Закон меча - Дмитрий Светлов

– Это еще почему?

– Не по правилам! Тот берег принадлежит Пскову!

– Ну и что, я не крепость строю, поговорим и разойдемся миром.

– Прям как маленький, ничего не понимаешь! Нельзя незваным приходить, обидятся!

– На обиженных воду возят, – усмехнулся Норманн.

– Как бы ты через свое упрямство на войну не нарвался! – предостерег Речан.

– Ой ли! Какая война! Купцы ради денег землю продадут вплоть до своего порога! Хочешь, я забавы ради построю крепость на Луге?

– Оно тебе надо? – Речан с удивлением посмотрел на Норманна.

Ввязываться в местные разборки ему действительно было не с руки, крепость Ямбург, будущий Кингисепп, псковитяне сами построят через пятьдесят лет. Экспансия латинской церкви вынудит многих скандинавов бежать на восток. К этому времени Прибалтика уже будет под пятой ордена, и беглецы попытаются осесть вдоль берегов Луги. Никто не стал бы возражать против обычных переселенцев, но на берег высаживались не просто крестьяне или рыбаки, а вооруженные шайки под предводительством вожака. Такого соседства никто не потерпел бы, тем более что по реке ходили торговые караваны.

– В одном ты прав, – согласился с Речаном Норманн. – Крепость на Луге мне не нужна. Я псковитян к себе позвал, а они нос воротят, на своем берегу обустраиваются. Вот в пику им и велел свой шатер рядом поставить.

Наконец настал день приезда псковского руководства, что легко определялось по поднявшейся в лагере суете. Ночью Норманн в обычном челне перебрался через реку, а утром заявился в центральный шатер.

– Ишь какой шустрый! – злобно прошипел сидящий за столом седовласый дядька. – Или войны захотел?

– Ага, после обеда сменю сапоги и полезу на стены Пскова, – с усмешкой ответил Норманн. – По пути к вам забежал совета спросить, брать ли с собой оглоблю или на кулачках сойдемся.

– Зачем на нашу землю без спроса пришел?

– Вы на мою побрезговали ступить, так я не гордый, сам погостить зашел.

– Да ну его, Захарий Костромич, – подал голос рослый мужчина лет тридцати, – безотцовщину сразу видно.

– Ума смолоду не дали, сейчас палкой не вобьешь! – вынес вердикт седовласый. – И Ругодив небось взял по наущению Федора Даниловича?

– Ага, – ухмыльнулся Норманн, – да я манехо перепутал с флагами, не те поднял над крепостицей.

Троица лучших людей Пскова дружно опустила глаза. Видели! Видели, что над башнями поднят черно-желто-белый флаг Норманна и флаг Ганзы с сине-черно-белыми вертикальными полосками. История с «винным» кредитом не держалась в секрете и должна была достигнуть ушей этих серьезных дядечек.

– Читайте! – Норманн небрежно сдвинул серебряную чашу с творогом на меду и янтарным изюмом, затем бросил на стол три тугих свитка. – Здесь недалеко голубой шатер с шитыми золотом лошадками, я в нем остановился.

С этими словами нахальный визитер развернулся и пошел на выход. Он конечно же понимал вопиющую жесть нарушенных традиций и законов. Псковитяне сейчас оценивали его поступок как откровенное хамство. Бледный Нил стоял у входа с отвисшей челюстью, да и местная прислуга с дьяками выглядела не лучше. Ну да ладно, сами виноваты, пришли бы по-людски, с уважением, были бы приняты с лаской и почетом.

Вытолкнув остолбеневшего Нила из шатра, Норманн зловредно улыбнулся столпившимся у входа стражникам. Разговор-то велся не шепотком, а почти что криком, тут бы и спящий всполошился от подобного действа.

– Ты что творишь, Андрей Федорович? – запричитал Нил, когда отошли от псковского лагеря.

– Не волнуйся, жди послов и речей хвалебных, а сейчас дуй в Ругодив и приведи моих бояр. Вели одеться получше и сотню княжескую выряди.

– Гости твои обидятся, нельзя приглашенных людей в одиночестве оставлять.

– Их тоже зови, пусть с нами посидят.

Отдав необходимые распоряжения, Норманн приступил к утренней тренировке, причем специально подобрал место, чтобы его хорошо видели со всех сторон. До лагеря псковитян было метров пятьдесят, не больше, любопытствующая толпа собралась достаточно быстро. Люди сначала молча глазели на сольное выступление карельского князя, но во время спарринга раззадорились и принялись подбадривать бойцов. В завершение, желая покрасоваться, Норманн сделал серию эффектных прыжков и кульбитов. Затем за неимением досок покрошил несколько еловых стволов в мелкие кусочки для костра.

– Раньше не верил молве, нельзя в одиночку крепость взять. Сейчас посмотрел на тебя и согласился, лучшего воина земля не знала. – Воин со шрамом через все лицо снял с головы отделанную горностаем мурмолку и поклонился до земли: – Я псковский воевода Ефим Стрига, сочту за честь стоять с тобой плечом к плечу.

– Спасибо за доброе слово! – Норманн обнял воеводу. – Приходи вечером на чарку славного вина.

– Благодарю за честь, княже, обязательно приду.

После полудня из Ругодива потянулись ушкуи с французами, последним приехал Речан с гостями. Все настороженно смотрели в сторону псковского лагеря и втихаря косились на Норманна. Предположение, что Нил уже растрезвонил об утренней выходке в шатре посадников, подтвердил Речан.

– Андрей Федорович! Ты в своем уме? Разве можно так рисковать? – Старшина корабелов набросился чуть ли не с кулаками.

– Какой тут может быть риск? Так, позлил немного для острастки.

– Твое счастье, что приехали рассудительные люди! Другие давно скрутили бы тебя и увезли в темницу. Помаялся бы твой батюшка с уговорами и выкупом.

– Да я бы их потом…

– Все! Угомонись! – отрезал Речан. – Ты свое дело сделал, осталось ждать-дожидаться.

Однако долго ждать не пришлось, не успело прибывшее подкрепление обустроиться, как в шатер торжественно вошла делегация послов, низко поклонились на три стороны, и главный из них заговорил гулким басом:

– Бог наш Троица, иже прежде век сый, ныне есть, Отец и Сын, и Святый Дух, ниже начала имать, ниже конца, о немже живем и движемся есмы, и имже царие царьствуют и сильнии говорят правду…

Норманн слушал преамбулу с серьезным выражением лица, а в душе ликовал. Сработало! Псковские правители, как и ожидалось, ради предстоящих барышей готовы были забыть любые обиды. Наконец долгий монолог завершился ожидаемым приглашением:

– …храброго князя Андрея, иже над безбожными агаряны велику победу показавшаго, иже лифлянтов окаянных поработившаго, посадский боярин Захарий Костромич, степенный и старые посадники Илия Борисович с Яковом Григорьевичем в гости зовут.

Сейчас Норманн уже не ерепенился и ответил по правилам, с перечислением всех почитаемых в Пскове святых. Общий лейтмотив можно было свести в одну строчку: «Как я рад, как я рад, обязательно приду!»

Речан несколько ошарашенно выслушал обмен любезностями, но как правая рука князя проводил делегацию до псковского лагеря, не забыв добавить для солидности отряд из княжеской сотни.

– Нил ничего не соврал? – сразу по возвращении спросил Речан. – Ты бояр оплевал, а они в ответ к тебе с лаской.

– Я не слышал сказок Нила, – отмахнулся Норманн. – Давай одеваться-собираться, прихвати де Оньяна с немцем и Михаилом Всеволодовичем.

– Без княжеской дружины нельзя идти, они должны подарки поднести. А сами подарки где? Неужто забыл?

– Шкатулка на столе, – ответил Норманн, поворачиваясь в разные стороны для удобства слуг, которые расправляли цепи с подвесками.

– Разве это шкатулка? Не позорься! Дар должен быть княжеским!

Речан был полностью прав в своем возмущении, в это время подарки никак не зависели от дружбы или вражды встречающихся сторон. Весь «цивилизованный» мир от Китая до Англии следовал одному правилу, по которому подарком показывали свое богатство. Первым преподносил подарок гость, принимающая сторона отдаривалась при расставании.

– Ты крышечку-то открой, – засмеялся Норманн.

Речан последовал совету и на некоторое время затих, затем прокашлялся и сипло спросил:

– Сколько здесь?

– Пятьдесят марок[17].

– Пятьдесят марок «ангелочков» в простеньком ящичке! – Речан покрутил на ладони французскую золотую монетку с ангелом на реверсе. – Умеешь ты пошутить!

– Ты давай одевайся! И цепь у меня возьми.

– Своя есть! – буркнул Речан и вышел из шатра.

Что верно, то верно. Одаривая своих приближенных, Норманн никогда не скупился. Поэтому делегация князя Андрея Федоровича Вянгинского выглядела более чем богато. Все в шелках и бархате, у каждого на золотом или серебряном поясе пристегнут меч в сверкающих стеклом ножнах. К тому же для подобных представительских случаев Норманн придумал для княжеской сотни отличительный знак в виде белого шарфа с брошью. Китайской бижутерии у него было просто завались, почему бы не порадовать людей, заодно не пустить соседям пыль в глаза. Псковитяне прониклись, встречающие суетливо затолкались, некоторые начали стряхивать с одежды несуществующие пылинки. Лишь троица главарей с гневными лицами смотрела на самый обычный ящичек. Но вот де Оньян буквально всучил его в руки тому дядьке, который стоял в центре, немного придержал, дал человеку осознать почти что пудовый вес и откинул крышку. Блеск золотых монет привлек к себе всеобщее внимание, в шатре на несколько минут воцарилось молчание.