Гнездо там, где ты (СИ) - Алёна Краснова

Ну ладно, темная! … Вытащив из голенища её кинжал, на рукоятке которого красовался герб Зарт’риссов, я повертел его в руках и принялся выковыривать остатки пищи между зубов, исподтишка поглядывая на Лайнеф. Я был отомщен видом её сморщенной недовольной физиономии.

- Прекрати! – рыкнула она. - Я всё поняла. Квиты!

- Иди ко мне! Хочу знать, насколько хорошо ты поняла, – усмехнулся я и отложился в сторону нож.

- Вполне, – Лайнеф повернулась ко мне спиной, подложив руку под голову. Неужели спать собралась?! Её пренебрежение приказом стало не на шутку злить меня.

- Кто-то обещал быть покорным, – подбросив в костер сухих веток, я стянул сапоги.

- Заметь, только прилюдно, – зевнула она.

- Вот как? Значит война? – я бесшумно преодолел разделяющее нас расстояние, развернул бестию к себе лицом, намереваясь встряхнуть хорошенько, и напоролся на смеющиеся глаза. Я оторопел. Да она подтрунивала надо мной! Грудной, бархатный, искренний смех пленительным эхом разнесся по подножью величавых гор. Впервые я слышал, как она смеётся. И будь я проклят, если солгу! Мне понравился этот звук – смех уверенной в себе женщины, знающей цену редкому веселью. Невозможно было не заразиться.

- Ах, ты, шельма! Смеяться над своим господином? Ну я тебе сейчас задам взбучку! – околдованный ею, я завалился на принцессу, перекатился на спину, увлекая эльфийку на себя. Лайнеф села на меня сверху.

Спутанные, вьющиеся волосы темным ореолом легли на плечи, обрамляя улыбающееся лицо и белоснежную шею, всполохи языков пламени от костра отражались в огромных карих глазах. Моя воинственная наездница была великолепна. Я нетерпеливо рванул лоскуты, пожирая голодным взглядом обнажённое тело. - Ты покормишь меня?

- Ну, раз ты пришёл сам… - акцентируя внимание на этом факте, она многозначительно посмотрела на меня. Я зарычал, требуя немедленного ответа, ослепительная улыбка обнажила ровные белоснежные зубы. - То ДА!

- Чувствую, скучать мне больше не придется, – усмехнулся я, запустил пятерню в её волосы и притянул эльфийку к себе.

*****

- Лайнеф, подъём! Нам пора в путь! – тормошил я эльфийку за плечо, но темная не открывала глаз. Покрытая свежими царапинами, бледная, опустошённая, она пребывала в глубоком сне. Дьявол! Как же так? Я же всегда знал, когда следует остановиться, отчетливо чувствуя ту грань, за которой для жертвы наступал предел. С Лайнеф было всё иначе. Как дурман, слишком сладка, слишком желанна. Раз за разом доводя её до оргазма, я срывался и бесконтрольно пил и пил из неё жизнь, наполняя зверя силой и убивая эльфийку.

– Твою ж мать! Ненасытный ублюдок! – проклиная собственную сущность, выругался я в сердцах и кулаком долбанул по камню, сдирая кожу в кровь. Гора ответила эхом недовольства, как только паутинка трещин расползлась под моей рукой, и контрастом в памяти всплыло разносившееся эхо её смеха, что этой ночью потревожило покой седых скал.

Подхватив темную, я кое-как забрался в седло, усадил впереди себя и, прижимая к груди бесчувственное тело, пришпорил Сумрака. Знакомые пейзажи, доселе радовавшие глаз, сменялись один за другим, но сегодня они не грели черную душу своим великолепием. Чуждое, непонятное беспокойство за принцессу мешало созерцать всю эту красоту. Сон, в котором пребывала сейчас Лайнеф, мог стать беспробудным. Привычно забирая, но не умея давать, хватит ли у неё сил выжить, я не знал.

Под топот лошадиных копыт время перевалило за полдень, а темная всё спала. Злость на себя выела мозг, и ей уже не хватало во мне места. Очередной порцией ненависти она вылилась на эльфийку. Впервые, рядом с Лайнеф я ощутил себя слабым, неспособным управлять сущностью, сдержать алчность инкуба. Как смела она быть столь доступной, что позабыла о собственном инстинкте самосохранения?!

Когда до Данноттара оставался от силы час-полтора пути, в ярости я стал хлестать её по щекам:

- Проснись! Проснись, чёрт тебя побери!

Неожиданно тонкие пальцы вцепились в моё запястье, веки подернулись, гневный взгляд карих глаз сфокусировался на мне: - Полегче, ублюдок! Так ты свернешь мне челюсть.

Даже её грубость вдруг стала важна. Испытывая облегчение, я разразился громким хохотом.

- Демон, ты меня или убьёшь, или покалечишь, – проворчала эльфийка, зажимая уши. Она медленно села, поморщилась и посмотрела на меня. - Может лучше вернёшь невредимой в Килхурн?

- За каким чёртом тебе сдались эти развалины, если в качестве моей жены ты станешь хозяйкой полноценного и процветающего замка? Не зли меня, темная! – вспоминая килхурнского демона, я ощутил, как расплавленным свинцом закипает в жилах гнев. Неужели всё дело в этом щенке? - Твой будущий муж может проявить завидное терпение, но не советую дергать зверя за усы.

- Ах, даа, муж … Мы не обсудили один важный аспект, касательно этого вопроса.

Вот мерзавка! Еле языком ворочает, от слабости вся дрожит, стоит отпустить - на землю свалится, а от своего не отступится. Что за баба?! Ну-ну, … собака лает – караван идёт. Послушаем, что там за условие.

- Говори! Я готов тебя выслушать.

- Ну что ж, - она на секунду замешкалась с ответом, - Моё условие – мы не спим вместе.

- Что? – заорал я шокированный, останавливая коня. Сжимая в пятерне лицо этой дряни, я зафиксировал её взгляд, требуя полного внимания. – Это что за дерьмо? Грозная воительница струсила? Пошла на попятную после сегодняшней ночи, так? Предпочитаешь, чтобы данноттарские шлюхи отдувались за тебя?

- Только посмей! Подобного оскорбления я не потерплю! – процедила она, членораздельно выплевывая каждое слово мне в лицо.

- Послушай меня внимательно, детка! – встряхнул я эльфийку, на что она безуспешно попыталась оторвать мою руку от своего лица: - Я не собираюсь выполнять твоё гребанное условие! После того, как ты принесешь прилюдно клятву в верности и станешь моей женой, я буду брать тебя где и как хочу. И даже позу в процессе буду выбирать я, – цинично оскалился, но ведомый праведным гневом, тут же буквально взревел, - Ты всё поняла?

Ей ничего не оставалось, кроме как утвердительно моргнуть.

- Умница, детка! – усмехнулся я, большим пальцем погладил её щеку и выпустил лицо, вновь хватая поводья. Однако Сумрак не успел и десяти шагов ступить, когда воцарившееся молчание нарушили следующие слова: