Заставлю тебя полюбить (СИ) - Асхадова Амина

— Не обещаю, что воспользуюсь, но спасибо. Останови здесь!

— Точно.

Слуцкий плавно останавливает внедорожник у въезда в поселок. Я не прощаюсь.

Потому что, оказывается, и слова выдавить не могу.

Потому что вижу перед собой автомобиль Давида, который с самого его отъезда пылился в гараже. Я иногда приходила посмотреть на него. Вспомнить наши редкие поездки. В самом начале знакомства.

А теперь он здесь. Как призрак.

Я моргнула несколько раз, затаив дыхание. Это точно его автомобиль. Те же цифры и буквы.

Я вышла из внедорожника Слуцкого и оторопела — у водительской двери стояла мужская фигура.

Большая, опасная. Незнакомая. Я хорошо помнила, каким уезжал Давид год назад.

Не таким. Точно не таким пугающим.

Ты вернулся? Не верю, — билось в голове.

Все было так просто, что становилось жутко.

Глава 48

Я стояла в оцепенении. В распахнутом настежь пальто, потому что в салоне Слуцкого было жарко. Из полураскрытых губ выходил пар.

Тяжело дышать.

Тяжело.

Мой самый частый сон делает шаг вперед. Выходит из-за тени и попадает под жуткий свет желтого фонаря.

Между его пальцев тлел окурок. Курить не бросил, поняла я.

И Слуцкий не уезжает. Он еще не знает, кто только что вернулся домой. Не знает, насколько здесь становится опасно.

А Давид изменился. Сильно. Мощные плечи, внушающее телосложение. Только глаза такие же — уставшие.

Он смотрел на меня долго, и ничего нельзя было прочитать в его глазах. Я тихонько выдохнула, и черный пристальный взгляд уловил этот выдох.

Давид приблизился к внедорожнику Слуцкого и несколько раз постучал по крыше.

Я напряглась. Выдохнув сигаретным дымом, Давид приказал:

— Можешь ехать отсюда.

Тихо. Емко. Но страшно.

Я незаметно кивнула Слуцкому в подтверждение. Так будет лучше — я не хочу войны. Я против кровопролития. Против боли и несправедливости. Давид ведь на все способен.

Тем более сейчас.

Я экстренно просчитывала пути отступления. Думала, что делать дальше. Я так скучала.

Когда он подошел, я втянула носом запах сигаретного дыма и морозную свежесть. Дым породил воспоминания. Заставил память усиленно работать.

Наши ночи. Горячие, ревнивые. До одури безумный роман, переросший из ненависти в нечто непонятное, но невероятно большое.

— Ну, привет, — раздалось в полной тишине. Рядом стояли чужие дома и высокие заборы. Слева лес, но он был не так страшен.

Как улыбка Давида.

Она вышла отталкивающей. Немного чужой. Беспечной и циничной.

Давид огрубел. Рядом с ним холодно, темно. Мрачно. Давид ждал объяснений.

Я не поприветствовала его в ответ, хотя и тосковала дико. Я дернула подбородком. Объясняться не буду, и Давид прекрасно об этом знает.

— Не рада мне? — он подошел ко мне близко и выбросил окурок в снег.

Рада. Безумно.

Хочется прикоснуться к нему — к его отросшей щетине, и легонько погладить. Хочется провести пальцами по его шероховатым губам и вспомнить его бесцеремонные поцелуи.

Хочу зарыться пальцами в его жесткие волосы и прижаться к нему близко-близко.

Сцепив зубы сквозь слезы, я усмехнулась и, сама не знаю как, ударила Давида. По грубой щетине и шероховатым губам.

Я дала пощечину.

И вспомнила, какими темными бывают глаза зверя. Невероятно темными — я такие ни разу не видела.

— Почувствуй, как я рада! — процедила тихо.

Нарочно задев его плечом, я понеслась в сторону особняка.

К черту Давида.

К черту его тачку.

К черту все чувства!

— Стоять! — гаркнул в спину.

— К черту! — заорала я, оглянувшись, — к черту!

— Я сказал, стоять!

Давид думает, что я остановлюсь. Он даже с места не шелохнулся.

Это было ошибкой, потому что я бежала все дальше и быстрее. Спотыкаясь, я убегала от зверя.

Давид отвык от меня. От нас. Он привык к другим женщинам — у него их вагон и маленькая тележка была. Наверняка. Я так думаю.

Со злостью вытерев слезы, я ускорила шаг и почти сорвалась на бег.

Здесь было открыто. И вещей моих у ворот не было.

Нелюдь! Эльдар знал о возвращении Давида. Отправил меня на корпоратив, подкрутил машину и… просто невероятно! Он планировал уничтожить меня, но я стала лишь сильнее. Ему назло.

Я оглянулась: Давид ехал в мою сторону. Значит, не уедет. Не исчезнет. Он за мной вернулся. За нами.

Я отвернулась, пряча улыбку, и спокойно шагнула на территорию особняка. Давид не исчезнет больше.

— Ты опоздала, — слышу рядом. Эльдар.

— Можете выбросить мои вещи. Если смелости теперь наберетесь, — отвечаю резонно.

Даже не смотрю в его сторону — ураганом врываюсь в особняк и несусь на второй этаж.

— Следи за языком, девочка, — пригрозил Эльдар, смотря на меня с первого этажа.

— Довольно! — Давид ворвался в особняк как бешеный.

Голос у него был жутковатый. И тело еще опаснее стало, словно он там борьбой круглосуточно занимался. Или в постели с кем-то. Тоже вариант.

От собственных мыслей голова разрывается. Внутри все рвется — так плохо становится и тоскливо. В разы хуже, когда он был далеко. В разы страшнее.

Я забежала в спальню и вытащила из-под кровати чемодан, с которым переезжала в особняк. Пока за дверью раздавались шаги, я сгребала туда все вещи — свои и детские. Вперемешку.

Больше не позволю.

Издеваться, принуждать, эмоционально подавлять.

Никому не позволю.

— Эй, ты слышишь меня?

Нет. Я собираю вещи и не слышу. В ушах звон, все остальное — как сон.

Давид насильно поднимает меня с колен, заставляет выбросить вещи на кровать и тормошит. Приводит в чувство — совсем не нежно.

— Я здесь не останусь. Больше никогда. И только посмей угрожать детьми!

— Не собирался, — серьезно отвечает Давид.

Мне сложно ему поверить. Я все еще не думаю, что это Давид говорит со мной. Что Давид рядом.

Я поднимаю глаза и пытаюсь услышать, что он говорит. Сквозь звон.

— Я увижу детей, а потом заберу тебя отсюда.

— Заберешь? — повторяю хрипло.

— Да, — кивнул Давид, — есть серьезный разговор, Жасмин.

— Значит, больше не любишь меня? Приехал сказать, что нашел другую? — я сделала вывод.

Мой голос дрогнул, а Давид сощурился. Жесткие губы искривились в подобии улыбки, сердце рухнуло.

Я отшатнулась.

— Что ж, поздравляю тебя. Будь счастлив. Только я должна предупредить: ты не убьешь меня больше. Я умерла еще тем утром, когда ты улетел.

— Все сказала?

— Нет. Пусть я умерла, но моя жизнь продолжается. Просто чтобы ты знал.

— Еще что-нибудь? — уточнил Давид с темнеющим взглядом.

— На этом все, — важно сообщила я, — теперь можешь говорить о своих любовницах.

— Прекрасно. Обязательно скажу. Собирайся, прокатимся в уединенное место.

— Почти год, — задумчиво произнес Давид.

Муж. Или бывший муж. Или незнакомый и безумно опасный для меня мужчина.

Я не знала этого Давида — к нему нужно было привыкать. Заново.

Когда он направится к детям, я не сводила с него взгляда. Он побыл с ними немного, потому что явно разрывался, чтобы сказать мне нечто важное. Но больше его поразило, что Эмиль и Ясмин научились ходить.

Я с теплотой помнила каждое событие: и как ползать стали, и первый шаг каждого малыша. Давид все пропустил — ради нашего спасения.

А потом пришла мама Лиана, она плакала и целовала Давида. Просила больше не уезжать. Я оставила их наедине, посчитав это важным.

— Мам, нам с Жас надо отъехать.

— Конечно, езжайте. Я побуду с детьми. Не переживайте!

— Спасибо, мам, — коротко поблагодарил Давид и нашел меня взглядом.

Он сделал несколько размашистых шагов, взял меня за руку и повел за собой.

В голове всякое крутилось. Давид правда хочет сказать мне, что больше не любит меня?

Но ради такого не хотят уединиться. Он бы прямо здесь сказал. При детях, чтобы далеко не ходить.