристойное предложение. - «Какая мерзость – Ей стало стыдно за соотечественников: - Что за хамство, так вести себя?» - Она захотела помочь девушкам, и как-то урезонить земляков, но, неожиданно, увидела, что помощь им не нужна. Девушки ничуть не испугались, и, даже, не смутились в этой ситуации. Одна из них на нормальном русском языке, с небольшим приятным акцентом, ответила незадачливому ухажеру: