Наследие. Печать Бездны часть 2 - Вячеслав Седов

   Её глаза широко распахнулись, а зрачки превратились в две маленькие точки, когда она нерешительно ступила ближе к безжизненному телу.

   - Я все-таки не буду спать одна, - с нескрываемым самодовольством произнесла чародейка, скрестив руки на груди и толкая ножкой обитый металлом мысок ботфорта.

   Раздался глухой, но едкий смешок.

   Эльфка замерла.

   Плечи полукровки задергались, запрокинутая голова поднялась, и на чародейку лукаво посмотрели желтые глаза. Закусив нижнюю губу, Карнаж склонил голову на бок и пошевелил ногами. Конечности действовали. Ничто не говорило о том, что мгновение назад его шандарахнули заклятием, способным разбивать в пух и прах стены в добрых четыре фута толщиной.

   - Конечно, не будешь, - Феникс поморщился и, уперев локти, высвободил засевшую в проломе спину, - Обожаю девушек с огоньком.

   - Как это возможно!? - эльфка попятилась.

   Банальнейшие вопросы и избитую картинность этой сцены, пожалуй, осмеял бы любой критик, подумалось Карнажу, но полукровка не мог не почувствовать глубокого удовольствия от произведенного им эффекта. Более того, именно такие, случайные, сценки, неуклюжие и нелепые для театра, но неожиданные и вносящие хоть какие-то краски в существование, радовали участников и надолго запоминались. В такие минуты никому до мнения критиков не было ровным счетом никакого дела.

   Феникс поднялся.

   Чародейка вскрикнула и отступила, скрывшись за дверью. Она захлопнула ее как раз во время. Через мгновение дерево жалобно заскрипело от удара. Эльфка наспех сотворила пару заклятий, пытаясь укрепить конструкцию.

   - Ну же! - Карнаж навалился на дверь плечом, - Я весь горю от страсти, магика!

   - Пошел вон! - раздался визг по ту сторону.

   - И не подумаю! Любовь не ведает преград, всегда стремится прямо к цели! Неужто я не смогу побороть твоей пагубной страсти к покойникам?! Дай же мне шанс!

   - Заткнись, заткнись! - верещала эльфка, видя, как осыпается штукатурка, и шатаются крепления петель.

   Еще немного и дверь не выдержит.

   - То, что ты строптива, лишь больше подбросит поленьев в очаг нашей страсти! Я далеко не тот огонь, что угасает с хладом и презреньем! А от гнева твоего я лишь пуще разгораюсь!

   Карнаж продолжал свою тираду каким-то издевательским тоном, мобилизуя всё, что он когда-либо слышал в пьесах с любовным содержанием, комедиях и даже трагедиях.

   Чародейка пришла в неописуемый ужас от этих увещеваний полукровки, все более походивших на горячность сумасшедшего.

   - Убирайся! - она готова была в отчаянии рвать на себе волосы, слыша, с каким усердием он ломится в двери.

   - Да разве ж мой напор и мой душевный жар не заслужили свой скромный гонорар?! - солидным ударом ноги "ловец удачи" проломил-таки пару досок, отметив с досадой, что источник красноречия иссякает и теперь не только его избранница, но и любой другой, кто не вчера родился, заметил бы наглый плагиат.

   - Стража! На помощь! - возопила эльфка, ведь утопающий хватается и за соломинку.

   - Конечно! - картинно распахнув двери настежь, улыбнулся полукровка, - Стражи в цитадели и впрямь немало, но только не в этом квартале, где обитают лишь немногие посвященные.

   - Умри! Умри же, проклятый! - еще одно отчаянное заклинание сорвалось в полет с изящных пальчиков, выбросив Карнажа наружу, словно пробку из бутылки.

   Он отлетел на балкон и без сомнения сорвался бы вниз и разбился, если бы не одна из колонн, что подпирали свод. Выбив своей спиной солидный кусок камня, Феникс снова удивился тому, что не почувствовал удара, вскочил и бросился назад.

   - Не раньше, чем ты станешь моей! - он влетел внутрь огненно-красным вихрем растрепанных волос, как вырывается на волю пламя, что долго томилось за заслонкой алхимической печки, и подхватил ее на плечо, словно пушинку.

   - Уйди-уйди!!! - эльфка в отчаянии забарабанила кулачками ему в спину.

   - "Странные они, эти волшебницы", - подумал Феникс, скидывая свою ношу на каменное ложе, исполненное в лучших традициях темных эльфов, которые предпочитали заниматься любовью не часто, зато подолгу и обстоятельно, - "Всегда норовят убить любого, кто просто и бесхитростно взывает к их женскому естеству, в кои то веки, плевав с высокой колокольни на все неописуемое могущество магии".

   Ранним зимним утром, когда в цитадели была еще темень, хоть глаз кали, на площади у ворот возникло заметное оживление. Два потока телег и фигур соединялись там в один большой пруд, над которым, словно мистические огни на болотах, пламенели редкие факелы.

   То и дело громыхали ящики, хлопала ткань на фурах и трещала мешковина, стягиваемая пеньковой веревкой. Приглушенные голоса периодически отдавали приказы и бранили нерасторопных с той ленивой интонацией, что придавала тон обреченной жалостливости любому, кого подняли из кровати ни свет, ни заря, посулив лишь долгий путь на пронизывающем ветру, да еще длинною в целый день. Благо, что зимой понятие "день" было сильно урезано в пользу ночи, если отталкиваться от того мерила, коим, впрочем, весьма субъективно, в этих краях являлся солнечный свет.

   Тард встал, подбоченившись, на большой ящик и взирал на приготовления с той нескрываемой гордостью, что свойственна любому после долгого и муторного ожидания результата. Гнома немного беспокоил лишь тот факт, что нынче утром возле него неотступно находился Карнаж, более того, потягивал свой чай с таким довольным видом, будто они направлялись не в пустоши, а, наоборот, возвращались за наградой. Дело в том, что последнее время возле Бритвы практически неотлучно присутствовал Гортт, но как раз его-то нигде и не было видно. Однако явился тот, кто долго и безвестно пропадал - полукровка, да еще с таким лицом, словно из двух слагаемых безусловного успеха сорвиголов "если красть - то миллион, если любить - то королеву" он таки умудрился выполнить один из пунктов. Если принимать в расчет, что лошадь полукровки стояла рядом и, кроме обычной поклажи в виде торбы и седельных сумок, не была отягчена парой сундуков или, на худой конец, громадным мешком с печатью казначейства, стало быть, "ловцу удачи" несметное богатство все также показывало шиш. Но вот в другом аспекте явно что-то обломилось.

   - Карнаж.

   - Да?

   - Что за идиотская улыбка?

   - Жизнь добра ко мне.

   - Ясно, - закусив мундштук трубки, протянул гном, раздербанивая зашитый мешочек со свежим табаком, - Ты это... заныкай свой оскал куда подальше, пока в путь не двинем. А там уж щерься всем ветрам из капюшона хоть до усрачки!

   - Ты не в духе? - вскинул брови полукровка, но улыбку спрятал.

   Карнаж неплохо изучил Тарда и знал, что неспроста в речи гнома вдруг появляется много крепких словечек и не самых любезных интонаций.