Даниил Галицкий. Первый русский король - Наталья Павлищева

Чтобы хану быстро доложили о приезде, следует нужным людям подарки поднести, договориться, ублажить…

– Как они могут не донести, если я к хану прибыл?

– Так ведь могут сразу сказать, а могут только к весне…

– А я же могу самому хану пожаловаться, что сразу не допустили…

– И вовсе из Орды не уедешь, найдут способ на тот свет отправить.

– Неужто просто убить могут?

– Не просто, а потому что не одарил, не уважил. Хитро травят, даже вон принцев и ханских жен травят, а уж об остальных что говорить?

Слышавший эти речи Андрей перекрестился:

– Да как же там жить-то? Не с собой же всю еду и питье везти?! На месяц не напасешься…

– Нет, еду там покупать будем, к чему-то придется привыкать, правда. Они свинину не едят, кур тоже, будет одна конина да овцы.

– Чего?! Я конину есть не стану, лучше с голоду помирать.

– Успокойся, Андрей. Не в гости едем, да и кто в чужой монастырь со своим уставом лезет? Если приехали, то будем есть, что дадут.

– Ладно, – тоскливо вздохнул дворский, – может, эта конина и ничего…

Такие разговоры велись каждый день. Князь старался, чтобы рассказы Хитрована слышали почти все, лучше, если люди сразу знают, что можно, а чего нельзя. Нельзя было многое. Нельзя наступать на порог жилища, это карается смертью. Нельзя неуважительно отзываться о Потрясателе вселенной Чингисхане. Нельзя мочиться в ставке. Нельзя мыться или мыть руки в реке.

Некоторые «нельзя» вызывали у Андрея бурный протест:

– А где мочиться-то?! Ежели по-большому надобно? Они что, вообще не гадят, что ли?! Если держаться, то за неделю так подопрет, что после не выковыряешь!

– Выйди за пределы и там садись.

– А ежели приспичит?!

– Потерпишь.

– А где мыться, если в реке нельзя, они не моются?

– Вообще-то не часто, но если нужно, то набирают воду в кувшин и поливают на себя. В проточной воде мыться нельзя, это оскорбляет реку.

– Во дураки!

Дураки не дураки, а учитывать привычки хозяев пришлось…

Когда Хитрован показал рукой вдаль на темные силуэты каких-то огромных стогов сена, занесенных снегом: «Сарай», Андрей даже не сразу понял:

– Это чего, скирды такие, что ли?

– Это столица Батыева! Не вздумай там что худое про город сказать, обратно не вернешься.

– А стена крепостная где?

– Нет, не нужна она.

Скирды оказались просто кибитками, снятыми с колес и поставленными на землю.

Стены и впрямь не было. Много чего не было, не было посада, ставка начиналась как-то сразу, только по краю шли кибитки, не слишком новые, часто даже ветхие. Между ними бегали, несмотря на холод, ребятишки, увидев княжий поезд, бросались следом, кричали: «Урус! Урус!», дразнились, натравливали на конных собак. Хитрован сразу предупредил, что собак убивать нельзя, научил как крикнуть, чтоб отстали. Хорошо, что научил, помогало.

Вообще все, о чем рассказывал Хитрован, сбывалось, князь с сопровождавшими быстро поняли, что без такого толкового помощника им было бы туго. Хитрован нашел и место, где можно остановиться. Караван-сарай называлось. На большом дворе не дворе, но внутри загороди стояли верблюды, кони и какие-то маленькие ушастые животные вроде жеребят, только потолще. Ослы, объяснил все тот же Хитрован. Сказал, сколько надо заплатить за постой, причем так твердо, что хозяин, видно, надеявшийся взять куда больше, поскучнел, но, получив шкурку соболя, тут же заверил, что станет охранять еще и сани…

– А что, их могут украсть во дворе-то?

– Пусть попробуют, – фыркнул Хитрован.

В тот же день он привел нескольких странноватого вида мужиков, долго им что-то объяснял, показывая на обозное имущество и загибая пальцы, те покивали, попрятали полученные деньги и важно удалились.

– Ты что, ворам платишь, чтобы не крали?

– У своих они не воруют, а вот у нас запросто могут. Теперь не будут. Лучше заплатить немного и жить спокойно, чем каждый день терять что-то.

– Тьфу ты! – злился Андрей, но он быстро забыл свое возмущение, как только Хитрован взял его с собой на торг и к чиновникам.

Князя пока оставили дома, объяснив, что сначала сами разведают. Разведали, вернувшись, Андрей долго крутил головой, не в силах даже рассказать, как провел день. Хитрован был более собранным:

– Нужным чиновникам взятки дали. О тебе, Даниил Романович, доложат хану уже завтра, ждать долго не придется. Надеемся, что примет в течение месяца. Служанкам ханши Баракчины тоже подарки передали, завтра скажут, что лучше подарить самой хозяйке. Но главное, помощнику их колдуна подарок умудрились передать, чтоб помог к колдуну подойти поговорить.

