Виктор Вавич (Книга 2) - Борис Житков

- Нет! нет! Не может быть!

Вдруг Башкин шагнул к двери, приоткрыл, заглянул в коридор и плотно прижал, повернул ручку.

- Анна Григорьевна! - и голос у Башкина забился тревожной нотой. Ради Бога, вы даете мне самое честное слово, что никто не узнает, что я вам скажу?

Анна Григорьевна села, она вскинула испуганный взгляд на Башкина.

- Нет, нет... зачем? Никому. Никому, если хотите. - Анна Григорьевна взглядывала на Башкина и поправляла на руке кольца. - Нет, если вам угодно...

- Анна Григорьевна! Милая! - Башкин с размаху сел на стул через угол стола. - Анна Григорьевна! - Башкин остановил пальцы Анны Григорьевны, прикрыл рукой. - Вы думаете, мерзее меня нет человека?

- Что вы?

- Нет, - громко сказал Башкин, - к черту! Прямо вам скажу - я, как мерзавец последний, делал пакости. Я, может быть, - крикнул Башкин и встал, - человека убил!

Анна Григорьевна смотрела на него, не отрывая круглых глаз, она сразу покраснела.

- Десять! Двенадцать человек! - закричал Башкин. Он весь напрягся лицом, и дрожала губа. И вдруг весь опал на стул, схватил руку Анны Григорьевны, через стол рванул к себе, прижался глазами со всей силы. Анна Григорьевна уж занесла другую руку, чтоб погладить волосы, но Башкин вдруг дернулся, вскочил. - И еще одного убью, - крикнул, - сегодня, может быть! Сейчас убью! Вот честный... честный крест! - Башкин с силой перекрестился. - У-бью! - и он опрометью бросился из комнаты, схватил свое пальто, шапку и выбежал с ними вон.

Башкин стремглав сбежал с лестницы, внизу наспех напялил шапку, взметнул пальто, совал руки, рвал подкладку. Он дернул что есть силы двери, бросился на улицу. И как хлопнула тяжелая дверь! Башкин решительными шагами зашагал по тротуару вправо. Ему казалось, что испуганное лицо Анны Григорьевны смотрит вслед. На углу, на панели, Башкин в сумерках увидел кучку народа, в середине высокий студент, ага! и вот белый номер на фуражке. Люди стояли без пальто, без шапок. Видно, из ближних дворов. Вполголоса урчал говор. Башкин услышал:

- Что вы говорите, господин студент, когда же сейчас человек оттуда пришел, сам же видел: разбивают.

- Я ж вам говорю - разбивают, - вдруг громко вскрикнул женский голос. Голос дернул Башкина, он встал в трех шагах и слышал, как все сразу заговорили громко, и беспокойная испуганная нота забилась над кучкой людей, громче, выше.

- Тсс! Тсс! - и студент махал рукой. Башкин подошел. - Вот распоряжение от комитета. - Студент поднес к глазам бумажку и, видно, читал на память - уж ничего нельзя было разобрать: - "Комитет безопасности при городской Думе взял на свою ответственность охрану порядка в городе и просит население помочь ему строгим соблюдением правил: первое, не выходить из домов с наступлением темноты во избежание эксцессов со стороны преступного элемента..." - Так, пожалуйста, господа, по домам. Комитету, уверяю вас, - студент наклонился, прижимал листок к груди, - комитету известно гораздо больше, чем этому человеку, и комитет принимает меры...

Люди медленно отходили от студента.

Только один человек - он придерживал у груди пиджак - подошел вплотную.

- Что значит меры, - он глядел вверх в лицо студенту, - когда же там разбивают, убивают, я знаю? А если там тоже студент с бумажкой, так что?

- Есть студенческая дружина, есть отряд целый, понимаете? - и студент повернулся и шагнул к Башкину.

- Слушайте, слушайте, - зашептал ему на ухо Башкин, - где это, где?

- На Слободке! - громким шепотом сказал человек в пиджаке. - На Слободке бьют еврейские лавки, - и он тряс пальцем в улицу направо. Башкин круто повернулся и быстро пошел направо, туда, в темноту, к Слободке. Он прошел размашистым спешным шагом уж кварталов пять по городу. Вон видно, стоит на перекрестке студент, и Башкин тем же ходом направил шаг к студенту.

- Вы знаете, что происходит? - не доходя еще, начал Башкин, и в голосе твердый упрек, возмущение. - На Слободке бьют лавки! Еврейские лавки!

- Правда? - и студент сунулся к Башкину.

- Там, там, - сердито махал Башкин пальцем в сторону Слободки. Студент глядел, куда тыкал Башкин.

- Ох! - и студент чуть присел. Башкин глянул - и легкое зарево низко перемывало по небу.

Оба с минуту глядели, как дышало зарево.

- Так что ж? Идем, или вы будете стоять, когда там...

- Да я тут обязан... - перебил студент.

- А ну вас! - Башкин шагнул прочь. - Ко всем чертям! - сказал он, шагая. - К сволочам!

Башкин свернул за угол. И вдруг тонкий рожок кареты "скорой помощи" и холодок дунул под ложечкой - спешной дробью простукали лошади, и вон фонари кареты пересекли улицу. И опять рожок, и бедственный звук прижал под грудью. Башкин шагал слабее.

Сдачи

- ДА НИЧЕГО там не того... не разберешь. - Виктор стоял боком в дверях столовой, без сюртука, в подтяжках. Он глядел и досадливо морщился на стенные часы и переставлял карманные. - А черт! Вот замотался, часы теперь стали - дьявол их... Да вчера ж тебе говорил - вот как к свиньям все за... за... черт его знает, - и Виктор завертел в воздухе кулаком с часами и зло, без терпения, глядел на Груню. - Не знаю, одним словом, - и Виктор вышел, и Груня слышала: возился, бросал что-то и с силой пинком толкнул стул.

Крики с улицы, и не визгливые, а густо поют будто. Груня вскочила, накинула шаль, побежала. Фроська туда же.

- Тебя куда несет! - крикнул Виктор в спину, как поленом стукнул.

Фроська на месте свернулась, платком полморды закрыла и перевивается вся.

- Марш в кухню! - крикнул Виктор и пошел по коридору. - Тебе чего, дуре, надо? Тебе чего понадобилось? Фроська дернула плечом.

- Подрыгай мне! Подрыта какая, скажите. Ее там не хватало. Фроська повернулась к окну.

- Сапоги!.. - крикнул Виктор. - С вечера! С вечера, дура, валяются!

Фроська шагнула, подняла с полу Викторов ботфорт.

- То-то! - Виктор пошел к себе, но в это время дверь распахнулась, и Груня торопливо вбежала, красная, и лицо все в радости и головой кивает, будто с веселым сюрпризом.

- Витечка! Народу! Поют, ходят, как на Пасху прямо. Ой, один смешной, понимаешь!

И Фроська из кухни высунулась, сапог на руке надет. Виктор стоял вполоборота.

- Мерзавцы! Орут, мерзавцы! - крикнул Виктор. Груня брови подняла. Жидам царя продали! - крикнул во всю глотку Виктор, ушел к себе, хлопнул дверью, хоть не очень.

Виктор сел на стул среди комнаты, слушал, идет ли Груня. Не идет.

- Тьфу! - плюнул Виктор со всей силы в обои перед собой. Встал, вышел в прихожую, лазил по карманам шинели, глядел чуть вбок. Платок достал - все злой рукой - пальцы нащупали конфету, и с платком вместе пихнул в карман шаровар, в самый низ. Ушел к себе.

В квартире было тихо, и слышно было, как подымались голоса в улице.

- Уря-я! - передразнил Виктор. И вспомнил, как Сеньковский кривлялся на еврейский манер: "Долой самодержавию и черту оседлости!"

Виктор скрестил руки, вцепился пальцами, и вдруг истома выгнула спину, и Виктор вытянулся на стуле, голову за спинку, и дохнул едва слышно сквозь зубы:

- Ре-ежь!

И вдруг оглянулся на Грунины шаги за дверью. Виктор вскочил, открыл двери и сделал хмурое лицо.

- А знаешь, старика можно устроить. Я уж говорил там... Видел полицмейстершу, просил, обещала. - И Виктор смотрел в глаза Груни, трогал глазами, пробовал.

- Ага! Ага! - говорила Груня, перевешивала Викторову шашку на крайний крюк.

- Да, и скажи, чтоб шинель почистила... и карманы вытрясти... труха всякая.

Виктор еще раз глянул в Грунины глаза, а Груня смотрела на вешалку, обдергивала свое пальто.

- Я думаю, Петру Саввичу надо, - начал Виктор и глядел на папироску, закуривал. Думал, глядит теперь на него Груня или уйдет сейчас, и вдруг над самой головой затрещал звонок.

Виктор кинулся к дверям, толкнул по дороге Груню.

- Кто? Кто, спрашиваю? - и держался за ключ.

- Не отпирай, не отпирай! - шептала сзади Груня. Но Виктор уже вертел ключом, он толчком распахнул дверь, толкнул человека.

- Да чего ты, дьявол, с ума сходишь! - какой-то штатский. Виктор нахмурился, вглядывался. Голос ведь знакомый.

- А тьфу тебя! - и Виктор пропустил мимо себя человека. Маленькая барашковая шапочка сковородочкой сидела на боку, как наклеенная.

- Да, конечно, Сеньковский, - шептал он и протискивался мимо Виктора. Он глазами уж зацепил Груню и протягивался к ней в узком месте. - А красивый, правда? - И Сеньковский состроил дурацкую рожу Груне.

Груня тихо повернулась на месте и пошла в коридор, в кухню.

- Гордая онау тебя, что ли, или не обедала? - говорил Сеньковский в прихожей.

Виктор запер дверь, оглянулся.

- Видал? - Сеньковский мотнул головой к дверям, и дрыгнула шапчонка.

- Штатское у тебя есть? - уж из гостиной говорил Сеньковский. - Нету? Ну-ну-ну, брат! - и Сеньковский размахивал пальцем перед самым носом Виктора. - У нас, брат, чтоб было! А где хочешь, там и доставай. Сейчас, брат, тебе расскажу. - Сеньковский скинул грязненькое пальтишко, кинул вместе с шапчонкой на диван, на подушку - Груня кошечку вышивала. - Водка есть? Без водки этого дела не разберешь. - И Сеньковский прошел в столовую. Там на скатерти стояли еще неубранные тарелки.