Месть обреченного - Виталий Гладкий

Свет в квартире я зажигать не стал – во избежание.

Задернув как можно тщательней шторы, я нашел свой старенький карманный фонарик и внимательно обследовал все комнаты, вплоть до ванной.

Нужно отдать должное тем, кто сидел в засаде. Все оказалось на своих местах. И только мой поднаторевший в сыскном деле глаз мог заметить совершенно незначительные следы пребывания в квартире непрошенных гостей.

Деньги, к моей радости, тоже были в целости и сохранности.

Я уже почти собрал объемистую спортивную сумку, как вдруг зазвонил телефон. От неожиданности я даже вздрогнул.

Кто это мог быть?

Маму я давно предупредил, что дома не ночую (правда, не объяснив истинной причины). Жанна не знала номер моего домашнего телефона. Баранкин тоже звонить не мог, так как ему было известно, что в своей квартире я не появляюсь.

Звонят с работы?

Там, наверное, полуправления уже знало, что мой телефон якобы не функционирует из-за обрыва на линии, что по нынешним временам всеобщего бардака не вызывало ни малейших подозрений – такое случалось и с телефонами других сотрудников УБОП едва не каждый день. Тогда – кто?

Телефон звонил не переставая. Значит, этот НЕКТО точно знал, что я дома…

Ладно, черт с ними, со всеми предосторожностями! В том числе и с прослушиванием линии – минута, другая, и меня в квартире не будет.

Я снял телефонную трубку и приложил к уху.

– Алло! Вы меня слышите?

Я молчал. Голос был тих, вкрадчив и незнаком.

– Ведерников, не стоит играть в молчанку. Вы слышите.

Итак, меня все-таки вычислили.

Кто-то заметил, как я входил в подъезд? Вряд ли.

Маркузик? Сомнительно – зачем это ему? Хотя… подстава с машиной – неплохой ход.

И все же, все же…

"Жучок"! Как я мог забыть про такую возможность?! При современных электронных средствах воткнуть бессонного "сторожа" – раз плюнуть.

Ладно, потом поищем, а сейчас побеседуем:

– Слышу. Кто вы?

– Без разницы. Да мы с вами и не знакомы.

– И слава Богу.

– Как сказать… Надеюсь, вы поняли, зачем я вам звоню?

Ну как же, я такой осел, что не понимаю сколько будет дважды два…

– К сожалению, нет.

– Не нужно притворяться, Ведерников. Вы – один из лучших оперативных работников УБОП.

Вот сволочь брехливая! Думает поймать меня на мякину.

– Вы мне льстите.

– Отнюдь. Должен констатировать, что операцию с установкой видеозаписывающей аппаратуры вы провели блестяще.

– За это мне зарплату начисляют каждый месяц.

– Всем начисляют, но многим совершенно зря. А вот вам…

Что-то этот тип чересчур густо мажет медом. Только ведь на мед слетаются не только мухи, но и шершни.

А у них жало – будь здоров…

– Давайте перестанем ходить вокруг да около. Что вам нужно?

– Это деловой разговор. Всего лишь копии видеозаписей. И ваше честное слово, что они больше нигде не всплывут.

Ого! Не хилые запросы. Он что, за лоха меня держит?

– И вам этого будет достаточно, чтобы оставить меня в покое?

– Да. Конечно, если вы не нарушите слово…

Так я тебя, сука, и поверил! Нашел дурака…

– Понял. Ну, а вам в голову не приходило, что вы толкаете меня на служебное преступление?

– Чушь! Насколько мне известно, видеозапись – ваша личная инициатива. И произведена она, мягко говоря, с нарушением закона.

– Это вы мне говорите о нарушении закона? Не смешите нас жить, как говорят в Одессе.

– Ну-ну, не будем. Сейчас ситуация в стране предельно ясна и однозначна. И изменить что-либо нельзя.

Погоди, сволочь. Придет время, и таких, как ты, тоже возьмут на цугундер. Дай только срок…

Жизнь – коварная штука. Она преподносит такие сюрпризы, что только держись.

– Пока нельзя.

– Возможно. Но мы не будем забегать наперед.

– А если я не соглашусь передать вам видеоматериалы?

Трубка умолкла. Я терпеливо ждал. Спустя какое-то время он сказал с угрозой: – Вы совершите большую глупость. И тут же спохватился: – Должен довести до вашего сведения, что мы за них вам хорошо заплатим.

– Сколько?

– Много. Чтобы вам хватило, если надумаете уйти из органов, начать свое дело. Двадцать тысяч долларов – отличная цена.

Я скептически ухмыльнулся.

Вот сволочи! Что же вы так дешево цените капитана Ведерникова и то, что он накопал!? Я ведь могу и обидеться.

– Я бы так не сказал, – ответил я сдержанно. – И вам известно, почему. На другой чаше весов лежат не какие-то жалкие тысячи, а миллионы долларов. – Боитесь продешевить? – В самую точку – боюсь. – Хорошо, тогда я предлагаю вам пятьдесят тысяч долларов. И это мое последнее слово.

– Так просто… Я не верю, что вы не потребуете более веских гарантий моего молчания.

На другом конце провода прозвучал довольный смешок.

– Приятно иметь дело с толковым человеком. Конечно же потребуем.

– И в чем они будут заключаться? Насколько я понял из разговора, вам достаточно моего слова.

– Естественно. И крохотного клочка бумаги с распиской о получении денег. Бухгалтерия, ничего не поделаешь.

Круто! Нет, они точно меня держат за лоха.

Или им попадались только продажные менты, готовые за тысячу баксов подписать что угодно?

– Понял. Не пойдет.

– Расписка – это обязательно.

Я вспомнил незабвенных Ильфа и Петрова и выдал:

– Согласие есть продукт непротивления сторон.

– Хорошие слова. Не сомневайтесь, мы тоже кое-что и кое-когда читали.

– Рад за вас. И тем не менее у меня с вами роман не получится.

– Меня информировали, что вы очень упрямы. Но я не думал, что настолько.

В голосе моего собеседника появились металлические нотки.

– У меня есть другое предложение – давайте оставим все, как есть. Я не собираюсь афишировать видеоматериалы (если, конечно, вы не станете меня "доставать"), но и денег у вас не возьму.

– Вы бессребреник?

– Скорее идеалист. Согласитесь, что за деньги не все можно купить.

Мне даже самому стало интересно: я и впрямь говорю правду, или кривлю душой? С одной стороны как будто верно – за деньги все не купишь. А с другой, как в песне поется, – "лучше быть богатым, но здоровым".

– Бесспорно. Но мы просто хотели оплатить ваши труды.

– То есть купить меня.

Он фыркнул, как кот.

– Зачем так грубо? Не скрою, нам хотелось бы видеть вас на своей стороне. Что здесь плохого? – И цель, и средства. – Откуда вам известны наши цели?

– Они настолько просты и примитивны, что не нужно большого ума для того, чтобы их понять. – И в чем вы видите примитивизм?

– За власть боролись всегда. И всегда в основе такой борьбы лежали деньги. Деньги, полученные любым путем. Чаще всего – неправедным. – Вы большой любитель истории?

– Не сказал бы. Я прагматик, как и большинство людей моей профессии. И люблю доверять только фактам. А факты – упрямая вещь. Их не спрячешь в словесной мишуре.

– Не скрою, разговор у нас получился интересный. Но это все софистика. А я предлагаю вам совершенно конкретные вещи.

– А я вам конкретно и отвечаю – нет. Мое предложение вы уже выслушали, свои решения я обычно не меняю. Деньги меня особо не волнуют.

– А вы знаете – я вам верю. Но хотите начистоту?

– Как вам будет угодно.

Он немного помолчал, а потом проникновенно сказал:

– Вы мне и впрямь импонируете. Но, к сожалению, не я заказываю музыку в этой опере. И трудно сказать, как посмотрит мое руководство на ваш отказ от сотрудничества в той форме, которая предложена.

– Это угроза?

– Ни в коей мере! Я высказал то, что думаю. Ну что же, я выполнил свою миссию, спасибо за беседу. Спокойной ночи.

– Взаимно…

Ночью я почти не спал.

Я так и остался в квартире, рассудив, что выковырять отсюда меня трудно. Но, скорее всего, никто этого делать и не будет, так как не очень верилось, что шавки Шалычева осмелятся потревожить меня среди ночи.

Но сон все равно не шел.

Только где-то около четырех утра, когда я с отчаяния полез под горячий душ, а затем выпил полстакана водки, усталость наконец смежила веки.

… И я провалился в трясину кошмаров.

Киллер

Крученый не был бы Крученым без своего обычного мещанского выпендрежа даже за бугром.

Он купил гасиенду в престижной местности. И теперь тешился дворянско-купеческими замашками: богатыми пирами со стриптизом и купанием при луне, шикарными девочками и конными скачками. Как же можно чувствовать себя вполне довольным жизнью, не имея приличной конюшни?

Однако и об охране он не забывал.

Насколько успел выяснить Эрнесто, Тимоха сумел собрать все местное отребье и поставить "под ружье". Безработица, этот самый страшный бич южноамериканцев, толкала молодых людей и на более серьезные преступления, нежели те, что творили юноши на гасиенде Тимохи.

Тем более, что платил он им прилично. А они даже за гораздо меньшую сумму могли отправить в преисподнюю кого угодно.

По ночам, кроме не менее двух десятков вооруженных охранников, поместье охраняли и собаки. А днем неусыпные глаза телекамер следили за всеми подходами к гасиенде.