– Это зачем?! Я колдовству учиться не стану.

Взгляд Хитрована стал твердым:

– Данила Романович, ты желаешь не проходить меж огней и кусту не кланяться? Коли колдун дары примет, то не будешь, и без того хану намекнет, что ты чист, как весенняя капель!

– Правда, что ли?! – ахнул Андрей. – А я думаю, чего это он в глаза колдовскому сподручному заглядывает? Сам едва сдержался, чтоб не плюнуть, потому как мужик весь тряпьем и бирюльками обвешан хуже нашей бабы. Ах ты ж мой дорогой! Дай я тебя за это расцелую!

Хитрован отстранил дворского со смехом:

– Иди вон лучше с половчанкой целуйся, на которую на рынке глаза пялил.

Андрей явно такому замечанию смутился:

– Да не половчанка она, скорее наша, славянка, только загорела сильно, обветрилась. А хорошая девка, худая только, и глаза, что твои сливы, темные, большущие. Бьет ее хозяин, видно, потому как в глазах слезы и грусть…

Даниил с изумлением слушал столь лирическое объяснение из уст своего помощника, а Хитрован хохотал:

– Вот, вот, глаза как черные большущие сливы! Ты где такие у славянок видел? И взгляд томный, словно зовущий…

– Она и на тебя так глядела?! Словно умоляла, да? Жалко девку-то.

Теперь и князь понял, на что попался его дворский:

– Андрей, ты осторожней, эти девки нарочно на продажу выставлены, чтоб людей завлекать, я про такое слышал. Их на ночь берут те, у кого женщины нет.

– Ну да!

Вечером Андрей, зачем-то загибая пальцы, пересказывал, что у «этих безбожных» не так. Получалось много.

Одеты все одинаково, что мужчины, что женщины, сразу не поймешь, кто перед тобой.

– Как же ты понял?

– Ха! У них бабы работают! Нет, правда, все бабы делают, и кибитки ставят, и поклажу грузят, и кизяки таскают, и детей рожают…

– Так детей и у нас тоже бабы.

Андрей махнул рукой, от потрясения, которое испытал в этом необычном городе не городе, было не до смеха.

– А мужики слабые, ежели его с коняки ссадить, так совсем хилый. Занимаются только тем, что воюют, охотятся и коней мучают.

– С чего ты взял, что мучают?

– Ага, жилы им режут и кровь пьют. – Заметив, что многих едва не вывернуло от такого сообщения, он стал рассказывать о другом, да тоже не слишком приятном: – И топят кизяками.

– Чем? – поинтересовался впервые столкнувшийся со степняками Еремей.

– Говном сушеным. Подбирают по степи, сушат и жгут!

– Вонять же будет!

Андрей лишь руками развел, как бы смущаясь, мол, я же говорил…

– Это не город, это пока ставка, город будет после, когда для хана дворец построят. Слышь, Даниил Романович, у них и бабы в седлах сидят не хуже мужиков. Может, потому конница такая большая?

– Я не слышал, чтобы кто-то их в бою видел.

Дворский вздохнул:

– Может, дело не доходит…

Вообще рот у Андрея не закрывался все первые дни, он делился и делился впечатлениями, столь необычной и временами неприемлемой казалась жизнь в Орде.

Уже через день Хитрован, а за ним и сам Даниил знали, что нынче любит ханша Баракчина и ее ближайшие дамы. А на следующий день парень привел закутанного во множество тряпок (видно, сильно мерз бедолага) купца, за которым два рослых совершенно черных человека несли что-то тоже завернутое во множество оберток. Пока Андрей разглядывал необычных помощников купца (и не думал, что на земле такие люди бывают, сказали, не поверил бы, – роста огромного, обличьем точно в саже извозились, даже лица черные, лишь глаза сверкают и зубы, если рот откроет!), сам купец по велению Хитрована раскладывал принесенный товар перед не меньше, чем его дворский, изумленным Даниилом.

Дивиться было чему! Таких украшений Даниил Романович не видел, хотя очень любил дарить всякие безделки своей Анне да и про мать не забывал. Той в обители украшения не нужны, а вот четки брала охотно и оклады к образам тоже любила.

Но у купца переливались и сверкали одни других краше бусы, серьги, перстни… В шкатулке было немыслимое количество драгоценностей, столько, что у князя шевельнулось подозрение, что все это подделка. Успокоил Хитрован:

– Купец со своими людьми у нас пока поживет, если окажется, что это подделка, мы его хану и сдадим, там разберутся.

Купец, когда ему было повторено на каком-то тарабарском языке, замахал руками, залепетал, явно показывая, что все ценное и настоящее. Он протягивал в своих пухленьких ручках одно ожерелье за другим, прикладывал к лицу серьги, тыкал Даниилу большие перстни. Тот не выдержал: