Молчаливое море - Александр Николаевич Плотников

от берега, тем сильнее становилась качка. Волны уже не наскакивали ошалелыми дворнягами, теперь они чинно подкатывали к «Ленинцу», заступая дорогу и закрывая полнеба. Упрямый корабль, кряхтя, задирал нос и бесстрашно карабкался наверх, чтобы минуту спустя стремительно скатиться навстречу следующему валу.

От бесконечных взлетов и падений чугунела голова, сбивались в комок и теснили дыхание внутренности. Перегнувшись через буртик мостика, я отдал первую дань Нептуну. Когда поднял бледное, в холодном поту лицо, встретился с ободряющим взглядом Котса. «Держись, самый младший!» — говорили его глаза.

Вахта сменялась каждый час. Больше трудно было выдержать в этом бурлящем, вымораживающем кровь котле. Привязанный к переговорной трубе, я мигом оделся в ледяную кольчугу. Лишь чайник кипятку позволил распутать смерзшиеся веревки, чтобы привязать ими моего сменщика. А я быстро юркнул вниз, в блаженную теплоту отсека, разделся и забрался в постель под шерстяное одеяло. Но и лежать можно было, только пристегнувшись ремнями к дивану. И во сне я без конца проваливался в какие-то колодцы и ямы, поминутно просыпаясь с колотящимся сердцем. А через четыре часа меня снова вытянули наверх.

Двое суток океан не давал нам передышки. Но еще раньше я почувствовал, как просветлела моя голова, рассосался комок, застрявший в горле. Впервые после «разгрузочного» дня я с аппетитом уплел полную миску жаренных в сале макарон. Поднялось настроение, хотелось кричать, пересиливая шторм: «Будет буря — мы поспорим и помужествуем с ней!»

Восторг мой излился собственными стихами:

Старик океан проверяет нас крепко,

Удары волны — словно залпы орудий,

Но только подводная лодка — не щепка,

И ею командуют смелые люди!

Девяностую «щуку» мы нашли к исходу третьих суток. Сначала засекли ее работу на ультракоротких волнах. «Дрейфуем к югу, — сообщил Котсу ее командир. — Погнуты линии валов, потерян вертикальный руль». Далее шли координаты места аварийной лодки.

«Идем к вам. Корректируйте наш курс», — передал ответную радиограмму Котс.

— Пять суток отпуска тому, кто первым увидит «щуку»! — пообещал он вахтенным сигнальщикам.

Но первым лодку увидел я. Как синий айсберг, возникла она на крутой волне, вся окутанная серыми смерчами испарений.

— Справа тридцать, дистанция двадцать пять кабельтов! — радостно заорал я, вытягивая вперед руки. Посрамленные сигнальщики обиженно кусали губы.

— Браво, младший! Зрение у тебя в ажуре, — одобрительно сказал Котс, разворачивая лодку на курс сближения со «щукой». Вскоре она вздыбилась совсем невдалеке от нас.

Вся в ледяных сталактитах и сталагмитах, лодка и в самом деле напоминала айсберг. Особенно бросалась в глаза носовая пушка, обратившаяся в белого мамонта. Зато изодранный в клочья ходовой флаг не был приспущен. Все люди были живы.

— Буксир сможете принять? — крикнул в электромегафон Котс.

На обезображенной палубе «щуки» появились люди. Вызвали наверх и нашу швартовую команду.

— Осторожнее с тросами, помощник, — инструктировал офицера командир. — Людей привяжите к леерам. Да глядите, аккуратнее стреляйте из линемета, глаза друг другу не выжгите.

— Может, руками подадим бросательный, товарищ командир? — вставил словечко пожилой боцман.

Реактивный линемет мы получили совсем недавно взамен бросательного конца, живущего на флоте, вероятно, со времен Одиссея. Не только старые боцманы, но и некоторые командиры с опаской восприняли новшество.

— Руками вы не добросите, боцман, — сказал Котс.— Ветер отжимной, а близко подходить не станем.

— На «щуке»! — поднеся ко рту мегафон, крикнул он. — Сможете вытравить несколько смычек якорь-цепи? Надо бы закрепить их на буксирном тросе, чтобы амортизировали рывки!

Вскоре наш минзаг по-бурлацки натужно, спотыкаясь на волне, тянул буксир. Поврежденная лодка рыскала за его кормой из стороны в сторону, словно упрямая телка, грозя оборвать противно скрежещущий буксир. Он лопнул на подходе к базе, когда уже подоспело спасательное судно. Дальше «щуку» повело оно.

Обычным порядком лодку освободили от ледяных оков, и все ахнули, увидев, как искорежил ее надстройки тайфун. Носовую палубу срезало, как ножом, и скрутило в рулон, словно лист картона. Ударом страшенной силы стальную скатку вклинило под пушку, согнув коромыслом ее стомиллиметровый ствол. В обшивке легкого корпуса зияли рваные пробоины и вмятины.

Оба наших экипажа выстроили на причале. «Дед Мазай» — так шутливо прозвали горячего, но отходчивого комбрига — сказал проникновенную речь. Слушая его, и я чувствовал себя немножко героем.

Глава 14

«Мне кажется, я снова обманываю себя. Делаю вид, что хожу в гости к своему маленькому другу Олегу, а на самом деле меня влечет к его маме. Не оттого ли, что в ее характере я нахожу какое-то отдаленное сходство с Ольгиным? Ту же неуемную гордыню, стремление к независимости и полное пренебрежение к пересудам. А может быть, просто потому, что Елена красива. Когда я впервые увидел ее с прической и в элегантном костюме, то едва не ахнул от удивления...»

— Слушай, Владимирыч, — говорит Камеев, когда они вместе с Костровым возвращаются с инструктажа. — Единственное, о чем я тебя прошу, — пожалуйста, не выпендривайся. Не забывай, что тут Черное море, мили промеренные, гидрология темная...

Камеев должен подтвердить одну из труднейших задач курса — противолодочный поиск. В назначенном районе ему надо обнаружить, атаковать и уничтожить подводную лодку условного противника. Эта роль поручена «тридцатке».

— Хотите получить нас на блюдечке с голубой каемочкой? — улыбается Костров.

— Во всяком случае, я рассчитываю на дружескую помощь. Только не удружи так, как комдиву Вялкову. Тот удивляется, как это тебе удалось прорваться в район удара. Говорит: «Чую, смухлевал Костров, не иначе как вышел из заданного квадрата», — испытующе глядит на спутника Камеев.

— Пусть проверит мой навигационный журнал, кальку маневрирования.

— Все это верно, но Вялков знает, что журналы тоже люди пишут.

— Дело его, каждый волен думать о других все, что ему заблагорассудится,— уклоняется от разговора Костров.

«Тридцатка» первой снимается со швартовов. Костров шлет сопернику семафор с традиционным «ни пуха ни пера». «К черту»,— отвечает Камеев.

Погода не балует. Подсуропила все четыре удовольствия: ветер, волну, туман и дождь. Мыча сиреной, лодка вихляет боками, как форсистая девчонка, танцующая шейк. Верхняя вахта с нетерпением ждет команды о погружении.

Зато под водой сухо и тепло. Костров сбрасывает