povest o sport kapitane - Александр Кулешов

- Ну, гуляли, — насторожилась Ира. — Мы часто там гуляем. А что?

- Тогда слушай! — и Тамара коротко рассказала ей обо всем. — Не может быть, чтобы вы не видели драки. Как хулиганы эти напали на нас, как ножом замахивались — словом, все...

- Так это ты была? — с каким-то горестным любопытством спросила Ира. — Ты ведь тогда сама на этого бандита бросилась. Своего защитить хотела. Верно?

- Верно, — подтвердила Тамара.

- Тебя же убить могли! — воскликнула Ира,

- Ну и пусть, лишь бы его не тронули.

- Я бы так не смогла, — честно призналась Ира. В голосе ее звучала зависть.

- Поможете?

- Что надо делать?

- В суд пойти.

- Ой! А нельзя написать. Боюсь в суд...

- Я вас отведу к Сережиному адвокату. Он объяснит. Ладно?

- Только я должна все рассказать Мише, — предупредила Ира.

— Хочешь, вместе расскажем?

—Хочу.

Не откладывая дела, они тут же пошли к Мише домой. Миша оказался трусоватым, нерешительным пареньком. Он без конца задавал вопросы, что-то мямлил, ссылался на забывчивость, на то, что дело было давно. «А нам ничего не будет?, «Не скажут, почему раньше не пришли?», «Может, у тех ребят дружки есть — подстерегут нас...».

Однако Ира проявила неожиданную твердость. С Мишей они чуть не поссорились. К счастью, в их дуэте «брюки носила она», и продолжая ныть, Миша под конец уступил ее решающему аргументу: «Не хочешь идти — пойду одна!» .

Сережин адвокат долго расспрашивал злополучную пару. Оказалось, что Ира и Миша пошли погулять вечером в парк. Вдруг к ним подошло человек пять пьяных парней, попросили закурить. Миша не курил, и сигарет у него не было. Тогда потребовали денег, пригрозив ножом. Миша, еле державшийся на ногах от страха, дал себя обыскать. Кроме помятого рубля и мелочи, хулиганы ничего не нашли и, дав пару подзатыльников, продолжили свой путь.

Миша и Ира посидели на уединенной скамейке, приходя в себя, и решили идти домой. И тут они услышали крики: те самые хулиганы напали на компанию каких-то ребят. В страхе они бросились в сторону, в боковую аллейку, и видели, как Сергей дрался с двумя вооруженными парнями.

- Мы подумали, что все равно ничем помочь не можем, и побежали за милицией, — закончил свой рассказ Миша и отвел глаза.

- Не ври ты, — поморщилась Ира. — Не за милицией — домой побежали. Да мы еще три дня в Москве торчали. — Ира была беспощадна.

—Знаете, — помявшись, сказал адвокат, — в общем-то мне не полагалось вас слушать. Не ко мне — к следователю вы должны идти. Но следствие-то закончено, к сожалению. Так что буду вас вызывать в суд по просьбе подзащитного.

Когда ребята ушли, адвокат сказал Тамаре:

- Молодец. Такое дело сделала для Сергея! Он тебе век должен быть благодарен. Прямо декабристка!

- При чем тут декабристка? —- фыркнула Тамара и тихо добавила: — Я его люблю.

- Ну, знаешь, в вашем возрасте говорить о любви... — улыбнулся адвокат.

- Это в вашем возрасте о ней говорят, а в нашем любят, — неожиданно зло отрезала Тамара и окинула молодого, красивого адвоката неодобрительным взглядом.

...В день суда Святослав Ильич особенно долго и тщательно брился, делал зарядку, преувеличенно бодро разговаривал за завтраком. Сергей молчал. Он почти не спал ночь, был бледен. Елена Ивановна, как и муж, старалась подчеркнуть, что сегодняшний день такой же, как остальные, самый обычный, но спокойствие давалось с трудом.

Наконец Святослав Ильич и Сергей закончили завтрак и поднялись. Они пошли пешком — старый особнячок, где размещался районный нарсуд, находился неподалеку. Сегодня была среда и заседания начинались в десять часов. Елена Ивановна осталась дома. Накануне Сергей сказал ей:

—Мама, пожалуйста не ходи...

Она промолчала, только обняла сына.

Обстановка судебного заседания подействовала на Святослава Ильича угнетающе. «Казенные» стены, обычные завсегдатаи судебных процессов — пенсионеры, старушки, кумушки, — большая группа дружков Земскова — «потерпевшего» и сам он, еще желтый и похудевший после больницы.

Прокурор и адвокат о чем-то переговаривались. Заглянул милиционер и исчез. Царила в этой комнате неуловимая атмосфера безнадежности, равнодушной обреченности, словно все, кто входил сюда, были судьи, свидетели, обвиняемые, защитники, зрители, а не люди. Хорошие, несчастные, плохие тоже, но не люди...

—Встать, суд идет! — сказала секретарь.

Святослав Ильич внимательно разглядывал тех, от кого зависела теперь судьба сына. Судьей была женщина средних лет, в очках, со строгим, утомленным лицом. Заседателями — седой пожилой человек, чью грудь в четыре ряда украшали орденские планки, и совсем молодая женщина, как он узнал позже, учительница.

Заседание началось. Оно шло как обычно. Зачитали обвинительное заключение, допросили свидетелей... Их было довольно много, и слушание перенесли на следующий день.

В четверг заседание открылось в одиннадцать часов. А в двенадцать произошла сенсация: адвокат Сергея попросил вызвать дополнительных свидетелей — Мишу Че-хонкова и Ирину Слонимскую.

После недолгих переговоров суд удовлетворил ходатайство защитника и, узнав, что оба свидетеля в зале, попросил Ирину выйти, а Мишу подойти ближе. Последовали обычные формальности.

—Дополнительный свидетель Чехонков, — обратилась к нёму судья, — у вас есть знакомые в этом зале или кто-нибудь, кого вы раньше видели?

Миша испуганно огляделся, потом пробормотал: — Вот этого видел, — он показал на «потерпевшего», — и тех двоих, еще того, — он посмотрел на Сергея.

—Говорите громче, пожалуйста. Скажите, что вы знаете по делу.

Миша, путаясь, рассказал о происшествии в парке. Из его рассказа явствовало, что на Сергея напали с ножом, а он защищался.

Затем вызвали Ирину. На вопрос, видела ли она кого-нибудь из сидящих в зале, Ирина ответила:

— Вот этого, с завязанной головой. Он нападал на Монастырского с ножом. И этого в черном пиджаке. Только тогда он был в желтой куртке. Он прыгнул — хотел ударить ногой, но шлепнулся. И этих вот двоих — они у Миши деньги отнимали...

- Скажите, Слонимская, — спросил прокурор,— как вы могли все это разглядеть? Ведь было темно. Чехонков, например, так утверждает.

- В глазах у него было темно от страха, — под смех зала ответила Ирина. — Он, знаете, как испугался! Там же фонари — все видно.

- Представитель несовершеннолетнего Логинова, —обратилась судья к матери «каратиста», — в чем был в тот вечер ваш сын?

- Кажется, в пиджаке. Да, в черном пиджаке, —^последовал ответ.

- В пиджаке я был, — буркнул тот.

- Нет, в куртке! — запальчиво крикнула Ира. — И карман был оторван — висел.

- Тише, Слонимская, — подняла руку судья. Она полистала лежавшее перед ней дело, нашла нужную страницу и подняла глаза. — Странно, представитель несовершеннолетнего Логинова. Вот милицейский протокол того дня и предварительные показания вашего сына. Там значится желтая куртка с оторванным карманом.

Женщина опустила глаза.

Затем задал вопрос защитник Сергея.

- Скажите, Слонимская, как выглядел нож, которым вам угрожали?

- Я помню, что у него была странная ручка — в форме русалки. Я еще подумала, что его держать неудобно.

Защитник поднял сидевшего теперь в зале свидетеля Чехонкова, спросив, что он может сказать на этот счет.

- Вспомнил,— подтвердил тот,— действительно, ручка сделана в форме русалки.

- Товарищ секретарь, принесите, пожалуйста, вещественные доказательства, — попросила судья.

Из картонной, запечатанной сургучом коробки судья вынула короткий широкий нож с блестящей рукояткой в виде русалки. Передав нож заседателям, она спросила:

— Скажите, Слонимская, вас кто-нибудь видел в парке в тот вечер, кто может подтвердить это?

- Конечно! — ответила Ира. — Мы ребят из школы встретили, соседку, учительницу нашу. Там многие гуляют.

- Дополнительный свидетель, Слонимская, почему ваш товарищ так плохо все запомнил, а вы так хорошо? — спросил прокурор.

- Так он боялся! Они его ударили...

- И еще ударим! — раздался хриплый голос из зала.

- Вот видите, — продолжала Ирина. — Он только и думал, как бы скорей удрать оттуда.

Задав девочке еще несколько вопросов, суд отпустил ее.

Первым речь произнес прокурор. Подробно проанализировав происшедшее, он неожиданно для всех кроме, наверное, судьи, отказался от обвинения, мотивировав это новыми фактами, вскрывшимися в процессе судебного заседания.

В защиту речей было две. Одну произнес решительный белобрысый паренек с острым взглядом светло-голубых глаз, в упор устремленных на судью, и энергичными жестами — комсорг курса, которого техникум физкультуры выдвинул в качестве общественного защитника. Возможно, он блестяще владел боксерской техникой (паренек имел первый разряд), но по части парламентских выражений и риторики был далек от совершенства.