Годы испытаний. Книга 1 - Геннадий Гончаренко

Его размышления прервал Чепрак, пришедший с сержантом Правдюком.

- Докладывайте, где Нежинцев! - строго приказал Канашов.

Немного торопливо Правдюк доложил о том, что они разведали дороги, были в селе Горишном и, уже возвращаясь назад, получили задачу от Андреева заглянуть вот в этот лесок, показывал Правдюк на карте дрожащим пальцем. Тут надо было обследовать мост через ручей. Нежинцев и Правдюк пришли к мосту, выяснили, что он кем-то разобран, и стали возвращаться по ручью, когда столкнулись с неизвестным. Спросили его, как лучше пройти к селу. Мужик, обросший рыжей бородой, указал им тропинку.

- Отойшлы мы метров пятьдесят, оглянулись, а той убегает. Окликнул его лейтенант: «Стой!» Подозрительный тип тот по нас из нагана давай палить. Рассерчал лейтенант и приказал мне: «Ты обходи, сержант, этого сукиного сына, а я отвлекать буду». Сам перебегает от дерева к дереву и огонь по тому ведет. Я по чаще подбираюсь, значит. Но только слышу: стрельба удаляется. Прибавил шагу, бегом. Потом все смолкло. «Либо патроны кончились, либо кто кого уложил», - думаю. И тишина такая кругом… Блуждал я, блуждал, кричал лейтенанта… Он и голосу не подал. Я своих найшов, Андреева. Той дал мэни духу…

- И правильно сделал, - вставил Чепрак. - Тебя же подполковник предупреждал, а ты уши развесил… - Правдюк стоял, потупив глаза, теребил края гимнастерки.

- Виноват, товарищ майор, виноват, - повторял он. - Недоглядел…

- А может, Нежинцева убил тот неизвестный? - спросил Канашов.

- Может, - неохотно согласился Правдюк.

«О чем же писать Русачеву в донесении? Разведка, мол, в целом прошла успешно, но вот исчез Нежинцев? Нет, так не годится. Надо писать всю правду и начинать с того, что пропал Нежинцев… Пусть попадет мне за промах, но иначе нельзя. Ну, а что делать с Правдюком? Наказать?»

И Канашов приказал составить донесение Чепраку именно так, не скрывая ничего.

- Вас, товарищ сержант, отправляю обратно во взвод. Думал, что хороший разведчик из вас получится. Ошибся. Идите.

Ничего обидней за всю службу Правдюк ни от кого не слышал. Пусть бы разжаловал его командир полка, только не говорил бы таких слов.

- Гаврила Андреевич, вызывай побыстрее ко мне Белоненко. Его батальон назначим в авангард. Полк должен выступить через два часа, - Канашов взглянул на часы. - Донесение комдиву отправь немедленно.

Через два часа полк тронулся в путь. Канашов вел его сам, выслав вперед Андреева с группой разведчиков. Белоненко донес ему, что батальон занял оборону на командной высотке, но противника не обнаружено. Канашов ждал с минуты на минуту приезда Русачева. И предчувствие его не обмануло.

Вскоре подъехал комдив на машине. Но, к удивлению Канашова, Русачев не стал ругать его за Нежинцева. Он сказал ему, покачав головой:

- Ну, кто прав? - И торжествующе поглядел на командира полка и погрозил ему пальцем. - Придем в Столбцы, там разберемся.

Но только уехал комдив, как Андреев появился вместе с лейтенантом Нежинцевым и каким-то дедом. Нежинцев доложил, что тот неизвестный, которого он преследовал и ранил в ногу, все же скрылся от него, но вот неподалеку им была обнаружена лесная сторожка с этим подозрительным стариком, который называет себя Кондратом. Нежинцев обнаружил в сторожке винтовки, патроны, обмундирование красноармейское и решил было расстрелять старика, так как он, по его мнению, врал, что все это не его, а того беглого кулака, которого дед назвал Лукой. Дед уверял, что тот мародер занял его сторожку с какой-то недоброй целью, и лейтенант все же решил доставить старика в штаб, что и сделал.

Выслушав доклад Нежинцева, Канашов отпустил его и вместе с Андреевым допросил старика Кондрата.

Узнав, что дед местный лесник и хочет идти к себе на родину за Днепр, Канашов ухватился за мысль использовать его в качестве проводника. По рассказам Кондрата, он знает путь, который чуть ли не наполовину сокращает их маршрут. Дед попросил только, чтобы ему разрешили взять в сторожке свои дорожные пожитки. Канашов послал с ним бойцов с целью захватить и беглого мародера, но того и след простыл.

Дед Кондрат сдержал свое слово. Он провел дивизию по лесным глухим дорогам, которые не значились на картах, и сократил путь наполовину. Канашов обнял деда на прощание и приказал выделить ему одну телегу с лошадью.

Несмотря на сокращенный путь, дивизия Русачева подошла к Столбцам с опозданием. На окраинах города уже шли оборонительные работы.

Начальник штаба армии, недовольный опозданием дивизии, пригрозил Русачеву доложить командующему. Вскоре генерал-майор Кипоренко вызвал комдива к себе.

«Покарает!…» - тяжко вздохнул Русачев.

Командарм встретил его сурово.

- Не только с вами произошла беда, товарищ полковник. Мы слишком переоценили свои силы, и это заслонило от нас недостатки. И даже когда мы видели свои промахи, не хотели омрачать наш общий торжественный тон и самообманывались. А теперь, когда враг берет нас за горло и начинает душить мертвой хваткой, надо беспощадно отмести прежние иллюзии.

«О чем это он? - недоумевал Русачев. - И какую мою беду считает он главной, за что именно покарает? За то, что оставили без приказа город и попали в окружение, или за опоздание в Столбцы?…»

- Вот вы, товарищ Русачев, врага дурачком считали, а он обвел вас вокруг пальца и почти без потерь овладел крупным областным центром. А в нем десятки промышленных предприятий, сотни тысяч наших советских людей, брошенных на произвол судьбы. Противник осуществил маневр, используя слабое звено в вашем командовании: потерю управления и отсутствие разведки.

«Вот оно что…» Русачев сидел перед генералом, смотрел по сторонам, стараясь не встречаться взглядом. Оправдываться он не хотел - виноват.

- Член Военного совета настаивал на том, чтобы судить вас. И я согласился с этим…

У Русачева заныло сердце. Лицо помертвело. Помолчав немного, командующий армией неторопливо продолжал:

- Но сегодня - отнюдь не из побуждений жалости - я изменил решение и просил командующего фронтом не снимать вас с дивизии. Сегодня я подумал о другом…

Генерал встал и осторожно выпрямился - был он высокого роста и как будто боялся, что может упереться головой в низкий потолок. Темные молодые глаза его с расходящимися к вискам морщинками были серьезны и строги.

- Мало толку, ежели мы вас осудим. Разве этим поправишь дело? Но мне хочется верить вам, товарищ полковник. Ведь вы старый, опытный командир, прошедший горнило гражданской войны. Неужели вас не мучает ваше солдатское самолюбие в такие трудные для нашей Родины минуты? Вы слабы в военном деле теоретически. Я не знаю, почему вас не посылали учиться… Но у вас более чем двадцатилетний армейский опыт, вы боевой командир. Война ведь только началась. - И тут же подумал: «Ведь многие из его современников - хорошие военачальники, а некоторые стали прославленными полководцами».

Командующий армией закурил, предложил папиросу Русачеву и сказал тихо, будто рассуждая сам с собой:

- Перед каждым честным командиром и политработником должна стоять главная задача - по возможности беречь каждого бойца и командира, чтобы они принесли наибольшую пользу в навязанной нам войне.

Зазвонил телефон. Генерал взял трубку.

- Товарищ маршал, дивизии отошли на указанный рубеж… Сейчас собираюсь проехать посмотреть, как оборудуется оборонительная полоса. Меня, признаться, больше беспокоят фланги. Правый сосед - слабый. Левый - неустойчивый, да и местность благоприятствует для действий подвижных танковых групп немцев. Сегодня нами перехвачена радиограмма. Брестская крепость продолжает сопротивление… Обещанная мне танковая бригада до сих пор не прибыла. Со снарядами гоже плохо… Прошу ускорить, товарищ маршал.

Генерал положил трубку и поднял требовательный взгляд на Русачева.

- Сейчас ваша первоочередная задача - привести дивизию в порядок, пополнить всем необходимым и быть готовым к выполнению новой боевой задачи… И вот еще что: возьмите рапорт о снятии с полка Канашова. Я возражаю, и командующий фронтом согласился со мной. Вы, по-моему, напрасно зажимаете его. Будем честно смотреть фактам в глаза… Дивизию из окружения вывел Канашов…

Командующий выжидательно посмотрел. У Русачева от напряжения сдавливало виски. «Сейчас отпустит, - думал он, - только бы поскорее уйти отсюда…»

- Почему, товарищ полковник, опоздали с выполнением моего приказа о выходе дивизии к Столбцам?

Русачев смолчал.

- Объявляю вам выговор, полковник… Можете идти…

По разговору в штабе армии и даже по тому, как генерал, прощаясь, пожал руку, Русачев ощутил всю тяжесть своей вины и понял, что к нему относятся справедливо. И комдиву так захотелось оправдать доверие, которое ему еще оказывали!

Прибыв в дивизию, Русачев загонял штаб и всех командиров, требуя к вечеру занять оборону у Столбцов, и грозился отдать всех под суд за невыполнение его приказа.