Фима и всё. Том 1 (СИ) - Гращенко Анна

* * *

Лис наблюдал за людьми и вздыхал. Он, по-прежнему не являясь человеком, легко распознал капкан, спрятанный между пластами почвы и присыпанный мхом. Легко перепрыгнув ловушку, Лис отправился дальше, а вот люди в неё угодили. Сначала Лис хотел наплевать на этих недотёп и продолжить преследование людей в чёрном, но потом он подумал, что Александр прекратит готовить для него лакомства, если по его вине, хоть и косвенно, погибнет эта девушка. Хотя она уже и не пахнет Александром даже, и то, что его друг всё ещё её оберегал, было для Лиса странностью.

Поразмыслив, Лис спрыгнул с пенька, на котором устроился, и побежал за помощью. У этих троих не так много времени, и нужно привести лучшего из тех, кто может им помочь. Он точно знал только одного такого человека.

Глава 23

Глава 23

Она вновь горела. Каждый раз, что бы Александр не делал, как бы не менял свои выборы, девушка горела на огромном костре, привязанная к столбу. Неважно, знакомился ли он с ней или нет. Называл ли кому-то её имя или нет. Целовал ли и занимался ли с ней любовью или никогда не касался нежной кожи. Как бы не пытался он изменить историю, константа была одна: Арифметика погибала на костре, её сжигали как ведьму.

Александр вскочил на постели и судорожно втянул воздух: он снова проснулся в своей спальне, в окна задувал тёплый ветер, то заслоняя развевающимися занавесками обзор, то вытягивая их на улицу. Он вновь был в своей комнате в родительском доме. И ему вновь было восемнадцать лет.

«Что ж, попытка… — он посмотрел на своё предплечье и пересчитал шрамы, — сорок два. Почему я не могу просто умереть?»

Александр с тяжёлым вздохом сел и спустил ноги с кровати. Его петля времени длилась пять с половиной лет. Меньше, если он убивал себя или погибал иным способом. Если же он был жив и здоров, то всё заканчивалось в его двадцать четвёртый день рождения, на ритуале Обмена. Ему удавалось переносить из попытки в попытку лишь знания о прошлых петлях и шрамы на теле. Их прибавилось сполна, и многие были напоминаниями о том, как он умирал.

Молодой человек прошёл в ванную комнату и первым делом открыл контейнер с лезвиями для бритвы. Достав одно из них, с силой полоснул себя по руке, оставив сорок вторую засечку. Он уже научился делать порезы ровно такими, чтобы они оставляли заметный шрам, но не были чересчур глубокими.

Ему хотелось порезать не предплечье, а вены или горло. Посмотрел в зеркало: тонкая линия поперёк шеи напоминала, что это он уже пробовал. Так же, как не выходить из дома сегодня или вообще всегда, становиться затворником, уезжать из поселения, переезжать в иную страну, жениться на другой, становиться монахом и не жениться в принципе. Но каждый раз, каждый чёртов раз они с Фимой всё равно встречались и каким-то непостижимым образом всё заканчивалось едино.

Александр в сорок второй раз сокрушался из-за того, что временная петля не начиналась днём ранее. Должно быть, единственным способом что-то исправить было не давать девушке куртку. Они бы не заметили друг друга. Точнее, она не заметила бы его. Ведь чтобы и он не обратил внимания на темноволосую девушку, улыбающуюся в любой понятной и непонятной ситуации, нужно было бы вернуться как минимум ещё на полгода назад. Это уже казалось ему какой-то жадностью, а вот хотя бы ещё один день, всего один…

— Саша, завтрак на столе, а я на работе! — послышался мамин голос и следом — хлопок двери.

Работа их родителей была совсем рядом — в соседнем здании. Этот маленький трёхэтажный домик казался миниатюрным небоскрёбом, ведь на каждом этаже было всего по одной комнате, а лестница вилась вокруг здания снаружи, открывая путь к каждому из отделов их семейной аптеки. На первом этаже располагался зал готовых препаратов, там обычно работал его отец, готовый помочь посетителям с выбором нужного настоя или зелья. Второй этаж — лаборатория, там были владения его мамы. Она была, пожалуй, самой талантливой химичкой среди ведовского народа за последние лет восемьдесят-сто. Ну а на третьем этаже Былиевы старшие обустроили комнату для высушивания растений и настаивания зелий. Сами они жили в двухэтажном кирпичном домике с раскинувшимся вокруг цветочным садом, полным яблонь, груш, глициний и каштанов.

Александр заранее знал, что на кухне его ждёт пара блинчиков, обернувшихся вокруг жареных грибов со сметаной. Многие дни смазались в его голове и стали нечёткими, но не первый и не последний. Он точно знал, что у него есть ещё почти пять часов до того, как Фима придёт, чтобы вернуть ему куртку. Можно успеть придумать что-то новое.

Он пробовал забирать куртку, быть холодным, грубым или глупым. Несколько раз прикидывался больным и не соглашался с ней встретиться. Хотя особо играть и не надо было: каждый раз он возвращался в своё простуженное тело, генерирующее потоки соплей быстрее, чем он успевал орудовать носовым платком. В любом случае на дальнейшее развитие событий это влияло мало. Один раз он даже швырнул куртку в девушку и обругал её такими ругательствами, что у самого начинали гореть уши. В тот раз ему казалось, что сработало. Но спустя несколько дней они снова встретились и Фима рассказала, что готова помочь, если у них в саду творится что-то настолько страшное, что посторонним нужна защита. Якобы, она почувствовала в тот момент, что Александр от чего-то её защищает. Что он не просто так был с ней груб. Тогда он обругал её снова, но девушка не поверила в искренность его эмоций.

Одну из своих пятилеток он потратил на учёбу в ДВГИИ — Дальневосточном Государственном Институте Искусств. И в следующий раз ненависть играл уже более убедительно, но всё разбивалось о день их встречи. Фима просто не верила, что он так изменился.

Тогда Александр продумывал схемы и сценарии, чтобы его ненависть была реалистичной. Подстраивал поводы обидеться, ревновать, разочароваться. Было несколько удачных попыток, хотя это были одни из самых тяжёлых для него петлей. Одновременно мерзких и грустных. Потому что Фиму его ненависть разрушала изнутри, он видел это. Несколько раз Александр действовал от обратного — старался вызвать её нелюбовь. Обращался с ней намного хуже, чем она заслуживала. Не отвечал на её чувства или сначала отвечал взаимностью, но потом изменял, особо не скрываясь. Один раз он переспал с её названной сестрой прямо у неё на глазах. И эта попытка закончилась не тем, что он горел в аду, как пожелал бы сам. А тем, что горела Фима, как и всегда.

Однако, самыми ужасными петлями были не эти. А те, в которых они были счастливы. Однажды они даже поженились и стали родителями. И всё равно его молодая жена горела у него на глазах. Он пробовал уезжать вместе с ней на другой конец мира, но магия находила их везде. Костёр настигал девушку и на жарких Гавайских островах, и в Гренландии. Тридцать семь раз любимая погибала по его вине. И четырежды он умирал до своего двадцатичетырёхлетия.

Александр перебинтовал рану, тяжело опёрся прямыми руками об раковину и спросил своё отражение:

— Что мне делать сегодня? В этот раз?

Отражение ответило ему слезящимися глазами и сопливым носом.

— Что ж, у меня есть время подумать, — пробормотал он, спускаясь к грибным блинчикам.

Он устал. Единственное желание волчком крутилось у него в мозгу: лечь и ничего не делать, пока тело не станет бессильной мумией. Сейчас самым удачным вектором ему казалось найти заклинание мумификации и наложить его на себя в каких-нибудь дальних пещерах, чтобы точно никто не нашёл. Возможно, это поможет Фиме пережить рубеж в пять с половиной лет от сегодняшнего дня. Но, зная её и то, как ловко насмехается судьба над его потугами что-то изменить, Фима пошла бы искать редкий ингредиент или решила бы стать археологом. И нашла бы симпатичную мумию, а дальше как по накатанной: ночь, улица, костёр.

Позавтракав, молодой человек вернулся в свою комнату, лёг на пол и принялся ждать. Ему стоило бы обдумать свою тактику на этот раз и ближайшие шаги, но всего пару часов назад он видел, как с его возлюбленной слезала пластами пузырящаяся кожа. В носу всё ещё стоял запах горящей плоти, а в ушах звенел её вопль. Это было страшно в первый раз. И во второй, и в третий и в сороковой. И каждый, абсолютно каждый раз виноват был он — Александр.